«Байкал» — один из двух разработчиков российских процессоров. Они есть, но их нет, потому что физически их можно было производить только на Тайване. Чем же занимается «Байкал» сейчас и когда его продукция вновь появится под капотом российской техники?
С Андреем Евдокимовым, генеральным директором компании «Байкал электроникс», беседовал главный редактор Бизнес ФМ Илья Копелевич.
Андрей Евдокимов, генеральный директор «Байкал электроникс». У многих на слуху название, это один из двух российских разработчиков чипов, процессоров, которые разрабатывались, даже начали производиться на Тайване по нашим проектам, но после 2022 года не производятся. «Байкал электроникс» разработал даже несколько поколений чипов, процессоров. Где они успели встать, в каком железе, до того как поставки прекратились?
Андрей Евдокимов: К февралю 2022 года «Байкал электроникс» успел запустить в серию два процессора: первый — «Байкал-Т» для встроенных и телеком-применений, «Байкал-М» для рабочих станций, и в декабре 2021 года был анонсирован серверный процессор «Байкал-С». И как раз компания сильно расширяла производство, инвестировала большие средства в оборотный капитал, когда началась СВО. Санкции и прочее привели к остановке всей этой деятельности. За время до 2022 года мы успели произвести и продать примерно 60 тысяч «Байкалов-Т». В основном они встали в различные телеком-применения, промышленное применение — промышленные компьютеры, небольшие роутеры, системы промышленного интернета и так далее.
Для чего еще они подходили бы по своим характеристикам?
Андрей Евдокимов: Это небольшой двухъядерный процессор. Надо сказать, что это был наш первый процессор, поэтому он, скажем так, был неидеален. Основное применение — это легкий телеком, промышленность, системы управления, не предполагающие принудительного охлаждения.
Для персонального компьютера, лэптопа, мобильного телефона?
Андрей Евдокимов: Он был слабенький для этого, а для персональных компьютеров уже был «Байкал-М». И как раз его основное целевое применение было рабочей станцией, то есть персональные компьютеры, и на нем была сделана целая линейка персональных компьютеров от разных компаний.
Вы успели их несколько произвести?
Андрей Евдокимов: Мы успели произвести и привезти в Россию около 30 тысяч штук. Всего у нас было размещено заказов более чем на 200 тысяч, и произведенных или частично произведенных процессоров осталось более 150 тысяч штук на Тайване замороженными, лежат там они до сих пор, нам их не отдают в силу санкций. И деньги тоже не отдают.
Это, к сожалению, типичная история.
Андрей Евдокимов: Да, говорят, что мы же все выполнили за все, что вы требовали, мы вам не можем просто их отгрузить в силу санкций, поэтому извините.
То, что это российский чип, какие преимущества для российских заказчиков это создает или создавало бы, потому что пока нам опять приходится импортировать Intel Inside?
Андрей Евдокимов: Использование отечественного процессора дает преимущество при поставках в госорганы, в госкомпании.
Но физически он производится все равно за границей, у нас нет таких производств?
Андрей Евдокимов: Физически — да, но он разработан в России. И мы точно знаем, что у него внутри, какой программный код он исполняет с момента подачи на него питания. Если вы возьмете любой другой процессор, он вам передает управление через какое-то время после инициализации, и что он делает в этот момент, что у него там внутри запускается, в этот момент никто не знает. Поэтому с точки зрения безопасности, с точки зрения уверенности, что он делает ровно то, что вы ему поручили, конечно, наш процессор имеет преимущество. Плюс мы можем дать разработчику оборудования такие возможности, чтобы он сделал на нем очень сильно защищенную систему, и это, наверное, с точки зрения безопасности, прозрачности главное преимущество. Мы стараемся делать процессор, конкурентоспособный по цене и производительности, чтобы они не были сильно дороже западных.
Но все-таки все это разрабатывалось и уже производилось до 2022 года, наверное, с прицелом в первую очередь на критически важную инфраструктуру, на чувствительные компании, предприятия, организации, там, где нужно точно исключить кротов.
Андрей Евдокимов: Рынок достаточно узкий, и мы понимали, что нам нужно конкурировать по цене и быть не дороже Запада, стараться, соответственно, мы целились на более широкие рынки, первые наши рынки — это все-таки, как мы это говорим, рынки, чувствительные к импортозамещению. Госорганы, региональные власти, федеральные власти, госкомпании и так далее — все те, кто в первую очередь подвержены импортозамещению. И мы это видим на уровне софта, те, кто пользуется отечественным софтом, те впоследствии пользуются и отечественным оборудованием. И наша задача сделать так, чтобы, когда они перешли на это отечественное оборудование, ходили не грустные, а радостные.
