Меня зовут Вера, мне шестьдесят семь. Последние десять лет моей жизни были посвящены подвигу. Подвигу любви и самопожертвования. Мой муж, мой любимый Костя, медленно угасал от редкой, неизлечимой болезни. Так сказали врачи. Десять лет я была его сиделкой, его руками, его ногами. Я бросила работу, забыла про подруг, про себя. Мой мир сузился до стен нашей квартиры, до расписания приема лекарств, до его тихих, благодарных вздохов.
Он был святым. Он никогда не жаловался. Он терпел боль с улыбкой, благодарил меня за каждую ложку бульона. Наши дети, давно выросшие и живущие своей жизнью, восхищались мной. «Мамочка, ты святая», — говорили они. А я не считала это подвигом. Я просто любила его.
Он умер месяц назад. Тихо, во сне. Я осталась одна в пустой квартире, наедине с тишиной и своей святой скорбью. Я была вдовой, которая выполнила свой долг до конца. Я не знала, что вся моя жертва, вся моя любовь, все десять лет моей жизни были чудовищным, дьявольским спектаклем.
Вчера я решила разобрать его старый письменный стол. Он стоял нетронутым, как памятник. В самом дальнем ящике, под стопкой старых счетов, я наткнулась на небольшую металлическую коробку, запертую на ключ. Я никогда ее не видела. Ключ я нашла приклеенным скотчем к ее дну.
Внутри были не его медали с завода и не наши старые фотографии. Внутри лежал ад. Пачки старых букмекерских квитанций. Расписки на огромные суммы, написанные на клочках бумаги. И маленький, потрепанный блокнот. Его дневник.
Я открыла его. И моя жизнь закончилась.
«15 мая, 2014 год, — писал он своим знакомым, аккуратным почерком. — Проиграл все. Снова. Долг теперь такой, что мне не расплатиться и за три жизни. Эти люди не шутят. Они найдут меня. Они убьют меня. И они не оставят в покое Веру. Нужно исчезнуть. Умереть. Но так, чтобы она не искала».
Я листала дальше, и строчки плясали у меня перед глазами.
«План гениален. Я болен. Неизлечимо. Я нашел врача, такого же должника, как и я. За списание его долга он напишет мне любую историю болезни. Редкое неврологическое заболевание. Медленное, мучительное. Идеально. Никто не будет копать. А я… я просто лягу в постель. И буду ждать. Это лучшая тюрьма. Лучшее убежище. Вера будет рядом. Она святая, она не бросит. Она будет моим тюремщиком и моим спасением одновременно».
Я читала, и меня начинало тошнить. Десять лет. Десять лет он не был болен. Он притворялся. Каждый его стон был ложью. Каждая моя бессонная ночь у его кровати была частью его плана. Он не просто обманул меня. Он украл у меня десять лет жизни. Он превратил меня в свою бесплатную сиделку, в свою охранницу, в живой щит, которым он прикрывался от своих кредиторов.
Я дошла до последней записи. Она была сделана за неделю до его «смерти».
«Я устал. Я больше не могу притворяться. Пора заканчивать этот спектакль. Врач достал мне то, что нужно. Пара капель в вечерний чай, и все. Сердце просто остановится во сне. Тихо, мирно. Как и подобает святому мученику. Прощай, Вера. Спасибо за все. Ты была лучшей клеткой, в которой я когда-либо сидел».
Я захлопнула дневник. Я сидела на полу, и во мне не было ни горя, ни боли. Только выжженная, черная пустота. Он не умер. Он покончил с собой. Он сбежал. Сбежал в последний раз, оставив меня одну разбираться с руинами его лжи.
И в этот момент в мою дверь позвонили. Громко, настойчиво, требовательно. Я, как в тумане, пошла открывать. На пороге стояли двое. Мужчины в кожаных куртках, с холодными, пустыми глазами. — Константин дома? — спросил один из них, отталкивая меня и проходя в квартиру. — Он… он умер, — прошептала я. Мужчина усмехнулся. — Умер? Удобно. Но долги не умирают, мамаша. Он был должен нам очень много. И раз его нет, платить будешь ты.
Истории, от которых кровь стынет в жилах. Если вам нравятся честные, острые и жизненные драмы, подписывайтесь на наш канал. Здесь мы не боимся говорить о самом главном.
