День Нестора Летописца = День историка
9 ноября (27 октября по старому стилю) в церковном календаре отмечена память преподобного Нестора Летописца.
Я давно уже отношусь к этому дню не только как к церковному празднику. Без особых преувеличений Нестора можно назвать «отцом» русской истории. И хотя в исторической науке вот уже почти два столетия ведутся споры относительно того, какую именно летопись создал Нестор, само его участие в летописании сомнений не вызывает. Летописцем он назван в Киево-Печерском патерике, составленном в XIII веке («Нестер, иже написа Летописець»), а в одном из списков «Повести временных лет», так называемом Хлебниковском, XVI века, его имя прямо указано в заглавии: «Повесть временных лет Нестера, черноризца Федосьева манастыря Печерьскаго…» По мнению большинства исследователей (хотя согласия здесь, повторюсь, нет), именно ему принадлежит само заглавие «Повести…» — те самые слова, с которых она начинается и которые так памятны нам: «Се повести временных лет: откуда есть пошла Русская земля, кто в Киеве нача первее княжити и откуда Русская земля стала есть…». Слова эти, можно сказать, задали направление всей русской исторической мысли, занятой со «времён Нестора» поиском места Руси среди других стран и народов и её исторического предназначения.
Кроме того, печерянин Нестор — автор двух едва ли не первых русских Житий — «Чтения о житии и о погублении» святых Бориса и Глеба и Жития преподобного Феодосия, игумена Печерского. И оба этих сочинения также признаются выдающимися памятниками не только древнерусской литературы, но и древнерусской историографии.
Всё это я пишу для того, чтобы обозначить главную свою мысль: 9 ноября, день Нестора Летописца, должен быть обозначен и в светском календаре и праздноваться как День русской истории, или День русского историка. Подобно тому, как 24 мая, день памяти святых Кирилла и Мефодия, великих учителей славянских и создателей славянской азбуки, мы празднуем как День славянской письменности и культуры. Скажу так: День русской истории также заслуживает того, чтобы быть внесённым в календарь наших значимых дат.
Текст этот частично был размещён в ноябре 2020 года на сайте издательства «Молодая гвардия» (http://gvardiya.ru/pub/news/den-russkoy-istorii), а также в «Литературной газете» (4 ноября 2020. № 44 (6759)) и на ряде интернет-сайтов. Саму идею поддержали несколько видных историков и писателей. А в последнее время идею празднования 9 ноября Дня российского историка поддержал и авторитетный журнал «Историк» (Историк). Значит, можно надеяться на то, что празднование это и в самом деле способно утвердиться в нашем сознании, а может быть, даже и в официальном календаре праздничных дат.
В любом случае, я рад поздравить с днём Нестора Летописца всех нас, любящих историю и занимающихся ею!
***
В дополнение приведу свой текст о преподобном Несторе, который — в форме интервью — был опубликован в журнале «Историк» (2020. № 11 (71). С. 50—55).
Помещаю его в первоначально подготовленном для журнала виде.
Летописец Нестор — несомненно, одна из самых загадочных фигур ранней русской истории. Имя его действительно «на слуху»; знают о нём, наверное, все, но вот о реальной его биографии известно настолько мало, что для большинства он давно уже превратился в полумифическую фигуру — вроде пушкинского Пимена из «Бориса Годунова» («Ещё одно, последнее сказанье — и летопись окончена моя…»).
Так что же нам известно о Несторе Летописце более или менее достоверно?
Прежде всего, Нестор — выдающийся писатель древней Руси. Он не только летописец, но и агиограф — автор первых дошедших до нас русских Житий — «Чтения о житии и о погублении» святых Бориса и Глеба и Жития преподобного Феодосия, игумена Печерского. В этих сочинениях он сам называет себя по имени, и только отсюда мы узнаём некоторые биографические сведения о нём. Нестор был иноком Киевского Печерского монастыря — самого прославленного из всех русских монастырей, основанного родоначальниками русского монашества святыми Антонием и Феодосием в середине XI века. Он принял пострижение при печерском игумене Стефане (1074—1077/78) и при нём же был возведён в сан диакона.
Имя Нестора присутствует также в Киево-Печерском патерике — сборнике рассказов о подвижнической жизни первых насельников монастыря, составленном в XIII веке. Впервые он упоминается в рассказе одного из авторов Патерика, печерского монаха Поликарпа, об «изгнании бесов» из инока Никиты — будущего епископа Новгородского и почитаемого святого; событие это происходило при печерском игумене Никоне (1078—1088). Причём Нестор назван здесь автором летописи: «Нестер, иже написа Летописець». Ещё раз Нестор назван автором «Летописца» в рассказе о другом печерском иноке — Агапите, «безмездном лечце» (бескорыстном враче), жившем в конце XI — начале XII века.
