События 1969 года
Домой возвращался не спеша. Я знал, что все равно приду раньше мамы и хотел хоть немного сократить время пребывания в комнате одному. Когда был уже возле дома, кто-то громко и протяжно свистнул. Я машинально повернул голову в сторону, откуда донесся свист, и замер. Господи, как же я о них забыл! Это были те самые парни, которых я видел накануне. Они шли в мою сторону.
«Ну всё», – подумал я, но убегать не стал: нет смысла, все равно рано или поздно подкараулят. Отвернувшись, я быстро перекрестился и, тихо прошептав «Господи, помоги!», стал их ждать.
– И шо это я вижу? – начал еще издалека один из них. Он был меньше всех ростом, но с большой, не по размеру кепкой с козырьком. – Вы посмотрите на него, идет и не здоровается!
– Ты, фраерок, откуда тут нарисовался? – продолжил он.
– Да погоди ты, Сиплый, дай человеку сказать, – произнес коренастый парень среднего роста с худым лицом, скорее всего, старший среди них.
Я представился, вкратце рассказал, что и как, подытожив, что теперь мы с мамой будем жить здесь.
Старший достал из кармана семечки, ловко забросил одну в рот и, выплевывая скорлупу, сказал:
– У нас правило: в этом районе каждый должен нам платить. Так что с тебя два рубля в месяц. И это еще скажи «спасибо», что ты с нашего двора. Ну, а дальше увидим, что ты за фрукт.
– У меня не… – но не успел я договорить, как вдруг дыхание сдавило, а в глазах поплыли круги. Это меня кулаком в живот ударил толстяк, стоявший справа от меня.
– Слышь ты, давай не блатуй, – наклонившись к моей голове, сказал старший. – Это Митяй, считай, просто погладил тебя. Будешь быковать – рога быстро обломаем.
Они ушли, а я все еще сидел на корточках, приходя в себя.
Коля-младший, события 2012 года
Служба началась с громкого, басистого возгласа диакона: «Владыко, благослови!» В ответ запел хор. Потом они попеременно менялись: диакон громко читал, а хор пел. Все шло своим чередом. Людей в храме становилось больше, они тихонько покупали свечи и писали записки. Постоянные прихожане, как правило, приходили пораньше. Одной из первых была пожилая женщина, которая несла послушание в иконной лавке. Как всегда, первым делом она шла к поминальному подсвечнику, ставила свечу, долго молилась и только потом приступала к своим обязанностям. На это у нее была своя причина – одиночество. Последних из родных она похоронила три года назад. Дочь с мужем и детьми погибли в аварии.
– Меня зовут Николай, или просто Колька. Мне одиннадцать лет, и сколько я себя помню, каждое воскресенье бываю в храме, за исключением тех дней, когда болел или по каким-то другим важным причинам. А иногда, если честно, просто ленился утром вставать.
Я уже привык к длительным службам, тем более любил стоять впереди, чтобы все видеть. Так служба для меня не казалась такой длинной. Сейчас мое внимание было сосредоточено на алтаре. Я все ждал, когда начнут выходить с большой Книгой – Евангелием. Почему? Да потому, что впереди всех со свечой выходил мой дедушка. Он уже много лет прислуживает в алтаре.
Бабушка как-то сказала, что ему предлагали даже стать диаконом, но дед отказался. Ни он, ни бабушка так толком и не рассказали, почему. Да это и неважно. Я все равно очень гордился им и порой приглашал своих друзей в храм только для того, чтобы показать своего деда. Меня, кстати, назвали в честь него, поэтому меня зовут Коля-младший.
Дед выходил со свечой, как солдат с флагом, неся ее ровно перед собой, чуть приподняв. Походка ровная, неспешная. Не как-нибудь спустится по ступенькам, а выйдя с алтаря, сначала поворачивал налево, дойдя до середины, поворачивал направо, спускался по ступенькам вниз и, развернувшись, становился лицом к алтарю. После того, как батюшка осенял его крестным знамением, он медленно склонял голову, прямо как перед царем, и так же неспешно уходил в алтарь.