С 2022 года все это прекратилось, хотя запрос на собственное защищенное программно-аппаратное решение только вырос. Есть перспективы все-таки возобновить производство этих разработок или, может быть, уже новых, потому что время ушло и, вполне вероятно, у вас есть и новые изделия в дизайн-бюро, есть перспективы, что это начнет производиться где-либо?
Андрей Евдокимов: Если бы мы в эти перспективы не верили, то, наверное, эти два года не работали.
Есть чисто научная работа, это тоже важно.
Андрей Евдокимов: Да, но мы не научная организация, мы чисто прикладной разработчик, разрабатываем конкретные продукты. Сделаю небольшое отступление, каждый раз, когда вы делаете какой-то дизайн, мы свой продукт называем дизайном, он очень сильно связан с конкретным производством, потому что оно выдает условия, в рамках которых мы проектируем процессор, например. Поэтому, когда нам отрезают доступ к этому производству, то заменить его достаточно сложно. Некоторые продукты действительно не имеет смысла перевыпускать, потому что они уже сильно устарели, а какие-то продукты — имеет смысл. И как раз это время было потрачено на то, чтобы понять, как действовать в новой реальности, с какими партнерами работать, с какими партнерами безопасно работать, потому что все наши проекты долгосрочные, то есть мы должны быть уверены, что эта система кооперации будет работать несколько лет подряд, желательно десять лет. И на это ушло много времени, и мы поняли, что уже нет смысла перевыпускать ряд продуктов, например «Байкал-Т», «Байкал-М», то есть все доступные остатки «Байкалов-М» были допроизведены, доупакованы, и на этом все уже остановилось.
«Байкал-М», как я читал, — это чип на 28 нанометров. В России сейчас в очень ограниченных количествах осваивается производство по технологии 96, это целевая задача, которую достигнут вроде через несколько лет. Значит, пока что нет обозримых перспектив, что производство можно развернуть в России, только международные кооперации с кем-то?
Андрей Евдокимов: Абсолютно верно. В России сейчас активно развивается собственное производство полупроводников, и 90, и 60, и они ниже планируют пойти, и уже в этом направлении ведутся серьезные работы. Но сейчас в России невозможно производить никакие процессоры «Байкал», поэтому это всегда международная кооперация. Ну, к счастью, если мы говорим про 28 нанометров или еще более простые нанометры — 60, 45 и так далее, то здесь вариантов кооперации много. И это не только Тайвань, как раньше, поэтому здесь есть повод для умеренного оптимизма, есть возможность производить процессоры в разных местах.
А имеет ли смысл откатиться чуть-чуть назад в разработках, потому что все-таки пока что, возможно, самое главное качество процессора «Байкал» — это защищенность и уверенность в том, что там нет закладки. Тогда не важно, пусть они будут 96 нанометров, я фантазирую, но объясните, есть логика в моих словах или ее нет?
Андрей Евдокимов: Защищенность — это важно, но это не определяющий фактор. Она может быть важна для очень узкого круга клиентов, но мы все-таки играем на более открытом рынке, и для нас важно быть конкурентоспособными и по производительности, и по набору опций, по набору интерфейсов, и по экосистеме программного обеспечения. Поэтому не очень желательно откатываться, но это приходится делать. Здесь вопрос, как далеко откатываться.
До уровня производственных возможностей.
Андрей Евдокимов: Да, абсолютно верно. Например, есть такие продукты, как микроконтроллеры, они не настолько требовательны к нанометрам, соответственно, мы имеем возможность сделать качественный продукт, конкурентоспособный, при этом не имея доступа к 5, 6, 7 нанометрам и так далее. Ровно это мы и сделали. То есть мы, например, представили осенью микроконтроллер «Байкал-Ю1000», и он сделан по более простым нанометрам, но при этом он конкурентен и по цене, и по производительности, и по насыщенности опциями с западными аналогами.
Чем процессор отличается от микроконтроллера по сфере применения?
