«Что может женщина» - прочитав это, большинство из вас подумает о чем-то возвышенном: например, о способности женщины коня «на скаку» остановить или же в избу «горящую» войти. Но давайте хотя бы на время отбросим стереотип «некрасовской женщины» - женщины морально зрелой и отдающей, - и нарисуем совершенно другой женский образ. Образ столь нелицеприятный для представительниц нежного пола, что начать нам придется издалека.
…
Однажды мы наблюдали прелюбопытную сцену. Новогодний праздник для детей. В гости к одной девочке приглашены еще четыре, а также один соседский мальчик. Последнего пригласили просто так, исключительно из «соседских» побуждений и, конечно же, с целью разбавить сугубо девичью компанию. Елка с огнями, подарки, хлопушки, бенгальские огни, дети в новогодних костюмчиках тигра, принцесс и лесных феечек - одним словом, праздничная феерия. Праздник в самом разгаре, все идёт хорошо, и взрослые решают устроить себе свой собственный праздник в соседней комнате, предоставив детей самих себе.
Как только родители – за дверь, феечки и принцессы самым волшебным образом превращаются… в баб-яг и кикимор, и начинают откровенно третировать несчастного тигра – единственного в их компании мальчика. А тот, бедный, хоть и тигр, но не может им дать отпор. Да и куда ему – их четверо против него одного, а по характеру наш тигр, очевидно, котенок. Это с виду он рыжий и в полосочку, а так – ну разве что не мяукает. Мальчик по природе своей мягкий и добрый, принцессами и феечками не питается, даже если в действительности те – бабы-йоги и кикиморы…
Что только его не заставляет сделать эта лесная нечисть: и ездовой лошадью побыть, и все сладости в один присест съесть, и хвостом от тигрового костюмчика закусить, и вокруг елки тридцать раз оббежать, и свои же собственные подарки сломать... И наш тигр все это проделывает под дружное улюлюкание взбесившихся фурий… а потом вдруг не выдерживает. Зажатая пружина разжимается, и тигр с кулаками и со слезами накидывается на своих «подружек»! Ну надо же, какая неожиданность для девочек! Те начинают вопить во весь голос, и даже еще громче! И когда в комнату на крики вбегают родители, они обнаруживают нашего мальчика верхом на одной из них, со всей силой колотящего ее тяжелым железным пистолетом по голове…
Что было дальше – вам очевидно. Обеспокоенные родители, берегущие свои нежные чада, велят мальчику немедленного выметаться, а заодно и его родителям, высказывая при этом все, что думают об их методах воспитания ребенка. Ну а те, естественно, уводят провинившегося сына домой и как следует отделывают его ремнем…
Вы скажете: «Взрослые, как всегда, не захотели разбираться»… Нет! Это, как всегда, сработал стереотип «жертва-палач», но в большей степени - стереотип гендерных ролей, согласно которым женщина априори слабая и нежная, а мужчина – наглый и сильный…
Это один из самых распространённых сюжетов: «жертва-палач». Без него в истории – никуда, будь то общечеловеческая история, будь то личная история. Мы сочувствуем жертве и осуждаем палача. Ну а как же иначе, особенно, если жертва – женщина, а палач – мужчина: женщина – слабая и нежная, мужчина же – наглый и сильный. Но что если наоборот?!
Что если жертва – это и есть настоящий палач, а палач – он и есть жертва, даже если с точки зрения событийного ряда все выглядит иначе? Что если реальным палачом будет женщина, с виду слабая, а внутри наглая, а не мужчина, с виду наглый, а внутри слабый? Что тогда?
Неужели мы с вами, как и те родители с детского праздника, также не станем разбираться и по-прежнему будем следовать за стереотипами?! Ну а представьте себе, если речь пойдет уже не о новогоднем утреннике, а о жизнях людей, и ценой вопроса будут судьбы народов… Мы и тут будем говорить о существовании некоторого мистического «женского характера» и утверждать, что женщина слаба и нежна априори?!
Пожалуй, нам стоит побывать на Западной Украине в 17-ом веке.
