Когда генеральный директор лидера в области разработок искусственного интеллекта компании OpenAI Сэм Альтман сказал, что с точки зрения фермера 50-х мы тут все занимаемся ерундой, а не работаем, на него тут же налетели со всех сторон.
А ведь он прав. У меня есть свой пример. Один мой товарищ, в 80-е окончивший ПТУ по специальности фрезеровщик, прослышал, что теперь они в дефиците и решил «тряхнуть стариной». И оказалось что его навыки уже безнадежно устарели, ибо теперь работа фрезеровщика больше сродни работе программиста и оператора ПК. Он же в этом ничего не понимает и в силу возраста понять уже не может. Его обида звучала прям как слова Альтмана - «Да разве ж это работа?!»
И правда. Сегодня автоматизация и роботизация практически лишили физический труд привычных ручных операций. С развитием ИИ аналогичные перемены грозят и труду умственному. А полуумственный – бухгалтера там всякие, аудиторы – вообще может исчезнуть.
В 1930 году культовый экономист Джон Кейнс предсказал, что к концу века уровень развития технологий будет достаточным, чтобы в развитых странах мира установилась пятнадцатичасовая рабочая неделя, что создаст условия, при которых наступит расцвет человеческой личности, а жизнь станет «разумной и достойной».
Не наступил. И не стала.
Почему не срослось? А по той же причине, по какой мы нет-нет, да и задаемся вопросом - «Что я вообще делаю и почему мне за это еще и платят деньги?».
Согласно исследованиям американского социолога Дэвида Гребера (а мы к ним еще вернемся) минимум 40% из нас считают свою работу в основном бессмысленной. И три четверти обнаруживают, что занимаются чем-то реальным не более тех самых 15 часов в неделю, о которых говорил Кейнс.
«Такое впечатление, что кто-то придумал целые отрасли деятельности просто чтобы нас занять» – говорит Гребер.
Так это или не так – тема отдельного разговора. С точки зрения политической важен факт, что основные ценности производятся незначительным процентом работающих, с высокой долей вклада робо-технологий (ну или вклада недр, как в России или Саудовской Аравии), остальные же лишь перераспределяют заработанное ими посредством того, что Гребер назвал «бредовой работой».
Т.е. сегодня не граждане «содержат» государство, а государство содержит граждан (точнее, собственники его основных средств производства)
В остальных гражданских ипостасях ситуация не лучше. Взять, например, пресловутый воинский долг. Глядя на затяжной российско-украинский конфликт невольно задаешься вопросом – а армия где? Ну та, что формируется путем всеобщей воинской обязанности. На передке кто угодно и откуда угодно, но только не те, кому там, по логике, быть полагается.
Когда гражданин-солдат заменяется профессиональной армией и беспилотниками, один из главных мотивов, по которым элита может быть заинтересована в общественном благополучии, существенно ослабевает. Заполнение рынка труда низкооплачиваемыми иммигрантами также уменьшают готовность элит к сотрудничеству.
Это значит что те, кто сконцентрировал в своих руках основные ресурсы мира не заинтересованы ни в нашем числе, ни в нашем качестве.
И значит, их абсолютно не интересует наше мнение. От слова «совсем». Разве что в обрядовой части легитимизации (типа «всенародно избранного»)
Теперь понятен сегодняшний «кризис демократии». Он рукотворен и представляет из себя сознательное наступление элиты, сконцентрировавшей в своих руках практически всё достояние человечества на исконные права людей, права каждого из нас. Просто потому что мы им стали не нужны.
В эпоху устойчивых национальных демократий простой избиратель и гражданин обладал полномочиями, потому что был одновременно солдатом, работником и потребителем. Имущество богатых зависело от готовности работников защищать капиталистический порядок. Избиратель-гражданин имел большое значение, потому что защита страны зависела от его мужества в противостоянии с врагами. Он был важен, потому что его труд делал страну богатой, а потребление было двигателем экономики.
Сегодня ты не гражданин. В лучшем случае – налогоплательщик. А про налоги Сечин нам уже всё объяснил («Это наши налоги»). Старый лозунг демократии «без прав нет обязанностей» превратился в свою противоположность - «без обязанностей нет прав».
Надеяться, что всё как ни будь само-собой рассосется не приходится – технический прогресс с каждым годом делает элиту всё более независимой, всё менее обязанной своим процветанием остальному населению.
Собственно, нам остается лишь один способ напоминать элите о своем существовании. Это тот самый экзистенциальный бунт против иррациональности мирового устройства о котором говорил Камю.
Не организованное восстание, не забастовка с какими-то требованиями, а именно стихийный, разрушительный, веселый «праздник непослушания». Только его боятся отобравшие у нас почти всё. Даже этим вот «почти» мы должны быть благодарны этому страху.
Их страх – наши права. Всё. Другой схемы взаимодействия двух миров более не существует.
Нет, я не призываю тут же всё бросить и начать громить бутики. Достаточно угрозы – глухого бурчания, неучастия в спектакле, в который власть превращает демократические процедуры, кислой физии в «день национального единства», неверия наведенным иллюзиям и демонстрации готовности к более активному их неприятию ...
Клин клином вышибают. Ответим на иллюзию – иллюзией, на спектакль спектаклем. А там как пойдет...))))
В шахматах есть такое забавное правило - «Угроза сильней своего осуществления». Так станьте же такой угрозой.