Андрей Евдокимов: По сфере применения сложно провести четкую границу. На микроконтроллере не запускается операционная система, все чипы, на которых запускается операционная система, уже считаются процессорами, мы проводим такую границу. Микроконтроллеры используют уже готовый код, там нет операционной системы, которая на себе запускает дальше следующие программы, тут сразу прикладные программы запускаются непосредственно на нем.
То есть микроконтроллеры — это практически все технические устройства, которые так или иначе работают в автоматическом режиме, в строго заданном ограниченном алгоритме не для всего, а для решения технической задачи?
Андрей Евдокимов: Как правило, да. Строится конкретное устройство, в нем стоит микроконтроллер.
Их очень много выпускается, их сейчас нужно много.
Андрей Евдокимов: На стене, например, висит пульт управления кондиционированием, в нем 100% есть микроконтроллер.
Каков спрос на микроконтроллеры в масштабах российской экономики, российской промышленности?
Андрей Евдокимов: Мы точно знаем по результатам работы некоторых западных компаний в России, что это более 10 млн штук в год. В России сильно увеличилось производство собственного оборудования, соответственно, сильно и увеличился спрос как раз на микроконтроллеры, потому что много мелочи мы делаем сейчас сами: умный дом, датчики, умные розетки и так далее.
Я вспоминаю наш разговор с генеральным директором группы компаний «Элемент», это холдинг, который объединил большую часть производителей. Они год назад запустили выпуск собственного микроконтроллера «Амур», не только разработка, но и выпуск в России. Значит, ваш микроконтроллер — второй российский микроконтроллер, который начнет поступать, но не на российской производственной базе.
Андрей Евдокимов: Не второй, наверное, а третий, потому что есть еще микроконтроллер компании «Микрон». Но здесь надо разделить немного, микроконтроллер «Амур», выпущенный компанией «Элемент» и заводом «Микрон», стоит немного особняком. Это микросхема первого уровня, и разработанная в России, и произведенная в России, в этом плане в определенной степени уникальна. Мы являемся микросхемой второго уровня. То есть эта микросхема, разработанная в России, все права на ее конструкцию принадлежат российской компании, при этом производится она не в России. «Амур» в этом плане впереди нас находится.
Почему ваш микроконтроллер производится не в России, потому что не хватает производственных мощностей или потому, что ваш микроконтроллер по нанометрам дальше, чем мы можем?
Андрей Евдокимов: Нам были необходимы определенные технологические опции для того, чтобы получить нужную себестоимость и нужный набор характеристик. И в России мы не могли получить такой набор, поэтому было принято решение начать с понятного нам производства за рубежом. При этом мы общаемся с отечественными фабриками, рассматриваем варианты, как этот микроконтроллер где-то чуть-чуть упростить, сделать его другим и попробовать производить в России.
По микроконтроллерам вы конкурируете с зарубежной продукцией, которая поступает на российский рынок, в том числе? Потому что могут быть специфические изделия, где нужен обязательно российский дизайн, а есть огромный, широкий этот промышленный рынок.
Андрей Евдокимов: Конечно. Ровно такая задача и ставилась. Когда мы запускали этот проект, мы ориентировались на конкретные модели, у производителя STMicroelectronics есть суперглобальный хит STM32, и мы ориентировались на конкретные модели из линейки STM32, с которыми примерно конкурируем. Мы смотрели, что у них по функциональному наполнению, что у них по частотам, что по цене, какую они предоставляют поддержку и так далее. Мы старались попасть в эту продуктовую нишу.
Удалось?
Андрей Евдокимов: Нам кажется, что да, продажи покажут, много партнеров проявляют искренний интерес, уже начинают работать с нашими микроконтроллерами, некоторые даже уже какие-то продукты сделали, но пока не говорят какие.
Поскольку микроконтроллер используется в огромном количестве оборудования, это не процессор, далеко не все эти продукты, которые работают с участием микроконтроллера, поступают на госзакупки. Если поступает на госзакупки, то российская комплектующая дает преимущество. С учетом этого фактора вы будете конкурировать или нет?
Андрей Евдокимов: Этот фактор, конечно, важен, но, когда я говорю, что мы конкурируем с тем же STM32, то и он сейчас в партии будет стоить, например, 500-600 рублей, и мы в партии будем стоить 500-600 рублей, то есть здесь мы стоим вровень.
А по характеристикам?