…
Если мы произнесем название «Червонная Русь» или же «Галицкая Русь» вам это, скорее всего, ни о чем не скажет. Если назовем «Галицко-Волынское княжество», то кто-то из вас, возможно, и сообразит. Но вот если же мы скажем «Галиция», то поймут все, ну или почти все.
Галичина или Галиция (укр. Галичина, пол. Galicja) - область в Восточной Европе, примерно соответствующая территории современных земель Западной Украины и части южной Польши. Но исторически Галиция – это часть Киевской Руси, с 12-го века - Галицкого княжества Руси, а затем, в 12-14-х веках, уже самостоятельное Галицко-Волынское княжество со столицей сначала в Галиче, а позднее во Львове. И только с 14-го века она – часть Польского Королевства и далее разделяет с ним все его судьбы, вплоть до начала 20-го века...
Бывают территории, которым крупно не везет. Так вот: Галиции не везет особо. Возможно потому, что здесь нет ни единой нации, ни единой веры. Ну а если не будет одного народа и одного верования – не будет и крепкой государственности. И тогда жди постоянной беды, что и происходило на протяжении многих веков с Галицией.
Коренное население Галиции – восточнославянское, оно испокон веков называло себя «руськи» или же «русины». По сути, они те же малороссы, по-современному, украинцы, но только живущие в западных областях Малороссии, исторически оказавшихся в составе польских земель.
После того, как в 14-ом веке Галиция вошла в состав Польши, ее земли стали раздаваться польской шляхте за те или иные «выслуги». И здесь стала складываться сложная социальная система, при которой все социальные верхи, по-местному магнаты или паны – это поляки, а крестьяне – малороссы. Но поляки не просто занимали иную ступеньку на социальной лестнице – они еще и веру имели иную: католическую. И это при том, что поляков было только около 3-х процентов населения, а остальные же – русины или малороссы…
Куда при таком социальном раскладе было податься малоросскому крестьянину? Только на польского пана спину гнуть. Ну а если хочешь иного, то принимай католичество или же переходи в греко-католическую, униатскую веру, а еще и женись на польке. И с 17-го века более зажиточная часть малороссов стала постепенно «ополячиваться», понемногу увеличивая процент про-польского населения Галиции. Что хорошего могло получиться при таком положении дел!?
Помните сюжет «Тараса Бульбы»? Н.В. Гоголь как раз и описал ситуацию на начало 17 века, вылившуюся в восстание малороссов-казаков против польской шляхты. Но, будучи сам выходцем из центральной Малороссии, писатель охватил только события в Запорожской Сечи, тогда как на западе, в Галиции, дела обстояли много хуже. Его повесть - литературный вымысел, причем сильно смягченный, и подобных как в «Тарасе Бульбе» восстаний – мелких, никем не описанных, - было много, очень много.
Малоросские крестьяне, даже свободные или же по-местному «посполиты», были практически бесправны по отношению к польской шляхте, Существовали они в значительно белее худших условиях, чем польские крестьяне. Произвол и самодурство со стороны пана, порка до смерти «русина» - норма галицийской жизни; нищета и голод в малоросских деревнях – обычные явления. И это все - Галиция.
Но и полякам на галицийских землях было ух, как не сладко: бесконечные местные восстания, постоянные угрозы поджогов панских усадеб и домов, грабежи на дороге, когда и выехать-то без сопровождения никуда нельзя – и это все тоже Галиция. «Грязные русины» грабили и жгли «презренных панов»; «презренные паны» пороли и убивали «грязных руссов» - одним словом, война всех против всех.
И тем не менее, жить как-то надо было, вот поляки и малороссы время от времени и заключали негласные «перемирия» друг с другом. И польские паны и пани жили в своих усадьбах на галицийских землях под охраной, набирая ее зачастую из числа все тех же малороссов. Русины-малороссы работали на панов, гнули спину на поле или же на «дворе»; те им платили или же их содержали, а случалось даже и своих дочерей за самых состоятельных из русинов отдавали…
Понятное дело, уживались они друг с другом только до поры до времени. И причинами нарушения «перемирия», как правило, были панская эксплуатация, национальная неприязнь и религиозные разногласия… Но иногда случалась и иная причина… например, женская манипуляция.