Раньше я думал, что батюшка благословляет нас, людей, и только потом узнал, что благословляет только свещеносца. Кстати, дед рассказывал, что тот, кто несет свечу перед диаконом с Евангелием, являет собой образ Иоанна Крестителя.
После службы у нас все было по расписанию: сначала мы шли в кафе, потом – в парк. В завершение – продуктовый магазин, где мы брали что-нибудь вкусное к чаю, и домой – пешком по набережной.
В этот раз, когда мы пришли домой, вдруг оказалось, что дед забыл ключи. Мама с папой были на работе. Они у меня военные, и вызвать в часть могут не только в выходные, но иногда даже и ночью, в основном кого-то одного. Но сегодня приехал к ним какой-то большой командир, поэтому приказали явиться обоим. Наверное, дедушка поэтому и живет с нами, чтобы я не оставался один. Хотя в свои одиннадцать лет я считал себя достаточно взрослым, а может, ему просто было одиноко после смерти бабушки, которая умерла полтора года назад. С того времени он и живет с нами. Хотя кто у кого – это вопрос. Папа рассказывал, что эту квартиру нам подарил дед, как раз в день моего рождения.
Наш двор был очень красивым и чистым. Много цветов на грядках и в клумбах. В центре двора красовался памятник пионеру, а рядом – детская площадка с качелями, песочницей, деревянным домиком и такой же деревянной машиной. По кругу располагались четыре скамейки для взрослых.
Главной хранительницей порядка была тетя Зина из десятого дома. И не дай Бог, кто-то посмеет бросить мусор на землю или сесть сверху на спинку скамейки, опустив ноги туда, где садятся, имели дело с этой женщиной. Тетя Зина закатывала такой скандал, что, если это были молодые люди, которые приходили к нам во двор к друзьям или девушкам, тут же от стыда убегали сломя голову. Ну, а если это были подвыпившие соседи, то могли и веником по спине схлопотать.
Еще она была у нас справочным бюро. Она знала почти всё и обо всех. Если нужно было узнать тетям, где их мужья, или почему чья-то дочка задержалась со школы, тетя Зина порой была единственной, кто знал: кто, где и почему.
Кстати, от нее-то мы с дедом и узнали, что родителей вызвали в часть.
– Коля, пойди пока покатайся, а я попробую дозвониться до твоих родителей, – сказал дед, доставая свой кнопочный телефон. На площадке никого не было, и я решил немного поупражняться на турнике. Однако не получив ожидаемого результата, я потерял всякий интерес к нему. Немного побродив, я остановился возле памятника.
– Странно, что его до сих пор не убрали, – сказал я вслух. – Насколько мне известно, много подобных памятников в парках и детских лагерях давно снесли, а наш не трогают. Да и странный он какой-то, – потирая памятник, подумал я.
Я и не заметил, как дед подошел. От неожиданности вздрогнул, увидев его. Дед стоял за моей спиной и тоже смотрел на памятник с таким вниманием, как будто видит его впервые.
Паша, события 1969 года
Вдруг заиграл баян, и кто-то запел гортанным голосом довольно знакомую песню: «Где же ты, Маруся…». Это к дяде Ване снова пришли друзья. Он всегда, кажется, после третьей рюмки брал в руки баян, которым очень гордился. Музыкой, конечно, это нельзя было назвать, но дядя Ваня считал иначе и у своих гостей постоянно требовал подтверждения:
– Ну как, правда здорово? Нет, ты скажи, как я? То-то, знай наших!
Первой выразила свое недовольство тетя Шура, это мягко сказано – «недовольство». Она стала кричать, чтобы он заткнулся, обзывала алкашом и тунеядцем, в завершение плюнула в сторону его двери со словами:
– Тоже мне Паганини!
«Почему Паганини? – подумал я. – Ведь он был скрипач. Наверное, тете Шуре из музыкантов только он и пришел первым на ум».