Андрей Евдокимов: И по характеристикам тоже, может быть, где-то даже мы чуть побыстрее, потому что мы позже вышли на рынок, чуть-чуть смогли его оптимизировать. То, что мы российские, — это дополнительный бонус, который позволяет произвести продукцию с такими же пользовательскими характеристиками, но при этом получить преимущество на конкурсе.
Микроконтроллер — это не только специфическая продукция, которую обязательно государство закупает, но и весь рынок вообще. Рассказывают даже истории, что некоторые производители российского железа, чтобы соответствовать, иногда ставят в компьютерах, в серверном оборудовании лишнее, но российское, чтобы показать, что оно есть, хотя потом некоторые разбирают и говорят, оно и без этого работало бы.
Андрей Евдокимов: Это известный скандал.
Он реальный все-таки?
Андрей Евдокимов: На наш взгляд, он реальный, и мы против такого использования отечественной микроэлектроники, потому что это ее колоссально дискредитирует. Когда обсуждаем с партнерами, что они планируют делать, какие продукты, мы стараемся их всячески удержать от того, чтобы напаивать наши микроконтроллеры для получения баллов. Сейчас же у нас балльная система, и она дает дополнительные баллы, и можно их получать честно, а можно рисовать эти баллы. Мы стараемся с такими партнерами либо ограничивать работу, либо тех, с кем мы близко работаем, удерживать от таких вещей.
Потому что все равно это кто-нибудь разберет и покажет, и потом неприятный репутационный эффект.
Андрей Евдокимов: Это неправильно и нечестно. Если называть вещи своими именами, это мошенничество. И, конечно, нам не хочется, чтобы наши продукты так использовались, мы категорически против этого. При этом есть большое количество партнеров, которые прекрасно это понимают, дорожат своей репутацией и никогда на такое не пойдут. С ними мы стараемся работать. Например, можно напаять микроконтроллер на материнскую плату, чтобы он через себя пропускал сигнал питания, а можно сделать на нем такую мини-BMC-плату, которая бы собирала данные со всего компьютера, опрашивала его и контролировала его состояние — это нормальное применение. А когда он ставится в цепь питания, что-то там через себя пропускает, наверное, это не очень хорошее применение. Но, к сожалению, так как наша цель в части микроконтроллеров, чтобы они продавались миллионами штук и продавались через дистрибьюторов, конечно, мы это проконтролировать не сможем.
У вас планы на какие цифры?
Андрей Евдокимов: Миллионы штук в год. Так как этот чип недорогой, то на нем может быть нормальная маржинальность в процентах, в рублях 100-200 рублей, допустим. Если он стоит 500-600 рублей, сколько-то мы на нем зарабатываем, но это все равно сотни, десятки или сотни рублей. Чтобы зарабатывать достаточный объем денег, нужно продавать много. Люди склонны к тому, чтобы использовать то, что является лидером на рынке, соответственно, для этого надо продаваться больших количествах.
Чтобы сделать приличную выручку, надо как раз продать 10 млн, это будет 5 млрд рублей.
Андрей Евдокимов: Да, это будет приятно.
«Байкал» на протяжении своей истории разрабатывает ядра для чипов и процессоров, для микроконтроллеров, сейчас говорим о чипе для процессоров на нероссийской архитектуре. Изначально вы базировались на архитектуре ARM британской фирмы, она с 2022 года смогла сделать так, что вы не можете пользоваться, правильно я говорю?
Андрей Евдокимов: Мы не можем получить от нее ничего нового, со старым там вопрос. Поддержка прекращена, любое взаимодействие прекращено, это действительно так.
И вы перешли на разработки на базе архитектуры RISC-V. А она не прекратит?
Андрей Евдокимов: Она может прекратить, но здесь все-таки нас страхует то, что, с одной стороны, эта архитектура открыта. На самом деле архитектура ARM точно открыта и опубликована, но не дает права, вы можете что-то разработать на базе ARM, но когда вы пойдете это производить, то надо будет ARM заплатить. RISC-V говорит: пожалуйста, на мне разрабатывайте все, кто хотите, с определенными минимальными ограничениями. Чем для нас хороша архитектура RISC-V — в России есть разработчики ядер на базе RISC-V. Мы не разрабатываем сами ядра, мы разрабатываем конкретно процессоры либо микроконтроллеры, то есть чип целиком, ядра мы всегда берем у кого-то. В случае микроконтроллера мы взяли ядра у отечественной компании, базирующейся в Питере. Это было сделано для того, чтобы позволить ей развиваться в режиме независимого айпи-хауса, как она развивалась. Они разрабатывают ядра, достаточно производительные, достаточно качественные. И мы на базе этих ядер делаем уже свои чипы, причем мы используем их ядра как служебные и в более тяжелых процессорах, их не видно снаружи, они внутри. Поэтому RISC-V — это такая же архитектура, как и все современные риск-архитектуры. Почему использовался ARM, а сейчас RISC-V, в первую очередь из-за доступа к экосистеме. В случае с ARM еще был доступ к уже готовым разработанным ядрам, мы лицензировали, например, ядра А75, потом А710.
