— Павлик, ну может, купим Сеньке новый телефон? — Лена с надеждой посмотрела на мужа, который чистил картошку с сосредоточенным видом хирурга. — Его-то совсем старенький, разбит весь. Перед ребятами в классе неудобно.
— Лен, ну какой телефон? — Павел вздохнул, не отрываясь от своего занятия. — Он же работает. Звонит, и ладно. Мы же договорились, на ремонт копим. Ванную надо делать, там трубы скоро сами в пляс пойдут.
— На ремонт мы уже третий год копим, — беззлобно проворчала она. — А сыну хочется быть не хуже других.
— Вот вырастет, заработает себе на какой захочет. А пока пусть ценит то, что есть, — отрезал он тоном, не терпящим возражений. — Нечего баловать.
Лена не стала спорить. Павел был прав, конечно. В их семье лишних денег никогда не было. Он работал водителем-экспедитором, она — библиотекарем. Жили скромно, от зарплаты до зарплаты, в старой «двушке», доставшейся ей от родителей. Но Лена не жаловалась. У неё был любящий муж, умница-сын, тихая, спокойная жизнь. Чего ещё желать? Павел был её опорой, её защитой. Немногословный, строгий, но справедливый. Она знала его как саму себя. Каждую привычку, каждую морщинку у глаз, каждую интонацию в голосе. Она была в этом уверена.
В тот вечер Павел вернулся с работы поздно, уставший и хмурый. Быстро поужинал и лёг спать. Лена решила перед сном постирать его рабочую одежду. Загружая машинку, она по привычке проверяла карманы. Ключи, какая-то мелочь, зажигалка… И что-то маленькое, пластиковое, завёрнутое в клочок газеты. Она развернула.
Сим-карта.
Она удивлённо повертела её в руках. Зачем ему вторая сим-карта? Он никогда не говорил, что у него есть другой номер. Может, для работы? Но почему тогда он её прячет? Сердце неприятно ёкнуло. Она вспомнила, как в последнее время Павел стал каким-то дёрганым, часто выходил на балкон «покурить» и с кем-то тихо разговаривал по телефону, а когда она подходила, быстро сбрасывал звонок. «По работе, Лен, не мешай», — бросал он раздражённо.
Она стояла посреди ванной, вдыхая запах стирального порошка, и смотрела на этот крошечный кусочек пластика в своей ладони. Он казался ключом к какой-то тайной, неизвестной ей жизни её мужа. Искушение было слишком велико.
Дождавшись, когда стиральная машинка закончит свой цикл и в квартире снова воцарится тишина, она на цыпочках прошла в спальню. Павел спал, отвернувшись к стене. Лена взяла свой старенький кнопочный телефон, аккуратно вынула свою сим-карту и вставила чужую.
Телефон включился. На экране высветилось приветствие оператора. Несколько секунд ничего не происходило. А потом телефон завибрировал, словно сошёл с ума. Посыпались сообщения. Одно за другим. От незнакомых, странных контактов.
«Борзый»: «Паша, срок завтра. Бабки где?»
«Хирург»: «Ты не понял? Время вышло. Мы приедем поговорить».
«Серёга Гараж»: «Паш, я тачку продал. Как договаривались. Деньги у меня. Звони».
Лену затрясло. Что это? Какие бабки? Какой срок? Она открыла список контактов. Ни одного знакомого имени. Только клички. «Борзый», «Хирург», «Серый», «Антон Шиномонтаж». И один-единственный женский контакт — «Анечка».
Дрожащими пальцами она открыла переписку с этой Анечкой. Сообщения шли уже несколько месяцев.
Анечка: «Пашенька, как ты? Новости есть?»
Павел: «Пока нет. Фонды отказывают. Говорят, не наш профиль».
Анечка: «А врачи что говорят?»
Павел: «То же самое. Нужна операция. В Германии. Сумма неподъёмная. Я не знаю, что делать, Аня».
Анечка: «Паш, не сдавайся. Мы должны её спасти. Катюша должна жить».
Катюша. Кто такая Катюша? У них не было родственников с таким именем. Лена листала дальше.