Мы расскажем вам одну историю из жизни одной польской усадьбы, расположенной в Галиции, историю, имевшую последствия для всей галицийской земли.
…
Самое начало 17 века… Небольшая панская усадьба под Галичем, древней столице всей Галиции. А точнее усадьба пани, вдовы местного шляхтича, недавно скоропостижно скончавшегося от какой-то неизвестной хвори. Вдовы небогатой, не особо зажиточной, но все-таки – чистокровной польской пани. Предки ее почившего супруга получили эту землю в Русском воеводстве Польского королевства, в самом центре Галиции, за какую-ту услугу какому-то крупному польскому магнату.
Вдова не могла похвастаться ни близким расположением имения к городу, живя в 50 км от Галича; ни своей родословной, происходя из мелкой польской шляхты; ни землями, с которых собирался весьма скромный урожай; ни «дворовыми», коих было только пятнадцать человек; ни убранством «усадьбы», всей латаной-перелатаной, начиная с крыши и кончая панскими покоями; ни конюшней с пятью только лошадьми; ни зерновыми хранилищами, в которых местных мышей периодически видели «повесившимися»…
Зато вдова могла похвастаться своей дочерью – молодой паночкой, редкой красоты полькой… Говорят, польские девушки – самые красивые. Иногда это так, иногда нет, но в данном случае – все было так. Природа не поскупилась для нашей молодой паночки: белокурые волосы, завитые в изящные длинные локоны; точеная фигурка, аппетитная в нужных местах; природная грация; нежный голосочек и ангелоподобное личико. Но природа, произведя на свет сей шедевр женской красоты, кое на то что всё же поскупилась…
Да, вдова могла похвастаться внешностью своей дочери, но только не ее характером. Личико у паночки действительно было ангельское, но вот характер ангельским не был… Нрав паночки оставлял желать лучшего и порождал массу вопросов к матери-природе: откуда такая скупость на человечность. Нет, дело не в том, что наша паночка была откровенной стервой: не откровенной, но всё же именно стервой.
Стервой скрытой, не любящей показывать свою стервозность и всячески прячущей ее за вкрадчивым голосом, вежливыми разговорами и милыми улыбками. Ведь стерва – эта не та, что белым днем на метле в открытую летает, а та, что «летает» на ней тайно, всячески пряча метлу за рюшечками юбок и перелинками накидок. Стерва - это та, что «мягко стелет», всячески задабривая «простынями» ласковых слов да «перинами» лести, тогда как «спать» на всем этом будет очень жестко.
Ее любимым развлечением в глуши маменькиной усадьбы была… манипуляция. Обычная женская манипуляция, казалось бы. Обычная, да не обычная. Ведь наша паночка жила манипуляцией, дышала ею. Она ее ела на завтрак, обед и ужин, а иногда, когда нужно было срочно поднять себе настроение, то и вместо них: тонны манипулятивных слов, ужимок и жестов на один метр жизни глухой панской усадьбы...
Таков вот был это ангел. Вставала наша паночка утром, припудривала носик и шла «управить» людьми. И в итоге: то кучера с истопником стравит, то повара с горничной поссорит; то маменьку на управляющего натравит, то управляющего со всей прислугой сразу перессорит. И делала она это просто так, что называется исключительно ради любви к манипулятивному «искусству», а другое для нее ценностью не являлось…
Как она умудрялась управлять чувствами и реакциями людей – никто не понимал, зато всяк, живший в панской усадьбе, знал: раздастся сзади шелест ее юбок – всё, жди неприятностей. Это даже приметой у дворовых стало. С виду милая такая, заботливая, улыбается, слова нежные говорит… а глядишь, все обиженные друг на друга ходят! Порой маменька ее недоумевала: а что, собственно говоря, произошло, и почему это она сама так расстроилась и на что обиделась!? Недоумевать-то недоумевала, но дочь не останавливала, позволяя ей игры с чувствами других. И та все играла и играла, а однажды – доигралась…
Да, искусством манипуляции наша паночка владела в совершенстве. Но особенно ей удавались манипуляции мужскими чувствами. И дело тут было не только в ее внешности, силу которой она прекрасно осознавала и которой откровенно пользовалась. Дело было в… самой женской манипуляции.