Под экосистемой понимаем пакеты различных приложений, которые взаимодействуют?
Андрей Евдокимов: Да, программное обеспечение, это и операционная система, уже работающая на этой архитектуре, и прикладное программное обеспечение, драйвера к этому всему, драйвера для оборудования и так далее, то есть это огромный объем программного обеспечения. Все-таки если раньше, 20-30 лет назад, железо диктовало софту, каким ему быть, то сейчас софт диктует железу, каким ему быть, потому что отрасль софта — это триллионы, а отрасль железа — это все-таки миллиарды. Если мы посмотрим на самые дорогие компании в мире, Nvidia — это отдельная песня, хотя у них есть огромная софтверная часть. То есть Microsoft, Amazon и прочее — все, кто занимается чисто софтом, TSMC среди 10 самых дорогих компаний мира нет, хотя они производят для этих всех компаний почти все, что им нужно. Поэтому уж так сложилось, что нужно иметь экосистему, без экосистемы банально мы включаем компьютер, что мы видим на экране? Мы видим на экране, не какой там процессор стоит, а мы видим на экране операционную систему, и мы дальше включаем браузер, мы видим браузер, и как он куда-то зашел в интернет, а не то, что там в процессоре что-то обрабатывается. Наша задача — сделать процессоры, чтобы пользователь пользовался отечественным оборудованием на наших процессорах и не задумывался о том, что у нее там внутри стоит, чтобы ему было комфортно все быстро, качественно и без вопросов. Это та задача, которую мы должны решить вместе с разработчиками железа, непосредственно компьютера, ноутбука или сервера и вместе с разработчиком программного обеспечения.
Давайте вернемся к железу, хоть оно в понятиях капитализации стоит меньше, а мы своего не производим и тут упираемся пока в нерешаемые задачи. Все мы знаем про TSMC, все мы знаем про голландскую ASML, почти единственный производитель комплексного оборудования для этого TSMC. Мы знаем, что там и некоторые российские разработки используются, это большой международный колхоз. Nvidia тоже производит свои чипы. Китай, Южная Корея, Япония, Малайзия и Россия в том числе, но, правда, с куда меньшими нанометрами. Где еще развиваются производства чипов, которые представляют интерес?
Андрей Евдокимов: Я к этому вряд ли что-то добавлю. Есть в Европе компания IMEC, которая является глобальным исследовательским центром по микроэлектронике и помогает развиваться этим большим игрокам. В Корее Samsung, в Японии как-то все немного поутихло, но были производители памяти, даже были свои литографы и так далее. В Малайзии есть несколько фабрик, причем они специфические, некоторые делают очень сложные продукты и пытаются соединить кремний, и световоды, и лазеры, и лазерные диоды на одном чипе, что уже лет 15 или 20 пытаются сделать, и сейчас появились коммерческие продукты. Россия входит в десятку стран в мире, которые умеют делать что-то более или менее серьезное, РФ тоже в это много инвестирует. Если говорить в целом про развитие глобальной микроэлектроники, как мне кажется, если раньше была одна система разделения труда, в которой были задействованы Корея, Япония, США и Европа, и они создали эту систему разделения труда по производству чипов, и мы все ею пользовались либо как уже готовыми продуктами, либо для производства своих продуктов. Видимо, будут постепенно формироваться две системы разделения труда. Одна, скажем, западная, другая восточная. В силу размеров рынка и в силу того, что Китай прекрасно понимает, что их никто не отпустит, они будут формировать свою систему разделения труда в микроэлектронике. Россия будет как-то взаимодействовать с этой системой разделения труда больше, чем с западной. И хорошо, если действительно сформируются две системы разделения труда, которые все равно где-то будут пересекаться, но где-то будут конкурировать, это для глобального развития, может быть, даже и хорошо.