Вдруг дверь распахнулась, и из нее выглянул наш музыкант. Он грозно посмотрел на свою обидчицу и хотел что-то сказать, но, увидев меня, видимо, передумал. Махнув рукой, сказал:
– Пашка, иди к нам, я тебе сыграю.
– Не слушай ты этих алкашей, Паш, лучше пойдем на кухню, я блинов испекла, – сказала тетя Шура.
В общем, коммуналка, в которой мы жили, мне нравилась. Ссоры хоть и были частыми, но без злобы. А при мне так и вовсе старались не ругаться.
На редкость у нас была, пожалуй, самая маленькая квартира, и жильцов соответственно мало, что, кстати, мне очень нравилось. Нас жило семь человек: мы с мамой, дядя Ваня, тетя Шура. Кстати, они оба были одинокими, и нередко кто-то предлагал им сойтись. И тут начинался настоящий концерт. Вместе, как по команде, они желали лучше умереть, чем жить вместе. Хотя, как я говорил, все это явление временное. Через полчаса они уже могли пить вместе чай.
Еще у нас жила довольно мирная и тихая семейная пара с ребенком. Как раз месяц назад малышу исполнилось три года. Олег и Ольга были очень молоды и запрещали мне называть их тетей и дядей. Олег работал где-то на хорошей работе и частенько угощал меня конфетами, а еще говорил, что им скоро дадут отдельную квартиру. Однако тетя Шура поставила свой вердикт:
– Шпиён он, говорю вам, точно шпиён!
Сегодня мама пришла раньше с работы. Вид ее был уставшим и печальным.
– Что случилось? – спросил я, как только мама присела на диван.
Мама, обняв меня, поцеловала в голову и сказала:
– Ничего страшного, сынуля, просто меня переводят на новое место работы, и нам нужно переехать в другой район.
Я мог ожидать чего угодно, но эта новость меня ошеломила.
– Как так? Почему? Зачем, мам? Здесь рядом школа и наш любимый храм. Мне отец Сергий обещал стихарь. Так и сказал: «На праздник Троицы, Павел, благословлю тебе стихарь. Заслужил».
Но, заметив, что мама сама чуть не плачет, я взял себя в руки. Я знал, что должен не только защищать маму, но и не расстраивать ее. Ведь я же мужчина, мне уже тринадцать лет.
– Ма, ну и куда мы переезжаем? Может, не так далеко? – с надеждой спросил я.
Но ответ был неутешительным:
– Капотня.
Этот район возник в пятидесятых годах для рабочих при НПЗ. Круглосуточная копоть и дым от завода, а также большая труба с постоянно горевшим факелом огня были его визитной карточкой. В придачу, как, впрочем, и везде, здесь была своя местная банда, которая славилась своей агрессивностью.
У меня бешено заколотилось сердце. Я ничего не хотел представлять, но картины самых жутких вариантов стали проноситься перед моим внутренним взором. Теперь пришел черед мамы меня утешать.
– Ничего, Пашка, с помощью Божией мы справимся. Не переживай, вот пойдем в храм, возьмем благословение, и все будет хорошо, – говоря эти слова, мама все время поглаживала меня по руке.
Потом она посмотрела на меня и сказала:
– А давай прямо сейчас пойдем к отцу Сергию, сейчас чем-нибудь перекусим и пойдем.
Поведав свои переживания, мама посмотрела на батюшку и умоляюще спросила:
– Как мне поступать? Знаю, что выбирать не могу: или увольняйся, или смиряйся. Но мы так привязались к этому месту, к храму и к Вам…
Она не знала, что еще сказать, какие причины назвать, вопросительно посмотрела на него, надеясь, что он и так все понял.
Наступила продолжительная пауза. Отец Сергий то ли молился, то ли обдумывал, как правильно ответить. Но вот он, тяжело вздохнув, посмотрел на Наталью, потом на Пашу и спросил:
– А вы знаете, какой по счету у меня этот храм?
