— Вы думаете, я ничего не вижу? Все ваши ужимки, перешептывания за моей спиной! — Анна Николаевна с трудом поднялась с дивана, опираясь на палку. — Я не слепая и не выжившая из ума, хоть вы все так считаете!
— Мама, успокойся, пожалуйста, — Ирина Павловна беспомощно оглянулась на соседку, сидящую за столом. — Зоя Васильевна просто зашла в гости, чаю попить. Никто ничего не затевает.
— Конечно-конечно, — Анна Николаевна поджала губы. — А чемодан в прихожей сам собой появился? Думаете, я не слышала, как вы тут шептались про санаторий? В мои-то годы какой санаторий? Выжить меня хотите из собственной квартиры!
— Да что вы такое говорите, Анна Николаевна! — всплеснула руками Зоя Васильевна. — Ирочка просто беспокоится о вашем здоровье, а вы сразу такое...
Анна Николаевна ударила палкой по полу:
— А ты, Зоя, не лезь! Сколько лет соседями были, а теперь с моей дочерью против меня сговариваешься!
— Мама! — Ирина повысила голос. — Прекрати сейчас же! Зоя Васильевна тут совершенно ни при чем. Это мой чемодан, я завтра к Светлане еду, внуков проведать. Тебе же тысячу раз говорила!
Старушка замолчала, медленно опустилась обратно на диван. По её лицу пробежала тень растерянности, сменившаяся упрямством:
— Говорила? Не помню такого.
— Говорила, мама, — Ирина устало вздохнула. — И записку на холодильнике оставляла, и вчера за ужином обсуждали.
Зоя Васильевна поднялась со своего места:
— Ладно, Ириш, я, пожалуй, пойду. Ты заходи вечерком, если сможешь.
Когда соседка ушла, Ирина села напротив матери:
— Мама, нельзя так с людьми. Зоя Васильевна только добра тебе желает.
— Знаю я эти пожелания добра, — проворчала Анна Николаевна, но уже без прежнего запала. — Сначала добра желают, потом в дом престарелых сдадут. Как Клавдию Петровну с третьего этажа. Сын на дачу свёз, а оттуда в этот... как его... пансионат для пожилых. А квартиру её уже продают.
Ирина покачала головой:
— Клавдия Петровна сама захотела в пансионат переехать, ей одной тяжело стало жить. Там за ней ухаживают, общение есть, питание хорошее.
— Так я и поверила! — Анна Николаевна фыркнула. — Никто по своей воле от собственной квартиры не откажется. Это всё сынок её, Григорий. Всегда прохиндеем был. Знаю я таких!
Ирина не стала спорить. Спорить с матерью в последнее время стало бесполезно. Восемьдесят три года, склероз, подозрительность. Врачи говорят — возрастное, нужно набраться терпения. Но как набраться терпения, если мать с каждым днём становится всё невыносимее?
— Пойду обед готовить, — сказала Ирина, поднимаясь. — Ты поешь, потом лекарства примешь и поспишь немного.
— Не маленькая, знаю, что делать, — проворчала Анна Николаевна, но смягчилась. — Ты котлеты обещала. С картошечкой.
— Сделаю котлеты, — улыбнулась Ирина, заправляя седую прядь за ухо. — Отдыхай пока.
На кухне, нарезая лук для котлет, Ирина думала о завтрашней поездке. Дочь Светлана уже месяц зовет в гости, да всё никак не вырваться. Мать одну не оставишь — то давление скачет, то с памятью проблемы. А как выкроила три дня, так мама начала закатывать истерики. Она наотрез отказалась ехать с дочерью, хотя Светлана приглашала их обеих. «Нет уж, — сказала Анна Николаевна. — Поезжай одна, а я дома побуду. Не маленькая, справлюсь». И ведь действительно, не маленькая. Но Ирине всё равно тревожно.
Зазвонил телефон. Ирина вытерла руки полотенцем, посмотрела на экран — Павел, сын. Странно, он обычно по вечерам звонит, после работы.
— Павлик, привет! Что-то случилось?
— Привет, мам, — голос сына звучал напряженно. — Ты где сейчас?
— Дома, обед готовлю. А что?