Ей бы при королевском дворе интриги плести, ей бы фавориткой короля заделаться, а она с таким-то даром в глуши прозябает… Да еще где? – не на исконной польской земле, а среди этих «грязных и необразованных» малороссов! Да, нашей паночке не повезло – не достался ей ни польский король, ни французский, ни даже завалявшийся шляхтич… а достался ей малоросский дурак. Ведь мир так устроен, что на всякую прекрасную паночку-принцессу рано или поздно, но обязательно найдется свой Иванко-дурачок, который этому манипулятору в юбке всю игру поломает. И жил-был этот Иванко, будущий дурак, от нашей паночки не за тридевять земель, а в ее же родной усадьбе.
Ну а теперь немного о нем. Его подобрала сама пани еще ребенком, а точнее, забрала у нищих малоросских крестьян-посполитов с соседнего хутора, что концы с концами еле сводили и четырнадцатого ребенка прокормить уже не могли. Да и ребенок уродился тощеньким и болезненным, вот и отдали родители его на панский двор, авось выживет.
И мальчик выжил, и даже вырос крепким, сильным, здоровым. Сыном Бог пани не наградил, вот и относилась она к этому хлопцу не как ко всем остальным дворовым, явно выделяя его. Выделять-то она его выделяла, самую ответственную работу поручала, типа охраны ее повозки с урожаем по пути на базар, даже грамоте велела учить, но держала на положении обычного дворового.
С дворовыми он ел, с дворовыми он спал, дворовым он числился, но и особым расположением престарелой пани пользовался. Он, конечно, не как поляк-управляющий жил, но и не как кучер-русин. Вот мальчик и не знал, кто он: обычный дворовый, или же особый. Но одно он точно знал, да как тут было не знать, если ему об этом пани постоянно напоминала и поминала: он русин, малоросс, а значит по рождению низший сорт.
Нельзя сказать, что стать высшим сортом, то есть шляхтичем, он не мечтал. Ведь случалось же такое, что поляки своих дочерей за малороссов отдавали, и те в шляхту переходили. А вдруг? Но парнем он был вежливым, на непристойности не шел, опасным мыслям не поддавался. И не поддался бы, так как место свое знал и панские законы уважал, если бы… если бы сама паночка не завела свою женскую игру.
Для нее это была только очередная игра, а он - очередной мухой в ее манипулятивной паутине. Многого она, конечно, себе не позволяла, да ей-то при ее способностях и позволять-то не надо было: достаточно было пары многозначительных взглядов, тройки взмахов ручкой, четырех добрых слов. А еще пары разговоров наедине за домом, одного уроненного платочка, а также кучи «охов» и «ахов». И наш Иванко-дурак, что называется, «уши развесил».
Ох, как же редко мужики видят женскую манипуляцию, а искусную манипуляцию они вообще не видят. И вот тогда-то и становятся Иванки Иванками-дурачками, а потом уже откровенными дураками. Им кажется, что они Кащея-бессмертного одолевают; но на самом деле они бессмертной женской манипуляции подыгрывают; им видится прекрасная царевна, тогда как перед ними - злобная манипулятивная кикимора…
Вот и наш Иванко-дурачок также. Он был готов идти за паночкой хоть на край земли.
И ведь пошел же, правда недалеко, на ближайшее васильковое поле цветов нарвать.
И ведь принес же ей букет цветов, сплошь васильки да ромашки.
И ведь слова лишнего не сказал, как и положено дворовому, шапку снял, а потом только цветочки протянул.
Простота - простотою.