Это, собственно, всё, что мы знаем о Несторе наверняка. Так что воссоздать его биографию хотя бы в общих чертах — задача чрезвычайно сложная. (К слову, я работаю в издательстве «Молодая гвардия» и могу сказать, что за время моей работы два очень серьёзных историка, предлагали написать книгу о Несторе в серии «ЖЗЛ». И оба в итоге отказались: долго готовили материалы, но рукописи так и не представили.
(Эти слова, напомню, писались в 2020 году. Ну а в 2022 году книга «Нестор Летописец», наконец-то, вышла в серии «ЖЗЛ». Автором её стал известный отечественный филолог и историк, специалист по древнерусской литературе Андрей Михайлович Ранчин.)
Зато в интернете и популярной литературе такие попытки предпринимались и предпринимаются. Но, как правило, оказываются несостоятельными, ибо основываются либо на уверенности в том, что Нестору принадлежит весь текст начальной русской летописи и, следовательно, к нему относятся любые замечания летописца о себе, либо вообще на ошибочном прочтении летописного текста.
Приведу два примера. Иногда говорят или пишут, будто Нестор — уроженец Белоозера. Это мнение восходит к историку XVIII века Василию Никитичу Татищеву, который неточно истолковал знаменитую легенду о призвании варягов и имя одного из братьев Рюрика — «Синеус» — первоначально прочитал как: «седе у нас». Получилось в тексте его «Истории Российской»: «…а другий, Синеус, седе у нас на Белеозере…» «У нас» — то есть на родине автора, Нестора? А отсюда в «Предъизвещении» к «Истории Российской» уже в виде утверждения: «Нестор родился на Беле озере».
Называют возможные даты рождения Нестора — чаще всего, 1056 год (опять-таки дата впервые приведена Татищевым). В данном случае основываются на словах летописца (из статьи 1051 года) о том, что он, летописец, пришёл в Печерский монастырь к преподобному Феодосию семнадцатилетним. Считая, довольно-таки произвольно, что пришёл он за год до смерти преподобного (а Феодосий умер в 1074 году) и вычитая 17 из 1073, получают искомую дату. Но к Нестору ли относится эта биографическая подробность? Ведь в Житии Феодосия — сочинении, бесспорно принадлежащем Нестору, — он сообщает, что пришёл в монастырь уже при преемнике Феодосия Стефане. То есть запись, скорее всего, сделана другим человеком, не Нестором.
Так мы подходим к ключевому вопросу — о Несторе как о летописце. Принадлежит ли ему авторство нашей первоначальной летописи, «Повести временных лет»?
Этот вопрос остаётся предметом острых споров среди историков на протяжении вот уже более двух веков.
Давняя и прочная традиция называет Нестора автором «Повести…». В одном из её списков, так называемом Хлебниковском, XVI века, его имя прямо указано в заглавии: «Повесть временных лет Нестера черноризца Федосьева манастыря Печерьскаго…» (В других, более ранних списках имени Нестора нет, а в самом раннем, Лаврентьевском XIV века, отсутствуют и слова о «черноризце Феодосьева монастыря».) Кроме того, в той редакции Киево-Печерского патерика, которая появилась в XV веке, при упоминании имени Нестора в Слове об Агапите «лечце» указано, что он, Нестор, в своём «Летописце» написал «о блаженных отцах о Дамиане, Иеремии, и Матфее, и Исакии». Рассказ об этих подвижниках — печерских монахах — читается в «Повести временных лет» под 1074 годом. А значит, автор (или точнее, редактор) патерикового текста отождествлял «Летописец» Нестора именно с «Повестью временных лет».
Наши первые историки (Татищев, Шлёцер, Карамзин) также не сомневались в этом, и в историографии XVIII—XIX веков летопись так и называлась «Несторовой». В дальнейшем, однако, было доказано, что «Повесть временных лет» является сводом более ранних, не дошедших до нашего времени летописей и не может принадлежать одному автору. С именем Нестора начали связывать редакцию начала 10-х годов XII века — так называемую Первую редакцию «Повести временных лет» (по терминологии А. А. Шахматова). Казалось бы, такой вывод подтверждается тем, что в ряде летописных статей автор прямо говорит о себе как о монахе Киево-Печерского монастыря. Однако еще в XIX веке были замечены явные фактические противоречия между Житием Феодосия и «Чтением» о Борисе и Глебе (то есть сочинениями, бесспорно принадлежащими Нестору), с одной стороны, и летописными статьями, рассказывающими о тех же событиях, — с другой. Некоторые из этих противоречий касаются личности самого рассказчика (о чём выше уже было сказано); некоторые — трактовки описываемых событий. Совершенно по-разному в летописи и Житиях рассказывается, например, об основании Печерского монастыря, о принятии в нём Студийского устава, о гибели святых Бориса и Глеба и т. д.