Не дождавшись ответа, он сказал:
– Восьмой! И к каждому из них я прикипал всей душой. Конечно, были такие, что и не успевал как следует со всеми познакомиться, как тут же переводили. Но все же я любил каждый свой храм, и как тяжело иногда было разлучаться со своей, ставшей родной паствой. Однако я должен служить, где поставили, а не где хочу. Так и вы поступайте, вот вам мой совет. И помните: у Бога случайностей нет.
Взяв благословение, с этим напутствием мы и ушли.
Капотня
Мне двор сразу не понравился: всюду было грязно, серо и тоскливо. Где-то доносились крики скандала, из окна дома напротив компания распевала пьяные песни, а один подвыпивший мужчина лежал на лавочке и громко похрапывал. И запах – отвратительный запах. Даже зеленые деревья и кустарники не добавляли красок этому печальному зрелищу.
Наш дом находился в конце двора. Окна комнаты, которую нам дали в коммуналке на третьем этаже, выходили во двор. Ужасно то, что в двух метрах от подъезда проходил забор, возле которого была куча мусора, и подвыпившие мужчины то и дело ходили туда справлять нужду. Зато комната была относительно чистой. Как нам позже рассказала баба Маша (ее дверь была напротив нашей), до нас здесь жила семья интеллигентов.
Через два дня мы полностью переехали. Успели побывать в школе, в которую меня должны были перевести, разложить свои вещи, которых оказалось не так уж много, и познакомиться с соседями. Для этого мама испекла пирог и вечером пригласила всех на кухню.
Дворовых парней я заметил еще из окна. Они сидели на лавочке, о чем-то разговаривали, а потом дружно и громко хохотали. Утром я боялся, что придется встретиться с ними, но, к моей большой радости, ни во дворе, ни по пути в школу я их не видел.
В школе все было так, как я и предполагал: знакомство с классным руководителем, потом – с одноклассниками. Кто-то хлопал по плечу, кто-то подшучивал – в общем, ничего необычного. Угроз в мой адрес не было, и на том спасибо.
Главарь банды Сова
Сова был не только старшим по возрасту среди дворовых пацанов, но и их главарем. Его старший брат (хоть и двоюродный) сидел в тюрьме уже во второй раз. От него парень и научился говорить на тюремном жаргоне, что придавало ему немалый авторитет.
В свои семнадцать лет он стал главарем малолетних пацанов почти всего квартала. Свое прозвище Сова он получил еще во втором классе из-за фамилии Соватин, с тех пор его на улице так и кличут. Дань с малолеток и случайных приезжих, плюс мелкие грабежи составляли их заработок. Когда увидели в своем дворе новенького, конечно, решили показать ему, кто тут главный.
Благословение
После очередного избиения Паша не пошел домой, а сел на автобус и поехал к батюшке за советом. Отец Сергий выслушал Пашу и сказал:
– То, что ты не ввязываешься в драку, не берусь судить, правильно это или нет, это твое решение. Но вижу, что не из-за страха не даешь сдачи: трусишка сразу бы платил, сколько скажут. Вот что я тебе скажу: есть одно средство, которое действует безотказно. Ты должен взять на себя какой-нибудь подвиг во славу Божию. Какой – сам реши: будет ли это пост, ночные молитвы с поклонами или доброе дело.
Паша задумался. Потом вдруг его осенило.
– Отец Сергий, мне кажется, я уже знаю, что можно сделать. У нас во дворе ужасно грязно и много мусора. Будет ли это подвигом, если я начну делать двор чище?
– Гм-м! Отличная идея. Только знай: берешь благословение – доведи до конца. Бросать начатое дело нельзя, тем более что искушения могут только возрасти. Готов?
Паша, немного подумав, ответил: «Готов!» Взял благословение и в приподнятом настроении, обдумывая план действий, поехал домой.
Возле подъезда стояла мама. Увидев Пашу, кинулась к нему:
– Паша, я чуть с ума не сошла! Где ты был? Почему так поздно? А это что? – увидев синяк у Паши под левым глазом, спросила мама.
– Да так, ерунда, – отмахнулся Паша. – Пойдем лучше домой.