Но какой же он был дурак, что предложил ей букет прямо на дворе, на глазах у всех. Может быть она бы с ним еще и поиграла, подари он ей этот букет где-то в более укромном месте. А тут такой случай выдался спектакль на публике устроить – и наша паночка решила случай не упускать: букет-то она взяла, да тут же и скормила лошади.
Вот стоит наш Иванко-дурачок посреди двора, дурак-дураком, а вокруг дворовые столпились, пялятся и пересмеиваются – поляки погромче, малороссы потише. Пальцем тычут, перешептываются и ухохатываются. Кажется, даже лошадь ржет, с аппетитом пожирая букет. Ну а паночка при этом еще больше всех подзадоривает, обзывая бедного парня эпитетами, которые паночке, казалось бы, и знать-то не положено. Короче, наслаждается собой и устроенным ей представлением.
А потом она еще и свою маменьку зовет, и той с притворным возмущением о букете говорит, и еще что-то приплетает. Старая пани может быть и рада бы замять историю, да не уже может: больно зрелищный спектакль ее ангелоподобная доченька устроила. Не может же она опростоволоситься на глазах у своих дворовых, из которых большая часть - поляки! Вот и приказывает пани нашего Иванко-дурака прилюдно выпороть розгами: прямо на дворе, немедля и посильнее. Мол, «Буде знати всяка хохлятска морда як паночке квiточки дарувати!»
Приказала выпороть, да из головы выкинула сей досадный эпизод. Доченьку, довольную собой, увела, и обо всем позабыла.
А парня-то прилюдно выпороли: больно, постыдно. Пороли поляки, а потому пороли со вкусом и с особым усердием, вымещая на хлопце то, что накопилось за время жития-бытия с малороссами бок о бок, а еще и приговаривали что-то о «грязных русинах...» Малороссы уже не смеялись, смотрели молча, изподлобья, а потом помогали штаны на распухшую попу натягивать, а окровавленную рубаху от кожи отдирать… И парню вдвойне стыдно и больно было: за себя и за своих, дворовых малороссов, ведь на них на всех он панский гнев навел…
А ведь то были просто «квiточки»!
Пани эпизод-то быстро забыла, а паночка вообще весь вечер в приподнятом настроении ходила - а то как же, такое представление устроила, но к ночи и она позабыла! Однако наш выпоротый дурак забыть не смог: то ж были просто «квiточки»!
Мы не знаем точно, что происходило в душе у нашего Иванки-дурака, хотя кончено, догадываемся. Похоже, превратилась она в адский компот из личной боли, национальной горечи и социальной вражды…
Мы не знаем точно, что происходило дальше, хотя, конечно, тоже догадываемся. Скорее всего, убежав ночью из усадьбы, Иванко-дурак отправился в ближайший малоросский хутор, где жили свободные крестьяне-посполиты, и «излил» им свою душу. Хутор был нищим, потому и сильно недовольным «польской властью». Так бывает, что иногда для пожара достаточно искры. И порка ни за что ни про что своего, русина, надменной польской пани на утеху ее тщеславной дочке, переполнила меру малоросского терпения. И хутор пошел на усадьбу… пошел не грабить, а убивать!
Пошел он ночью, с факелами; с болью в сердце, превратившейся в остервенение; с застарелыми обидами, переросшими в ненависть; с решимостью, ставшей убийственной злобой. И запылали и конюшня, и двор, и сама усадьба. И никто из поляков не спасся. Свои, русины, повыбегали - их не тронули, а вот поляков, что попытались из горящего дома выбраться, палками втолкнули назад… Время было жестокое...
Долго полыхала усадьба, долго затем догорала. Долго потом местные рыскали по пепелищу, ставшему кладбищем для пани и паночки, в надежде чем-либо поживиться. И поляки рыскали, и русины рыскали... Но наш Иванко-дурак не рыскал: он пил.
Некоторое время за поджог панской усадьбы никого не наказывали. А потом… потом пришли польские гайдуки и запылали малоросские хутора под Галичем. Десятки, нет, сотни русинов – мужчин, женщин, детей и стариков – были повешены, зарублены, сожжены.