— Мне нужно с тобой поговорить. Срочно. Лучше без бабушки.
Сердце Ирины тревожно сжалось:
— Что-то с Леночкой? Или с внуками?
— Нет, с семьёй всё в порядке. Это... по другому вопросу. Я подъеду через час, хорошо?
— Хорошо, жду.
Ирина положила телефон на стол. Что могло случиться? Павел, её единственный сын, всегда был спокойным, рассудительным человеком. Два высших образования, хорошая работа в строительной компании, крепкая семья. Дом — полная чаша. Конечно, как у всех, бывают проблемы, но ничего такого, чтобы среди дня срываться с работы для разговора с матерью.
Обед прошел спокойно. Анна Николаевна расхваливала котлеты, вспоминала, какие вкусные пирожки пекла в молодости, жаловалась на ноги. Обычные разговоры, которые они вели изо дня в день. После обеда старушка ушла в свою комнату — полежать. А Ирина осталась на кухне, ожидая сына.
Павел приехал ровно через час, как обещал. Вошел, поцеловал мать в щёку, огляделся:
— Бабуля спит?
— Прилегла после обеда, — кивнула Ирина. — Что случилось, Павлик? Ты меня напугал.
Сын прошел на кухню, сел за стол. Выглядел он действительно встревоженным — бледное лицо, круги под глазами, нервно постукивающие по столу пальцы.
— Мам, у меня проблемы. Серьёзные проблемы.
— Что произошло? — Ирина села напротив, всматриваясь в лицо сына.
— Помнишь, я рассказывал про новый проект на работе? Большой жилой комплекс, я отвечаю за поставки материалов?
— Помню, конечно. Ты говорил, что это очень перспективно, повышение светит.
— Да, так и было, — Павел провел рукой по волосам. — Но что-то пошло не так. Один из поставщиков сорвал сроки, привез некачественные материалы. А я за него поручился перед начальством. Теперь вся вина на мне.
— Но ведь ты не виноват, что он подвел!
— В бизнесе так не бывает, мам. Я рекомендовал этого поставщика, я отвечаю. Строительство остановилось, компания несет огромные убытки. С меня требуют компенсацию.
— Какую компенсацию? — не поняла Ирина. — Ты же не сам материалы производил.
— Мне выставили счет на два миллиона, — Павел опустил глаза. — Это часть убытков, которые понесла фирма. Если не заплачу — уволят с волчьим билетом, могут даже в суд подать.
— Два миллиона? — ахнула Ирина. — Откуда у тебя такие деньги?
— В том-то и дело, что нет. Зарплата хорошая, но таких накоплений нет. Дом недостроенный, кредит ещё три года платить. Ленкина мама болеет, туда деньги уходят... — он развел руками. — Я в тупике.
— А банк? Кредит же можно взять?
— С моей кредитной историей сейчас никто не даст. У нас уже есть ипотека, машина в кредит, ремонт добивали кредитными деньгами.
Ирина растерянно смотрела на сына. Никогда раньше она не видела его таким подавленным.
— И что ты думаешь делать?
Павел поднял глаза, посмотрел на мать долгим взглядом:
— Мам, у тебя есть дача. Помнишь, папа ещё покупал, перед пенсией. Сейчас тот район активно застраивается, земля подорожала. Если продать, можно выручить как раз около двух миллионов.
Ирина замерла. Дача. Шесть соток с небольшим домиком, сад, который они с покойным мужем высаживали своими руками. Каждая яблоня, каждый куст смородины помнил прикосновение его рук. Летние вечера на веранде, запах свежескошенной травы, первая клубника, которую они с восторгом собирали маленькие Павлик и Светлана.
— Ты хочешь, чтобы я продала дачу?
— Понимаю, что это непростое решение, — Павел говорил тихо, но настойчиво. — Но ты же всё равно туда не ездишь уже несколько лет. Участок зарастает, домик разрушается. А мне эти деньги сейчас просто спасут жизнь.
— Я не езжу, потому что маму оставить не с кем, — возразила Ирина. — Но это не значит, что нужно продавать. Я думала, когда выйду на пенсию, буду проводить там больше времени. И вообще, дача — это память об отце.