Вышло громкое сообщение, особенно в Telegram это превратилось в заголовок о том, что половина выпускаемых процессоров в России бракованные. И вы потом объясняли про эксперимент, который вы проводили на каком-то производстве, сказали, что пока 50% качественные. Когда был этот эксперимент и дал ли он результат?
Андрей Евдокимов: Мы проводили эксперимент в Калининграде. Действительно, они брали наши процессоры «Байкал-М», собирали их. Первые результаты были совсем плохие. То есть они брали наши кристаллы, подложки, и эксперимент касался только сборки. Но после некоторых итераций он стал существенно лучше, и понятно, почему он не пошел дальше. Потому что кристаллов и подложек сейчас и так нет или их не хватает для того, чтобы собрать чипы и раздать партнерам. Поэтому на развитие эксперимента мы не пошли, не было возможности. А в целом я его оцениваю позитивно и считаю, что это был хороший шаг вперед. Поэтому с точки зрения газетного заголовка выглядит, что, как всегда, все пропало, а на самом деле это правильный производственный эксперимент, который неплохо закончился.
«Байкал-М», как вы говорите, уйдет в прошлое. Что вы разрабатываете дальше? Вы сказали, что нужно разрабатывать с пониманием, кто это будет физически производить. Тогда вопрос, разрабатываете ли вы следующий процессор?
Андрей Евдокимов: Мы все-таки произвели 30 тысяч «Байкалов-М», привезли в Россию и продали. И это, на наш взгляд, неплохой объем. Конечно, это не сравнивается с Intel и прочими, но для российского чипа это нормально. Это уже все, при этом 150 тысяч штук лежат на Тайване, и ничего с ними сделать нельзя, при этом разработки не останавливаются. Да, мы продолжаем разрабатывать, в том числе замену «Байкалу-М». Этот проект стартовал еще в 2021 году, это называется процессор «Байкал-Л», я надеюсь, что он дойдет до серии, будет производиться и продаваться в больших количествах.
То есть, когда вам удастся решить проблемы с производством, это будет уже не «Байкал-М», это будет уже следующее поколение.
Андрей Евдокимов: Да, это будет уже следующее поколение, и существенно лучше почти по всем характеристикам.
Вопрос про кадры. Фактически «Байкал» пережил несколько очень тяжелых моментов. Первая известная история с основателем компании Панасенко, который попал под уголовное дело, в ходе которого вся отрасль его защищала. Пришлось, так сказать, потерять основателя. Потом этот слом производственной цепочки. А удалось ли вам сохранить команду?
Андрей Евдокимов: Да, это были мрачные времена в жизни компании. Когда в марте 2019 года был арестован Всеволод, были времена, когда мы не знали, что делать и как будем жить дальше. Но надо сказать, что в тот момент как раз команда не так сильно пострадала, если вообще пострадала. И люди понимали, что нужно как-то собраться и продолжать работать. И в этом плане 2019 год не так тяжело прошел, был очень тяжелый 2020-й, и тогда казалось, что конец близок. Но нам удалось тогда договориться с инвестором. Как инвестор в компанию вошла группа «Вартон», и это положило начало бурному развитию, которое как раз и вылилось в производство «Байкала-M», презентации «Байкала-С» и так далее.
Но потом опять слом, а все это только запустилось…
Андрей Евдокимов: А потом 2022 год, были пара периодов, когда мы теряли большое количество людей, это наносило эмоционально очень сильный удар. В 2023 году, мне кажется, был самый большой отток. Конкуренты активно хантили людей, повлияло и общее негативное ожидание от будущего. Но надо сказать, что сейчас ситуация сильно изменилась, нам удалось это все развернуть. Нам удалось сильно увеличить инженерный состав и качественно его усилить. Если говорить про 2019 и 2020 годы, в компании было 90 человек, сейчас в компании около 220 человек. При этом соотношение в процентах инженерного и неинженерного состава тогда было примерно 50% на 50%, может быть, 55% инженерного, сейчас примерно 70% на 30%.
Есть вакансии, которые трудно заполнить?
Андрей Евдокимов: Конечно. Есть вакансии, которые мы не можем заполнить годами. Это старший инженер, например, физдизайн и так далее. Это штучные люди, этих людей можно в стране по пальцам двух рук пересчитать, их очень тяжело найти.
Хотите всегда быть в курсе? Подписывайтесь на Telegram-канал «Бизнес FM»