Мама хотела было что-то сказать, но Паша, прервав дальнейшие расспросы, быстро зашел в подъезд. Чтобы успокоить мать, он сказал, что был у отца Сергия, так как сильно соскучился, но о самом разговоре, естественно, промолчал.
На следующее утро Паша решил действовать. Для начала нужно было убрать кучу мусора за домом, недалеко от подъезда: оттуда больше всего воняло. Там же он нашел старую скатерть с дыркой посередине. В нее и решил понемногу собирать мусор, заранее залатав кое-как дыру. Главное – не рассыпав, донести до мусоровоза. Для этого посередине, где была дыра, вложил кусок картона, а потом уже остальной мусор. И так утром и вечером каждый день. То, что мусоровоз приехал, было слышно по характерному звону в колокольчик. Не раз ему приходилось слушать язвительные насмешки от одноклассников, что от него воняет, но ничего не поделаешь. Конечно, в следующий раз он старался как можно аккуратнее собирать мусор, для этого использовал детскую лопатку, которую кто-то забыл в песочнице. Но запах все равно въедался.
Однако какую радость он испытал, когда под конец недели от кучи не осталось и следа! Для лучшего эффекта место, где была свалка, он еще и присыпал песком. Но радость его длилась недолго.
В один из дней, когда вечером он выносил очередной мусор, путь преградили местные пацаны из банды Совы.
– И шо это ты несешь, Мойдодыр? – спросил Сиплый, тот самый малый с большой кепкой.
– Слышали, ты тут шнырем заделался? А бабки когда отдавать думаешь?
– У меня нет денег, – опустив голову, ответил Паша.
– Не тупи, а то поставим на счетчик, – сказал стоящий рядом здоровяк и тут же дал подзатыльник. А Сиплый со всего размаху пнул скатерть, которую держал в руке Паша. Мусор разлетелся во все стороны. Парни громко рассмеялись, а Паша, чуть не плача, наклонился и стал снова собирать со всех сторон банки, тряпки, бумаги и стекла.
Но через месяц он заметил, что жильцы стали исправно выносить мусор вместе с ним к мусоровозу. По крайней мере, грязи во дворе больше не прибавлялось.
В один из вечеров мама присела рядом с Пашей, сначала погладила по спине, а потом, поцеловав в голову, сказала:
– Ты у меня молодчина! Мне соседи все рассказали, что ты делаешь, и очень хвалили тебя. Мне было очень приятно. Ты, кажется, повлиял на них, так как было принято решение помочь тебе и в ближайшие выходные провести субботник.
– Ура! – воскликнул Паша. – Как здорово! Значит, я скоро смогу завершить благословение.
– Подожди, сына, какое благословение? Ты о чем?
Паша немного смутился, но потом, подумав, рассказал маме о разговоре с отцом Сергием и его благословении на этот труд. Только о том, что с него требуют деньги, все же скрыл. Не надо маму этим расстраивать – решил он.
Субботник прошел, как говорится, на «ура». Женщины сажали цветы, а мужчины красили деревья и бордюры. Вскоре наш двор было не узнать – просто красота!
Зинка, девушка из десятого дома, вызвалась следить за чистотой двора. Она сказала:
– Мой брат скоро вернется из армии и обещал мне помочь в этом деле.
Только местной банде все это не нравилось: нельзя было бросать окурки, а пустые пачки от сигарет выбрасывать только в урну и так далее. Они пытались сопротивляться, но соседи вызвали участкового, и после разговора с ним они притихли. Конечно, во всем винили «чистоплюя» Пашу и вдвойне усилили давление на него. Когда встречали, то отбирали всё, что могли найти. Паша даже перестал ходить в магазин за хлебом, потому что его уже два раза грабили, а зачастую просто избивали. Он почему-то думал, что, если закончит дело, которое благословил батюшка, случится чудо, и бандиты отстанут от него. Но, к сожалению, становилось только хуже. После очередного разговора с батюшкой он понял: чудо не в том, чтобы проблема ушла, а в том, чтобы самому научиться терпению и смирению. А уж потом Господь может из врагов сделать друзей, а может даже смирить и привести ко спасению. В завершение благословил молиться о них, как за родных.