Исследователи пытались объяснить эти противоречия по-разному. Так, по мнению крупнейшего нашего летописеведа Алексея Александровича Шахматова, они вызваны значительным временным промежутком в работе автора («Повесть временных лет», по Шахматову, Нестор писал спустя четверть века после «Чтения» и Жития), а также тем обстоятельством, что, работая над летописью, Нестор привлекал более ранние своды, откуда и заимствовал те статьи, содержание которых противоречило его собственным агиографическим сочинениям. Помимо явной искусственности такого объяснения, остаётся неясным, что же тогда принадлежит в летописном тексте самому Нестору. Другие считали имеющиеся противоречия не столь принципиальными. Например, допускали, что Нестор пришёл в монастырь при Феодосии, а при его преемнике Стефане принял пострижение. Согласно ещё одному предположению, Нестором вообще была написана какая-то иная летопись, отличная от «Повести временных лет» и не дошедшая до нашего времени, — ее-то будто бы и имел в виду Поликарп. Наконец, высказывалось даже предположение о существовании двух Несторов, один из которых был агиографом, а другой — летописцем.
В общем, можно сказать, что какого-то удовлетворительного решения «загадки Нестора» до сих пор не найдено, и вопрос остаётся открытым.
Но разбираться в этих проблемах, углубляться в «дебри», в сравнение текстов — это, на мой взгляд, удел специалистов — текстологов-летописеведов. В той или иной степени, но участие печерского инока Нестора в летописании сомнению не подлежит. Свидетельство печерского же постриженика Поликарпа (напомню, автора XIII века), который прямо назвал Нестора летописцем, многого стоит! Замечу, что ни в Печерском патерике, ни в других древнейших памятниках русской письменности более так не назван никто!
Вообще, мы знаем по именам очень немногих из летописцев домонгольской Руси. Кого можно назвать? Игумена Выдубицкого монастыря Сильвестра (будущего епископа Переяславского), оставившего запись о том, что он написал «книги сии Летописец» (то есть составил одну из редакций «Повести временных лет»?). Или некоего Василия, автора вошедшего в летопись рассказа об ослеплении князя Василька Теребовльского в 1097 году, в котором упомянул своё имя. Ещё одного выдубицкого игумена Моисея, трудившегося в Киеве в самом конце XII века. Если говорить о Новгороде и новгородском летописании XII—XIII веков, — то священника Германа Вояту (и то предположительно) и пономаря Тимофея. (Называют ещё игумена Киево-Печерского монастыря Никона, которого со времён А. А. Шахматова считают создателем одного из древнейших летописных сводов, предшествовавшего «Повести временных лет». Но каких-либо прочных оснований гипотеза эта не имеет, и участие Никона в летописании нигде не зафиксировано.)
Но что мы можем сказать о них? Об одних вообще ничего, о других — совсем немногое. Нестор же, чьё имя внесено в заголовок «Повести…», пускай и одним из поздних её переписчиков, занимает в этом перечне совершенно особое место. И именно ему, по мнению большинства исследователей (хотя, как я уже сказал, согласия здесь нет), принадлежит заглавие «Повести временных лет», те слова, с которых она начинается и которые так памятны нам: «Се повести временных лет: откуда есть пошла Русская земля, кто в Киеве нача первее княжити и откуда Русская земля стала есть…»
Слова эти, можно сказать, определили направление всей русской исторической мысли, занятой со «времён Нестора» поиском места Руси среди других стран и народов и её исторического предназначения. «Повесть временных лет» — не только кладезь знаний и главный источник сведений о нашей первоначальной истории. Это основа, фундамент всего нашего исторического сознания. И не случайно «Повесть временных лет» лежит в основе последующих летописных сводов, вплоть до XVI века.
И так получилось, что именно Нестор стал для нас олицетворением, символом древнерусского летописца. А в истории, как известно, роль символов очень велика. Порой они ничуть не менее значимы и не менее востребованы, чем те реальные исторические фигуры, которые стоят за ними и о которых мы — особенно когда речь идёт о нашей древней истории — почти ничего не знаем! Нестор как раз из таких исторических фигур и таких символов.