— Память об отце у нас в сердце, мам, — Павел взял её за руку. — А пенсия у тебя будет не скоро, ещё три года работать. За это время дом совсем развалится, участок превратится в джунгли. Да и кто знает, что будет через три года. Сейчас есть реальная возможность помочь мне, спасти от краха. Я же твой сын.
Ирина молчала, глядя в окно. За окном падал мелкий осенний дождь, серое небо нависало над крышами. Да, Павлик её сын, её кровиночка. Разве может мать отказать сыну в помощи? Но дача... Последнее, что осталось от мужа. То место, где она всегда чувствовала его присутствие, его заботу.
— Мне нужно подумать, Павлик. Это не так просто.
— Мам, у меня нет времени, — в голосе сына появились жесткие нотки. — Мне дали неделю на решение вопроса. Если за это время не найду деньги — всё, конец карьере. Может, даже конец свободе — за такие суммы и под суд могут отдать.
— Неделя — это очень мало, — Ирина покачала головой. — Даже если я соглашусь, как можно за неделю продать дачу? Нужно найти покупателя, оформить документы...
— У меня уже есть покупатель, — быстро сказал Павел. — Один знакомый риэлтор нашел клиента, который готов купить участок под снос, для строительства нового дома. Он даже документы уже подготовил, осталось только твоё согласие.
Ирина пристально посмотрела на сына:
— Ты уже всё решил, даже не спросив меня?
— Я надеялся, что ты поймешь и согласишься, — Павел отвел глаза. — Это же ради семьи, ради внуков. Если я потеряю работу, кто будет нас содержать?
В это время в дверях кухни появилась Анна Николаевна. Опираясь на палку, она внимательно смотрела на дочь и внука:
— Так-так, что тут у нас за секреты? Родную бабушку даже не поздоровался?
— Здравствуй, бабуля, — Павел поднялся, подошел к старушке, обнял. — Как твоё здоровье?
— Как может быть здоровье у старухи? Скрипим помаленьку, — она прошла к столу, села. — О чем шепчетесь?
— Да вот, обсуждаем с мамой дачные дела, — Павел замялся. — Дача совсем заброшена, надо бы что-то решать.
— Какие дачные дела осенью? — подозрительно прищурилась Анна Николаевна. — Ирка, ты чего такая бледная? Что стряслось?
— Ничего, мама, — Ирина попыталась улыбнуться. — Просто Павел предлагает продать дачу. Говорит, всё равно не пользуемся, только деньги на налоги уходят.
— Вон оно что, — старушка кивнула, словно что-то для себя уяснив. — И куда же деньги пойдут, если дачу продадите?
— Бабуль, у меня проблемы на работе, — Павел говорил спокойно, но Ирина видела, как напряглись его плечи. — Срочно нужны деньги, иначе могу остаться без работы.
— Проблемы? Какие же проблемы у молодого здорового мужика могут быть? — Анна Николаевна постучала палкой по полу. — В наше время работали от зари до зари, никаких проблем не знали. А сейчас вам всё легко подавай!
— Мама, перестань, — устало сказала Ирина. — Сейчас другое время, другие проблемы.
— Знаю я эти проблемы, — старушка не унималась. — Машины им подавай дорогущие, дома огромные. А чтоб копейку отложить на чёрный день — этого нет. Мы с твоим отцом, Ирка, каждую копеечку берегли, потому и дачу смогли купить, и квартиру получить, и вас, детей, выучить. А теперь что? Продать всё, спустить — и опять по новой?
Павел сжал кулаки, но сдержался:
— Бабуля, ты не понимаешь современной жизни. Сейчас такие обстоятельства, что без денег можно всё потерять. Работу, репутацию, будущее.
— А я, по-твоему, по луне хожу? Не вижу, как вы живете? — старушка упрямо мотнула головой. — Коттедж себе отгрохал, машину каждые три года меняешь. А как прижало — сразу к матери: «Мама, продай дачу!» А мама на этой даче с отцом твоим каждую грядку перекапывала, каждое деревце сажала.
— Мама, хватит! — Ирина повысила голос. — Это моё дело — продавать дачу или нет.
— Твоё, — согласилась Анна Николаевна. — Только помяни мое слово: продашь память об отце — пожалеешь. И денег этих тебе никто не вернёт.