Павел: «Я нашёл вариант. Есть одни люди… Дадут в долг. Под большой процент, но быстро».
Анечка: «Паша, не надо! Это же бандиты! Опасно!»
Павел: «Другого выхода нет. Я всё решу. Не переживай».
И последние сообщения, отправленные сегодня днём:
Анечка: «Они звонят мне! Угрожают! Говорят, если ты завтра не привезёшь деньги, они приедут к Катюше в больницу!»
Павел: «Я знаю. Успокойся. Я что-нибудь придумаю. Никто её не тронет. Я им горло перегрызу».
Лена открыла галерею телефона. Там была всего одна папка. «Катюша». Она нажала на неё, и на маленьком экране появилось лицо девочки лет семи. Бледное, с огромными, испуганными глазами. Девочка лежала на больничной койке, к её руке тянулась трубка капельницы. На следующей фотографии она улыбалась, но это была вымученная, слабая улыбка. У неё были волосы цвета спелой пшеницы и ямочки на щеках. И глаза… У неё были глаза Павла.
Сердце ухнуло в пятки. Внебрачная дочь? Он жил на две семьи? Все эти годы? Голова закружилась, Лена прислонилась к стене, чтобы не упасть. Предательство. Какое страшное, уродливое слово. Её тихий, надёжный, правильный Павел…
В этот момент в коридоре щёлкнул выключатель. Она вздрогнула. Павел проснулся. Он стоял в дверях спальни, щурясь от света из коридора.
— Лен? Ты чего не спишь?
Он увидел в её руках телефон, увидел её белое как полотно лицо, и всё понял. За долю секунды его лицо изменилось. Сонливость слетела, оно стало жёстким, чужим, как у тех людей в его списке контактов.
— Отдай, — сказал он тихо и шагнул к ней.
— Кто она? — прошептала Лена, отступая назад, вжимаясь в стену. — Твоя дочь?
— Лена, не лезь. Отдай телефон.
— У тебя другая семья?! Все эти двадцать лет?! Ты врал мне?!
— Это не то, что ты думаешь! — он попытался вырвать телефон у неё из рук, но она крепко сжимала его.
— А что я должна думать?! — закричала она, уже не заботясь о том, чтобы говорить тихо. — Тут всё написано! Долги, угрозы, больницы! Какая-то женщина, какой-то ребёнок! Кто все эти люди, Павел?!
Он опустил руки. Посмотрел на неё долгим, тяжёлым взглядом, и в его глазах была такая мука, что её крик застрял в горле.
— Это моя сестра, — сказал он глухо. — Младшая. Аня. А Катюша — её дочь. Моя племянница.
— Сестра? — Лена не верила своим ушам. — У тебя нет сестры.
— Есть. Сводная. По отцу. Мы никогда не общались. Отец ушёл от её матери, когда Анька была совсем маленькой. Я её нашёл год назад, случайно. Она одна, мужа нет. А полгода назад у Катюшки обнаружили редкую болезнь крови. Нужна была пересадка костного мозга, операция в Германии. Я пытался собрать деньги. Продал гараж, о котором ты не знала. Продал машину, сказал тебе, что угнали. Обращался в фонды. Бесполезно. И тогда… я занял. У очень плохих людей.
Он сел на край кровати, обхватив голову руками.
— Я не хотел тебя в это впутывать, Лен. Думал, справлюсь сам. Устроился на вторую работу по ночам, таксовал. Думал, отдам потихоньку. Но проценты росли, как снежный ком. Я запутался. Они начали угрожать. И я спрятал Аню с Катей в подмосковной больнице, а сам… сам не знаю, что делать. Завтра последний день. Если я не найду двести тысяч, они…
Он не договорил. Но Лена всё поняла. И про «Борзого», и про «Хирурга».
Она смотрела на своего мужа, и тот мир, который рухнул пять минут назад, начал медленно собираться заново, но уже совсем в другой, искажённой, страшной реальности. Он не предатель. Он не жил на две семьи. Он просто пытался спасти ребёнка. Её ребёнка. Ребёнка, у которого были его глаза. И ради этого он пошёл на всё, в одиночку, оберегая её, свою жену, от этой грязи и страха.