«Вот это уже куда больший труд, чем собирать мусор, – думал Паша. – Просто молиться – еще куда ни шло, но "как за родных" – это я даже не знаю, как себя надо настроить».
– Тебе достаточно знать, что Господь все делает из любви к нам и посылает тех людей, которые нам нужны для спасения, – сказал отец Сергий. Потом благословил меня в дорогу, и я ушел.
Буквально через неделю главарь банды Сова после драки попал в больницу с сотрясением мозга. Остальных его друзей пару дней вообще не было видно. Как оказалось позже, одних задержала милиция, другие прятались.
Сегодня у Паши было хорошее настроение. Погода способствовала: по-летнему тепло светило солнце, пели птицы. Когда он свернул в подворотню, то увидел тетю Дашу, идущую впереди него. Это была мама Николая, того самого главаря шайки с их двора. Его мама была очень доброй и отзывчивой, не раз ей приходилось извиняться за своего сына, оправдываясь тем, что он не такой плохой, как хочет казаться, а стал таким после смерти отца.
Паша хотел было догнать ее, видя, какие тяжелые сумки она несет, но не успел. С противоположной дороги на огромной скорости в подворотню влетел велосипедист. Он ехал прямо на тетю Дашу, но, увидев ее в последний момент, успел свернуть вправо. Последствия этого маневра были печальны: удар рулем по тете был такой силы, что ее тело оторвало от земли, развернуло в воздухе, и она громко упала на асфальт. Сумки с их содержимым разлетелись по сторонам.
Парень, который был на велосипеде, тоже упал, однако тут же поднялся, от испуга схватил велосипед и, толкая его впереди себя, быстро убежал. Паша тут же подбежал к тете Даше, думая, что она сильно ушиблась. Но, наклонившись к ней, мальчику стало понятно – все намного хуже. Она лежала в неестественной позе, глаза были закрыты, руки раскинуты в стороны, а из-под головы виднелось пятно крови, которое с каждой секундой увеличивалось.
Решение пришло само. Он машинально вскочил на ноги и побежал на улицу с криком:
– Помогите! На помощь!
Как назло, никого не встретил, кроме уходящего дедушки вдали, который на крик даже не оглянулся, и еще малыша, катающегося на самокате. Тогда Паша выбежал на проезжую часть дороги, увидел машину и стал подпрыгивать и махать руками с криком:
– Стойте, стойте!
Раздался визг тормозящей машины. Почти на ходу из нее выскочил мужчина. Это было так неожиданно, что парень не на шутку испугался: «Неужели ударит?» – пронеслось в голове.
Но нет, человек подбежал к Паше, схватил за плечи и, наклонившись, глядя в глаза, громко спросил:
– Парень, ты чего? Я же тебя чуть не сбил!
Паша, протянув руку в сторону подворотни, только и смог сказать:
– Помогите! Там… тетя, ее сбили, кровь… Скорую…
Мужчина бросился в указанном направлении, за ним – Паша. Но не успел парень добежать, как навстречу ему уже шел водитель с тетей Дашей на руках.
– Дядя!
– Не дядькай мне, Володя меня зовут. Забери там сумку с документами и быстро за мной, – крикнул на ходу Володя.
Володя хоть и ехал аккуратно, но явно превышал скорость, и на следующем повороте нас остановил гаишник. Володя, не выключая мотор, выбежал к милиционеру, что-то сказал ему, показывая в сторону своего авто, и тут же побежал обратно.
– Нас будут сопровождать, – только и сказал он.
И действительно, милиционер сел на мотоцикл, махнул нам рукой и поехал. Домчались мы быстро. Потом все было, как в кино: скорая, носилки, медсестра с уколом. Носилки с тетей Дашей занесли внутрь, Володя – за ними. Я остался ждать в машине.
Через полчаса вышел Володя, потянулся на ступеньках, как после долгого труда, и направился к автомобилю. Открыв дверцу, сказал мне:
– Что сидишь? Пойдем с автомата газировки выпьем, есть повод.