Павел резко встал:
— Вот всегда так! Стоит заговорить о чем-то серьезном, сразу начинаются нравоучения! Бабуля, тебе не кажется, что ты лезешь не в свое дело? Мама взрослый человек, сама может решить.
— А ты, значит, не лезешь? — старушка подняла на внука пронзительный взгляд. — Мать твоя может и взрослая, да только мягкая слишком. Тебе отказать не сможет, даже если это ей во вред.
Ирина растерянно переводила взгляд с сына на мать. Разговор принимал неприятный оборот.
— Давайте успокоимся, — сказала она. — Павлик, я обещаю подумать. Правда. Просто дай мне немного времени.
— Времени нет, мама! — в голосе сына звучало отчаяние. — Мне нужен ответ сейчас. Да или нет.
— Вот оно как, — протянула Анна Николаевна. — Значит, уже и подумать нельзя? Мать свою в угол загнал.
— Бабуля, пожалуйста, — Павел с трудом сдерживался. — Это не твоё дело.
— Мое! — неожиданно громко сказала старушка. — Потому что я вижу, что здесь происходит. Ты свои дела решаешь за счет матери. А она потом без дачи останется, без денег. И что дальше? К тебе жить переедет? Так у тебя жена молодая, внуки. Кому нужна старуха в доме?
— Мама, прекрати, — взмолилась Ирина. — Никто никуда переезжать не собирается.
— Ещё как собирается! — Анна Николаевна стукнула палкой. — Думаешь, я не знаю, что вы тут с Зойкой шептались? Про дом престарелых, про пансионат этот! Как Клавдию Петровну — так и меня хотите сплавить!
— Что за бред! — Павел всплеснул руками. — Никто не говорил ни о каком доме престарелых!
— А ты не кричи на меня, молокосос! — старушка поднялась, опираясь на палку. — Я еще в своем уме, всё вижу и слышу. Сначала дачу продадите, потом квартиру. А меня — с вещами на выход!
— Мама, Павлик, хватит! — Ирина почти кричала. — Прекратите немедленно!
В комнате повисла тяжелая тишина. Анна Николаевна тяжело дышала, опираясь на палку. Павел стоял, сжав кулаки, с пылающими щеками. Ирина чувствовала, как начинает болеть сердце — знакомое щемящее чувство, предвещающее приступ.
— Мне нужно выпить лекарство, — сказала она тихо. — Павлик, давай продолжим разговор позже. А ты, мама, иди к себе, отдохни.
— Нет времени на «позже», мам, — Павел дрожащим голосом произнес то, о чем, видимо, боялся сказать раньше. — Либо ты продаешь дачу и отдаешь деньги мне, либо я сдаю тебя в дом престарелых, — он кивнул на бабушку. — Вместе с ней. Мне нечем будет помогать вам, если я лишусь работы. А на твою зарплату вы не проживете.
В комнате стало так тихо, что было слышно, как тикают часы на стене. Ирина смотрела на сына, не веря своим ушам. Это не мог говорить её Павлик, её мальчик. Наверное, ей послышалось.
— Что ты сказал? — она сделала шаг к сыну. — Повтори.
Павел опустил глаза:
— Прости, мам. Я не хотел, чтобы всё так вышло. Но у меня реально нет выбора. Либо дача и деньги, либо... я не смогу вам помогать. А вам двоим на одну твою зарплату не выжить.
— Я так и знала! — торжествующе воскликнула Анна Николаевна. — Вот твой сыночек показал истинное лицо! Шантажирует родную мать!
— Замолчи! — Ирина крикнула так громко, что сама испугалась. Никогда в жизни она не кричала на мать. — Замолчи, мама. Я хочу услышать, что скажет мой сын.
Она повернулась к Павлу, внимательно вглядываясь в его лицо:
— Ты это серьёзно? Ты правда готов отправить нас с бабушкой в дом престарелых, если я не продам дачу?
Павел молчал, глядя в пол. Потом поднял глаза — в них стояли слезы:
— Мам, я загнан в угол. Мне грозит увольнение, суд, может быть, даже тюрьма. У меня семья, дети. Я не могу потерять всё.