— Почему ты мне не сказал? — прошептала она.
— А что бы ты сделала? — он горько усмехнулся. — Понесла бы в ломбард свои серьги? Лен, мы живём от зарплаты до зарплаты. Я не мог повесить это на тебя. Это моя ноша. Я должен был её нести сам.
В этот момент на чужой телефон, который Лена всё ещё сжимала в руке, поступил звонок. На экране высветилось: «Борзый». Павел вздрогнул.
Лена, сама не зная зачем, нажала на кнопку приёма и включила громкую связь.
— Ну что, Паша? Ночь для роздумий прошла? — раздался в тишине комнаты тот же неприятный, грубый голос, что она слышала на автоответчике. — Бабки нашёл? Завтра в полдень ждём тебя на старом месте. Не приедешь — мы сами приедем. Сначала к сестричке твоей заглянем, потом к жене. Адресок мы знаем. Так что думай.
Гудки.
Павел сидел бледный, как смерть.
— Надо уезжать, — прошептал он. — Прямо сейчас. Собирай Сеньку. Уедем куда-нибудь, заляжем на дно.
— Куда уезжать, Паша? — Лена вдруг почувствовала, как страх отступает, уступая место холодной, злой решимости. — От них не убежишь. Они нас везде найдут.
Она села рядом с ним. Взяла его ледяную руку в свои.
— Сколько у нас есть?
— Нисколько. Всё, что было, я уже отдал.
— У меня есть. Триста тысяч. Мамины. Она мне оставила, на «чёрный день». Вот он и настал.
— Лена, нет! — он посмотрел на неё с ужасом. — Это твои деньги! Я не могу!
— Можешь, — твёрдо сказала она. — Это теперь наши деньги. И наша беда. Общая. И решать мы её будем вместе.
Она встала, подошла к шкафу, достала из белья старую жестяную коробку из-под чая.
— Завтра утром ты звонишь этому… Борзому. Говоришь, что у тебя есть деньги. Вся сумма. И ты хочешь закрыть долг. Встречаетесь. Я поеду с тобой.
— Ты с ума сошла?! Они тебя…
— Я буду сидеть в машине. А ты пойдёшь один. Отдашь им деньги и возьмёшь расписку, что долг погашен. И чтобы больше ни одного звонка. Ни тебе, ни Ане, ни мне.
— Они могут обмануть. Забрать деньги и…
— Не обманут, — её голос был стальным. — Мы всё запишем на диктофон. И если они дёрнутся, эта запись пойдёт в полицию. Им это не нужно.
Он смотрел на неё — на свою тихую, скромную жену-библиотекаря — и не узнавал. Перед ним сидела другая женщина. Сильная, решительная, бесстрашная.
— А что потом? — спросил он тихо.
— А потом, — она снова села рядом, — мы продадим эту квартиру.
— Лен! Это же твоё единственное жильё!
— Теперь оно наше. Мы её продадим. Часть денег пойдёт на первый взнос по ипотеке, на квартиру поменьше. А остальные — на операцию для Катюши.
— Но… как же мы?
— А мы, Паша, начнём всё сначала. Вместе. Только на этот раз — без тайн. Без вторых сим-карт и разговоров на балконе. Понял?
Он молча кивнул и обнял её. Крепко-крепко, как утопающий хватается за спасательный круг. Лена обняла его в ответ. Она не знала, что их ждёт завтра. Страх никуда не ушёл, он просто затаился в углу. Её прежняя, спокойная и понятная жизнь рухнула окончательно. И на её обломках нужно было строить новую. Трудную, опасную, но честную. И почему-то она знала, что у них получится.
Порой мы думаем, что знаем о своих близких всё, но жизнь показывает, как сильно мы можем ошибаться. Если эта история заставила вас сопереживать героям, поставьте лайк и подпишитесь на канал. Напишите в комментариях, а вы смогли бы простить такую ложь во спасение?