Преподобный Нестор прославлен и Церковью. Как и другие печерские подвижники, он был причтён к лику святых в XVII веке. В XVIII веке последовала общерусская канонизация. Его церковная память празднуется 27 октября по старому стилю, то есть 9 ноября по новому. Выбор дня памяти, как у многих других печерских старцев, определялся именем: 27 октября — день памяти соименного ему святого Нестора Солунского, мученика, принявшего смерть в самом начале IV века. К каким-либо событиям из жизни нашего Нестора эта дата отношения не имеет.
День памяти Нестора Летописца я для себя давно уже выделяю особо, считаю не только церковным праздником. Ведь все мы, историки и вообще люди, занимающиеся или хотя бы интересующиеся родной историей, — в какой-то степени продолжатели дела Нестора и других, по большей части безымянных летописцев. Часто думаю: как хорошо было бы день этот, 9 ноября, отмечать в календаре как День русской истории, или День историка! Есть ведь у нас День славянской письменности и культуры 24 мая — это день памяти святых Кирилла и Мефодия, великих учителей славянских, создателей славянской азбуки. А Нестор — первый наш историк — без особого преувеличения может быть назван создателем, или основоположником, «отцом», нашей истории.
Правда, существует вроде бы Всемирный день историка, он отмечается 28 марта. Но скажу честно: я так и не выяснил, с чем он связан и почему отмечается именно в этот день. Да и кем он отмечается и отмечается ли вообще?
Как известно, с конца 1990-х годов день памяти Нестора, 9 ноября, отмечается на Украине — как день украинской письменности и языка. В этом смысле украинцы, конечно, молодцы, и роль и значение Нестора Летописца они оценили раньше и лучше, чем мы. Правда, название праздника для нас звучит более чем странно. Что такое украинская письменность и украинский язык? С какими именами они связаны? Для нас ответ очевиден: это, в первую очередь, Тарас Шевченко, Леся Украинка, Иван Франко, другие выдающиеся украинские писатели. Но Нестор?! Если говорить именно об украинской письменности и украинском языке, то он к ним, конечно же, никакого отношения не имеет.
Хотя здесь надо сделать одну важную оговорку, отметить обстоятельство, очевидное и бесспорное, но не всегда осознаваемое нами. И Нестор Летописец, и вся история древней Руси, разумеется, принадлежат украинской истории ничуть не в меньшей степени, чем истории русской или, скажем, белорусской, — ибо все три народа не зря называются братскими и имеют общий корень. И русская история от этого факта ничего не теряет. Равно как и мы ничего не теряем от того, что «делим» Нестора друг с другом; скорее, наоборот. Ибо тут действуют отнюдь не арифметические законы деления или вычитания, а совсем другие — духовные, невещественные. (Это как в Православии: при перенесении частицы святых мощей считается, что оставшаяся часть ничего не теряет от своей святости, а перенесённая приобретает святость целого; то есть общая святость, если так можно выразиться, не делится, а удваивается.)
Облик Нестора Летописца большинству из нас известен по картине Виктора Михайловича Васнецова (1885—1896) и скульптуре Марка Матвеевича Антокольского (1890). Они, конечно, отличаются друг от друга, и тем не менее обе дают очень хороший образ; это именно тот легендарный Нестор, которого мы и представляем в этой роли: убеленный сединами старец, с пером в руке, возвышается над рукописью, в которую вот-вот будут внесены заветные строки… Таким же преподобный Нестор обычно изображается и на иконах.
Ныне, однако, мы можем представить себе и то, как выглядел настоящий Нестор, монах Киево-Печерского монастыря, живший в конце XI – начале XII столетия. В 1980-е годы были проведены исследования мощей многих преподобных отцов, погребенных в Ближних и Дальних пещерах Киево-Печерской лавры, среди них и мощей Нестора. На основании этих исследований московский антрополог Сергей Алексеевич Никитин, ведущий отечественный специалист в области медико-криминалистической идентификации личности и антропологической реконструкции, выполнил пластическую реконструкцию внешнего облика нескольких печерских монахов по методу нашего знаменитого антрополога Михаила Михайловича Герасимова. Среди них были первый печерский игумен Варлаам, «безмездный лечец» Агапит, игумен Поликарп, знаменитый богатырь Илья Муромец (похороненный, по преданию, в киевских пещерах). И — Нестор Летописец. Ныне результаты этой работы хорошо известны, и портрет нашего первого летописца легко можно найти в интернете. Тогда же выяснились некоторые интересные подробности относительно его внешности. Так, оказалось, что рост Нестора составлял всего 160–163 сантиметра. То есть даже по меркам XI века его можно было назвать человеком очень невысоким (большинство печерских монахов, чьи мощи тогда были исследованы, оказались выше него). А вот что касается возраста, в котором скончался преподобный, то он определяется специалистами очень по-разному: либо 60–65, либо 70–80 лет.