— А мать потерять можешь? — тихо спросила Ирина. — Отношения со мной, мое доверие, мою любовь — это ты готов потерять?
— Не драматизируй, мам, — Павел попытался улыбнуться. — Никто ничего не теряет. Просто ты продаешь ненужную дачу, помогаешь мне выбраться из кризиса. Потом, когда всё наладится, я верну деньги, и ты сможешь купить другую дачу, если захочешь.
— А если не наладится? — Ирина смотрела сыну прямо в глаза. — Если твои проблемы не закончатся? Что тогда?
Павел молчал. Молчание говорило громче любых слов. Ирина медленно опустилась на стул, чувствуя, как немеют руки и ноги.
— Павлик, ответь мне честно, — она говорила тихо, но твердо. — Что на самом деле произошло? Только правду, пожалуйста.
Сын сел напротив, провел рукой по лицу:
— Я проиграл деньги, мам. Крупно проиграл. В казино. Сначала думал отыграться, брал кредиты. Потом понял, что погряз окончательно. История с работой — правда, там действительно проблемы. Но не такие критичные. А вот долги... Две недели назад мне начали угрожать. Сказали, если не верну деньги — будут проблемы. Серьезные проблемы.
Анна Николаевна охнула, опустилась на стул:
— Господи, Павка! Ты что же, в азартные игры ударился? Как дед твой?
Ирина вздрогнула. Отец Павла, её покойный муж, в молодости страдал игровой зависимостью. Боролся с ней всю жизнь. Казалось, победил. Но гены, видимо, взяли своё.
— Давно это у тебя? — спросила Ирина, чувствуя, как к горлу подкатывает комок.
— Около года, — Павел опустил голову. — Сначала просто развлекался. Потом втянулся. Думал, что контролирую ситуацию. А потом... потом стало поздно.
— Лена знает?
— Нет, — он покачал головой. — Она думает, что у нас всё в порядке. Я скрывал, врал, выкручивался как мог. Но сейчас прижало окончательно.
Ирина молчала, переваривая услышанное. Сын, её мальчик, пошел по стопам отца. Та же болезнь, то же отрицание проблемы, та же ложь. И теперь он хочет, чтобы она продала последнее, что у нее осталось от мужа — дачу, которую тот купил, преодолев свою зависимость, накопив честным трудом.
— Я не буду продавать дачу, Павлик, — наконец сказала она. — Но я помогу тебе. По-другому.
— Как? — в голосе сына звучала надежда. — У тебя есть деньги?
— Нет. Но я помогу тебе признаться во всём Лене. Обратиться к специалистам. Начать лечение. Как когда-то помогла твоему отцу.
— Лечение? — Павел нервно рассмеялся. — Мам, ты не понимаешь. Мне нужны деньги, реальные деньги. Иначе мне конец.
— Если я дам тебе деньги сейчас — это будет твой конец, — твердо сказала Ирина. — Потому что ты опять пойдешь играть. Опять будешь пытаться отыграться. Я знаю эту болезнь, Павлик. Видела, как твой отец боролся с ней годами.
— Это не болезнь! — Павел вскочил. — Просто неудачное стечение обстоятельств. Я верну долг и завяжу с этим, обещаю!
— Не верю, — покачала головой Ирина. — И денег не дам. Ни дачу не продам, ни квартиру. Потому что это не поможет. Только сделает хуже.
— Ты не понимаешь! — Павел почти кричал. — Они мне угрожают! Могут покалечить, даже убить!
— Тогда иди в полицию, — спокойно ответила Ирина. — Расскажи всё как есть. Попроси защиты.
— В полицию? — Павел смотрел на мать с ужасом. — Ты с ума сошла? Меня же...
— Что тебя? — Ирина встала, подошла к сыну. — Тебя накажут? Да, возможно. Но это будет честно. И это будет первый шаг к выздоровлению.
Павел в отчаянии схватился за голову:
— Ты не понимаешь! Ты не можешь мне так поступить, ты же мать!
— Именно потому, что я мать, я и поступаю так, — Ирина положила руку на плечо сына. — Я люблю тебя, Павлик. И я не дам тебе пойти по стопам отца. Не дам разрушить свою жизнь, семью, будущее.
