Трудно поверить, но уже десять лет как Юрий Витальевич Мамлеев отошёл в иной мир. Великий русский писатель всю жизнь стремился продолжать духовные поиски Гоголя, Достоевского, Булгакова, углубляясь в бездны и загадки человеческой и нечеловеческой души. «Человек, быть может, всего-навсего и есть мысль о смерти», – как-то написал он. И действительно, таинства смерти были одной из главных тем всего обширного творчества Мамлеева, плодотворно продолжавшегося десятки лет. «Всякое искусство – счастье, – писал он в «Московском гамбите», в сущности, о себе самом. – Возьмите, например, Валю Муромцева: человек пишет о покойниках, мрачновато, кажется, а вот многие говорят: прочёл о мертвецах, а точно солнцем осветил. Такова тайна настоящего искусства». В этом Мамлеев продолжал традиции классической русской литературы XIX и XXвеков. Самые мерзавцы у него в глубинах своей мерзости стали для читателей такими же близкими и родными, как и негодяи из сочинений Гоголя и Достоевского, окутались коренной русской теплотой и пониманием.
С особой силой мы бы хотели подчеркнуть необходимость изучения всех этапов и жанров мамлеевского творчества. Его можно охватить только целиком. Не поймут Мамлеева те, кто читал только совсем ранних «Шатунов», классический зрелый «Московский гамбит» (любимый роман самого автора) или совсем поздние «Империю духа» и «Наедине с Россией», равно как и те, кто одолел лишь его философские труды («Россию вечную», «Метафизический образ России», «Последнюю доктрину»), но не научился свободно плавать духом в литературном творчестве писателя. А ведь он оставил ещё и книгу воспоминаний, и много глубоких интервью… «Как почти всякий человек, интересующийся покойниками, он истерично любил жизнь, особенно своё бытие в ней, и не отделял это бытие от блаженства»: эти слова Мамлеева могут служить эпитафией ему самому.
Если вообще можно говорить о каком-то «учении» Мамлеева, о его завещании потомкам, то оно состоит из трёх частей. Первая часть – это безусловное принятие и одобрение метафизики традиционных религий, реализации человека на путях обожения «по вертикали», на пути к Абсолюту. На этом пути Мамлеев стал православным и воцерковлённым христианином и остался им до самого конца, с усилием подчёркивая правоту православной антропологии в своих романах и эссе. При этом, как последователь Генона и Махарши, он вполне признавал также ценность индийских антропологических учений в их корректном, точном описании реализации человека, при этом призывая никого не менять религию (такая смена означала бы, что человек духовно сбился с пути и сам в себе не разобрался). На этих путях Мамлеев полностью признавал апофатизм православного богословия, учение о космической лестнице и Едином Творце. Не освоившие первую часть мамлеевского наследия обречены оставаться плоскими обывателями и не могут подступиться к следующему уровню.
Вторая часть учения Мамлеева выходила за рамки «уютного» (не для обывателей, а для великих святых) понимания метафизики и Абсолюта, исходила из данной самому писателю в опыте догадки о том, что «за» их пределами есть ещё что-то, «чернее чёрной черни», что-то апофатичнее самого апофатичного, «абсолютнее» самого Абсолюта. Кажется, из великих философов прошлого лишь Бёме, Шеллинг и Лосев напрямую писали о такой возможности, да и то мельком (Лосев посвятил проблеме «Сверх-Бога» (Hyper-Theos), находящегося за Богом, одну дерзновенную страницу в «Дополнениях к Диалектике мифа»). Мамлеев развернул эту мысль на многих тысячах страниц в романах и рассказах, стихотворениях и философских очерках. Он был уверен: существуют такие люди, которые нашли путь за пределы даже Неба и при этом совершенно чужды и непонятны для адских, дьявольских сил. Даже думать об этом крайне опасно, но всё же можно – особенно в России.
Здесь начинается третья часть доктрины Мамлеева: учение о том, что именно Россия является земной эпифанией сокрытого за Абсолютом Сверх-Абсолюта, того, что апофатичнее самого апофатичного. И дорогу к этой загадочной области способны найти обычные русские сумасшедшие, дворовые алкоголики, оторванные от всего мирского обыватели, любители смерти и дорогих покойничков. Безусловно, не все: среди героев мамлеевской прозы едва ли один из ста описан как преуспевший на этом опаснейшем пути, все остальные терпят неудачу. Но такой шанс, по мысли Мамлеева, дан преимущественно именно русскому народу и русской культуре, которая в виде идеальной занебесной России пребывает и там, за гробом, за Абсолютом.
Начиная с 1970-х годов и заканчивая началом 2010-х, патриотизм Мамлеева становился всё более эксплицитным. Его поздние сочинения полны контраста между плоским людоедством современной западной культуры и милых, родных сердцу русских безумств. «На Западе сейчас много пишут о наступлении постчеловеческого общества. Говорят, что духовный аспект человека уходит в тень, в небытие. И личность, в связи с этим, становится совершенно мизерной. Но я бы не стал утверждать, что в России пропал Человек», – говорил Мамлеев в 2012 году. Недаром свои «Воспоминания» писатель завершил настоящим гимном многополярности: «Совершенно ясно, что от мировой гегемонии тому, кто на неё претендует, необходимо отказаться. Сколько было примеров в истории, когда попытки установления мировой гегемонии терпели полный крах. Это бессмысленное и дьявольское занятие. Нужно признать существование нескольких цивилизаций – европейской, американской, российской, китайской, исламской, индийской – они отличаются друг от друга по ментальности, и признать это – и есть истинная демократия. Почему отдельный человек имеет право быть тем, кто он есть, а народы – нет? И вот тогда возможно будет создать симфонию цивилизаций, и людоедский аспект мировой истории будет устранён. Как это будет на самом деле – другой вопрос, потому что история нового тысячелетия, видимо, будет наполнена невероятными сюрпризами, которые изменят облик мира сего. Мы все будем свидетелями – и живущие здесь, и те, кто пребудет в ином мире, потому что они, конечно, тоже увидят то, что будет происходить на этой земле…»
Но, конечно, всё же не общественная позиция была нервом мамлеевского творчества. В его героях мы узнаём себя самих, благодаря его прозе начинаемся копаться в своей души и применять методы Достоевского к русскому человеку современной эпохи. Мамлеев говорил: «Моей сверхзадачей в творчестве было раскрытие тех внутренних бездн, которые таятся в душе человека. Человек может не замечать их, но они рано или поздно проявляются – и в его поведении, и в его духовной жизни, и в его подсознательных страхах и надеждах». И страха, и надежды его сочинения внушают действительно немало. Благодаря ним происходит духовный рост читателей: от первоначальной психотерапии всё «выше и глубже» (как сказал бы другой великий писатель), к подлинному апофатичному пределу и тому запредельному, что находится за оным. Русский дух не знает границ. Творчество Юрия Витальевича подтвердило это со всей наглядностью.