Но любое насилие рождает в ответ только насилие: и в ответ на действия польских властей начались повсеместные восстания малоросского населения… И запылали уже польские деревни в Галиции. Десятки, нет, сотни поляков – мужчин, женщин, детей и стариков – были повешены, зарублены, сожжены. И так длилось несколько десятилетий, а потом десятилетия стали веками… И никто уже не понимал, из-за чего же все началось, и никто уже не помнил про «квiточки»!
Вот, что может женщина!
…
Если вы слышали про Волынскую резню, что случилась уже в 20-м веке, то вы можете представить, что происходило на этой земле все последующие века. Н.В. Гоголь описал только один из эпизодов этой всеобщей резни всех и вся всеми и вся. Мы не хотим сказать, что все началось только из-за «квiточков», но ведь поводом для пожара может стать что угодно, хоть те же «квiточки»!
Но разве это снимает ответственности с повода?!
Что до ответственности за свои поступки, то наш Иванко-дурак ее не взял. Он начал заливать ее литрами горилки в ближайшей харчевне, а потом и сам заживо сгорел в этой самой харчевне, но не от горилки, а от поджога, что устроили польские крестьяне – но то случилось уже много лет позже.
Боль и обида заставила его пойти на жестокую месть, забыв даже про благодарность к престарелой пани, что помогла ему вырасти. Но с годами эта боль не ушла, сколько бы Иванко ее не заливал… А ведь заливал он потому, что так и не смог взять на себя ответственность за то, что он совершил: за предательство и за убийство. Он так и остался болтаться где-то посередине между чувством «со мною так нельзя» и угрызениями совести, и середина эта поместилась в бутылку... Но разве можно ответственность залить горилкой?! Попробуйте ее влить в огонь - что получиться?! Она только сильнее разожжет пожар: как пожар личной ненависти, так и пожар национальной ненависти!
Да, после поджога панской усадьбы он некоторое время еще жил, но душа его уже не жила – как и паночка. Да, после расправы с паночкой он еще не один раз участвовал в малоросских набегах на панские усадьбы и сам поджигал их, но сам он сгорел еще тогда - вместе с паночкой.
А паночка… Нашей паночке ответственность была неведома ни при жизни, ни после нее… Возможно, свою повесть «Вий», Н.В. Гоголь написал под впечатлениями от множества подобных этой историй, что были повсеместностью в Малороссии. Гоголевская паночка – это ошляхтинская малоросска; наша же чистая полька; в повести у Гоголя паночка отомстила после смерти только одному своему случайному мучителю; у нас же паночка пошла еще дальше: она отомстила целым народам! И Вий нашей паночке для этого не понадобился, ибо она сама стала Вием - Вием от женской манипуляции.
Тело убить можно, но не душу; душа и в воде не тонет, и в огне не горит. И паночкина душа не сгорела, напротив, из того пламени она вышла с еще больше закрепившимся желанием… манипулировать всеми и вся! Ведь она восприняла случившееся как то, что отныне дает ей право на управление людьми! Сделай она другой выбор, она могла бы осознать свою ответственность за случившееся - женскую ответственность. Но она такой выбор не сделала. Она сочла мир и живущих в нем людей отныне и навсегда ей… должным! Ну а коль они ей должны, значит она будет делать с ними все, что захочет. И она до сих пор это делает – женщина-манипулятор!
Как вам такой женский образ? Скажете: «Бывает и такое». Да, бывает, но не просто бывает, а будет! Непременно будет, если в традиционный женский стереотипный образ… не включить общечеловеческие ценности, в том числе и ответственность человека за свое поведение!
В противном случае, наша паночка будет жить и дальше творить свои черные дела. Ходить на всевозможные «женские семинары» и бегать по «женским клубам», накачивать себя мистической «женственностью», попутно играючи ломая судьбы людям и даже народам. И, конечно же, себе самой…
До тех пор, пока однажды не сделает другой выбор.