— Значит, ты выбираешь дачу, а не собственного сына? — в голосе Павла звучала горечь.
— Я выбираю тебя. Настоящего тебя, а не ту зависимость, которая тобой управляет.
Анна Николаевна, молчавшая все это время, вдруг подала голос:
— Правильно, Ирка. Нечего потакать. Мой отец, царствие ему небесное, тоже игроком был. Мать спасла его, когда наотрез отказалась деньги давать. А он её бил, грозился, что уйдет. Не ушел. Вылечился, работал потом до старости. Вот и Павке твоему нужно не деньги, а лечение.
Павел беспомощно оглядывался то на мать, то на бабушку. Потом его плечи поникли, он опустился на стул и закрыл лицо руками:
— Что же мне делать? Они же не отстанут.
— Мы пойдем завтра к участковому, — Ирина села рядом, обняла сына за плечи. — Всё расскажем. Потом обратимся к психотерапевту — у меня есть хороший знакомый, он занимается зависимостями. И поговорим с Леной. Она должна знать, чтобы помогать тебе.
— Она бросит меня, — глухо сказал Павел. — Я столько ей врал.
— Если любит — не бросит, — Ирина погладила сына по волосам, как делала в детстве. — Вместе справитесь.
Вечером, когда Павел уехал домой, Ирина сидела на кухне, глядя в окно. На душе было тяжело, но в то же время — какое-то странное облегчение. Как будто камень с сердца свалился. Она не знала, чем закончится эта история. Сможет ли сын справиться с зависимостью, как когда-то справился его отец? Поймет ли Лена, простит ли? Но она знала одно: она поступила правильно. Как мать. Как человек, который любит своего ребенка и хочет для него лучшего, даже если это лучшее — через боль, через трудности.
В дверях появилась Анна Николаевна:
— Не спишь ещё? — спросила она, проходя к столу. — Чаю налей.
Ирина налила матери чаю, села рядом.
— Ты была права, мама. Насчет Павлика. Спасибо.
— За что спасибо-то? — старушка отхлебнула чай. — Я просто вижу, что к чему. Жизнь длинная, всякого навидалась. Игра — она как зараза. Если денег дать — только хуже сделаешь.
— Я боюсь за него, — призналась Ирина. — Что если эти люди правда опасны? Что если участковый не поможет?
— Поможет, — уверенно сказала Анна Николаевна. — Они все трусы, эти казиношники. Шантажируют, запугивают. А как полиция появляется — сразу хвост поджимают. Не первый раз такое.
Они посидели немного в тишине, каждая думая о своём. Потом Анна Николаевна вдруг спросила:
— А ты правда думала меня в дом престарелых сдать?
— Что за глупости, мама? — Ирина удивленно посмотрела на мать. — Никогда такого не было.
— А чемодан? А разговоры с Зойкой?
— Я же объясняла: я к Свете собралась, внуков проведать. А с Зоей мы обсуждали, как тебе помочь с артритом. Она рассказывала про какие-то новые процедуры, массаж специальный.
Анна Николаевна помолчала, потом кивнула:
— Ну, извини, если что. Старая стала, мнительная. Мерещится всякое.
Ирина улыбнулась, накрыла руку матери своей:
— Ничего, мама. Всё хорошо. И будет еще лучше, вот увидишь.
Она не знала, будет ли лучше. Но верила, что справится. Справится с сыном, с его проблемами. Справится с матерью, с её старостью и страхами. Потому что это её семья. И другой у нее нет.
А следующим летом, когда Павел уже проходил курс лечения и потихоньку возвращался к нормальной жизни, они все вместе поехали на дачу. Анна Николаевна сидела на веранде, наблюдая, как правнуки собирают первую клубнику. Ирина возилась в огороде. А Павел с Леной чинили крышу дома — вместе, рука об руку. Жизнь продолжалась. И была она — несмотря ни на что — прекрасна.
Дорогие читатели, если вам понравилась эта история, не забудьте поставить лайк и оставить комментарий. Ваше внимание — лучшая награда для автора. Подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить новые рассказы о непростых семейных отношениях и о том, как важно в трудную минуту оставаться верным своим принципам.