Я покорно вышел, и мы зашагали к автомату. Володя, положив руку на мое плечо, сказал:
– Ну ты, парень, даешь, прям герой! Врачи сказали, что еще немного, и было бы поздно. А так, считай, мы ей жизнь спасли, но без тебя ничего бы не получилось.
Потом он набрал газировку с сиропом в два стакана, отдал мне один, чокнулся и сказал:
– За тебя, герой!
Потом Володя подвез меня до нашего двора.
– Спасибо дя… – хотел было сказать «дядя», но вовремя опомнился. – Спасибо, Володя, что подвезли, Вы приходите к нам в гости, когда мама будет дома.
– Обязательно как-нибудь зайду, а сейчас до свидания, Паша, я очень спешу.
– До свидания, – ответил я и помахал рукой.
Домой бежал вприпрыжку, размахивая весело портфелем, осталось пройти подворотню, а там и наш двор. Но тут, откуда ни возьмись, появилась местная банда. Они перегородили выход и угрожающе направились ко мне.
Честно сказать, меня их вид, как никогда, очень испугал. Я повернулся и быстрым шагом направился обратно к выходу.
«Дурак, – подумал я, – надо было Володю сейчас пригласить в гости». Однако мысли мои кто-то резко оборвал сильным толчком в спину. От неожиданности, подставляя руки вперед, я упал на асфальт. Портфель вылетел из рук на землю, а я, исцарапав все руки и лицо, ударился о камень головой. Резкая боль, как током, прошла по всему телу, попытку подняться на ноги присек пинок в живот. Я скрутился от боли. Крики: «Мочи его, это он ментов навел», – звучали, как эхо в голове. «Каких ментов? Неужели они решили, что я милиции пожаловался?»
Хотелось объяснить, что-то сказать, но силы покидали… Удары сыпались по телу и голове со всех сторон. Уже теряя сознание, Паша прошептал: «Мама … Господи, помо…!»
События 2012 года
Николай Ефимович застыл перед монументом, и одинокая слеза скатилась по его морщинистой щеке. Память безжалостно возвращала его в те дни, когда жизнь казалась чередой бесконечных ошибок. Внук, такой чистый и невинный, не должен был узнать правду о своем дедушке, о том, что когда-то его называли Совой.
Он помнил тот роковой день, как будто это было вчера.
В больничную палату зашел встревоженный Митяй. Присев на койку и озираясь по сторонам, тихо сказал:
– Мы, кажется, того, нашего Мойдодыра замочили…
Эти слова ударили, словно молотом. Как могло дойти до убийства?
– Вы что, идиоты, натворили?! Мы же не мокрушники, дебилы. Вас же посадят.
– Не знаю, что это на Сиплого нашло? Я думал, он попугать пацана хочет, а он возьми да заточкой в живот ему. Все разбежались, а я сразу к тебе.
Я понимал, что это большая беда, и в будущем нас ожидают большие проблемы, но не понимал, насколько «большая беда».
Когда меня выписали с больницы, первым делом поехал в больницу к маме. Очень обрадовался, когда увидел ее, хоть и с перебинтованной головой, но живой. После краткого разговора она взяла меня за руку и, глядя прямо в глаза, сказала:
– Пообещай мне, что выполнишь мою просьбу.
– Конечно, мама, все, что угодно для тебя сделаю, – ответил я.
– Дай слово, что будешь защищать и никогда не дашь в обиду парня с нашего двора.
– Кто он?! – с тревогой спросил я.
– Паша. Ведь это он меня спас… – тихо сказала мама.
Всё, что происходило со мной потом, помнится смутно. Мне казалось, волосы начали шевелиться на голове. Я открыл было рот, но ком сковал горло, слезы стали застилать глаза. Меня начало трясти, я закрыл руками лицо и закричал от невыносимой боли. Рыдая, упал лицом на колени мамы. Это было отчаяние, которого я до того времени никогда не испытывал.
***
Не смогу простить себе никогда. Но пока я продолжаю нести свой крест в одиночку, беру всю боль на себя, защищая близких от знания моего темного прошлого, которое навсегда останется моей ношей.
Когда развалился Союз и многие памятники стали убирать, Николаю пришла в голову мысль оставить для потомков память о Паше. Он выкупил один из памятников, стоявший когда-то около дворца пионеров. Потом нашел хорошего скульптора, который за небольшую плату переделал лицо пионера на лицо Паши (фотографию Паши дала его мама, и это фото всегда было с ним).
С тех пор памятник Паше стоит в центре нашего двора, ведь этот паренек изменил не только внешний облик территории, но и всех нас. После его смерти все поменялось. Моих бывших друзей посадили в тюрьму, поэтому беспредел закончился, соседи сплотились и стали жить, как одна большая семья. Зинка до сих пор несет вахту, следя за порядком.
А я? Я порвал с прошлым, устроился на завод, женился и, главное, стал верующим человеком.
Непривычно для нас, но Пашу отпевали в храме. Я решил тоже пойти, и как оказалось, не зря. Проповедь отца Сергия очень тронула меня, я и не предполагал, что священники настолько образованные, каждое слово батюшки, словно огонь, обжигало мне сердце:
– Когда Господь вывел народ Израильский из Египетского рабства, Он повел их через пустыню в землю обетованную, где была плодородная земля, цветущие сады, вода и главное – свобода. Господь не оставил в пути Свой народ, Он давал им пищу и воду, однако нашлись те, которые отвернулись от Него и, соорудив себе золотого тельца, стали ему поклоняться. Наша жизнь – это пустыня, а конечная цель – Царство Небесное, нельзя забывать и о том, что как тогда, так и сейчас Господь не оставляет нас, лишь бы мы не отворачивались от Него. Свой путь через пустыню Павел прошел достойно. Я скорблю вместе с вами, ушел мой любимый помощник и духовное чадо.
Склонившись, отец Сергий поцеловал лоб Паши и тихо сказал:
– Всегда буду молиться о тебе, сын мой, а ты обо мне там молись.
В самом начале, когда пришел в храм к отцу Сергию, первым делом принес покаяние за все мои грехи, без утайки все ему рассказал. Но мне этого было мало: совесть так мучила, что не раз просыпался в холодном поту, а иной раз кричал во сне, как говорила моя супруга, звал Пашу. Мне хотелось исповедоваться в этом грехе каждый день, но батюшка запретил, сказав, что это тоже грех – неверие в милосердие Божие.
Напомнил апостола Петра, который хоть и был восстановлен в апостольстве после троекратного признания в любви к Господу, все же каждый раз, когда слышал крик петуха, горько рыдал.
Для меня «криком петуха» является памятник, который служит напоминанием о том преступлении, в котором я хоть и не участвовал, но был причастным. Сколько лет прошло, а слезы не высыхают.
В храме два раза предлагали рукоположить во диаконы, но я отказал. Не достоин. Зина тоже ходит в храм, прислуживает в иконной лавке. Знаю, что она в детстве тайно была влюблена в Пашку и, узнав о его смерти, даже хотела наложить на себя руки. Как же она, бедная, рыдала перед гробом! Да что там она – весь двор рыдал, мы действительно потеряли ставшего родным для всех нас человека.
Баба Зина, как ее сейчас все зовут, каждый раз первым делом идет к панихидному столику поставить две свечи: одну – за свою родню, а одну – лично за Пашку.
Вдруг, очнувшись как от сна, я услышал голос:
– Деда, а деда! Пойдем, вот мама с папой идут.
– А? Что? Ах, да, конечно, пойдем, Колька, сейчас все вместе будем пить чай.
Дед перекрестился, похлопал памятник по плечу и сказал:
– Так становятся святыми, внучек. Это человек, который сделал мир чуточку чище. Когда-нибудь я тебе о нем расскажу… Когда-нибудь… А возможно, не только о нем.
Потом, крепко взяв внука за руку, направился к дому.
Подать записку о здравии и об упокоении
ВКонтакте / YouTube / Телеграм
