Вера никогда не верила в домовых. Ни в домовых, ни в леших, ни в русалок, ни даже в тех самых «добрых духов», о которых с придыханием шептали бабушки на кухне, попивая чай из треснувших чашек. Для неё всё это было пережитком прошлого — сказками для детей, выдумками для утешения одиноких стариков или просто способом объяснить то, что не поддаётся логике. Она была рациональным, собранным человеком с высшим образованием и склонностью к анализу. Даже кошачье «шестое чувство» она объясняла инфразвуком и микровибрациями пола. Но всё изменилось в одно обычное утро — настолько обычное, что Вера даже не запомнила, какой был день недели.
После свадьбы Вера и её муж Алексей решили на время остаться жить у его бабушки. У них, конечно, была своя квартира — небольшая, но уютная, с видом на парк и свежим ремонтом. Однако переезжать сразу они не стали: бабушка была уже немолода, жила одна, и молодые решили, что будет лучше, если они пока поживут у неё. Да и в самом деле — соседство никого не напрягало. Наоборот, было удобно: не нужно было пересекать полгорода, чтобы навестить пожилую родственницу. Бабушка радовалась гостям, пекла вкуснейшие пироги с яблоками и творогом, а Вера постепенно привыкала к старому деревянному дому со скрипучими половицами, запахом лаванды и лёгкой прохладой в коридоре даже летом.
Утро, о котором пойдёт речь, началось как обычно. Завтрак — кофе, тосты, небольшая перепалка с мужем о том, кто забыл вынести мусор. Алексей ушёл на работу, а Вера, работавшая фрилансером, осталась дома. Ей не нужно было спешить, и она решила позволить себе маленькую роскошь — поваляться в постели с книгой. Лёгкая усталость после бессонной ночи, тёплое одеяло, любимый роман… Она устроилась на диване лицом к стене, уютно поджав ноги, и погрузилась в чтение.
Но вдруг — как будто воздух в комнате сгустился. Стало тяжело дышать. Вера почувствовала лёгкое давление в ногах — как будто кто-то аккуратно, почти вежливо, сел на край дивана. Сердце замерло. Животных в доме не держали. Даже мышей не было — бабушка слишком чистоплотна для этого. Вера замерла, не решаясь пошевелиться. Потом, собрав всю волю в кулак, осторожно, почти незаметно, повернула голову через плечо.
И увидела его.
На краю дивана сидел старичок. Совсем маленький — ростом не выше метра. Он опирался на толстую деревянную палку, подбородок его покоился на сложенных ладонях, а глаза… Глаза были прозрачными, как у кошки в темноте, — не пугающими, но глубокими, словно в них отражалась вся история этого дома. Лицо его напоминало запечённое яблоко — морщинистое, сморщенное, но с каким-то внутренним теплом. Борода — клочками, будто её выщипали птицы. На голове у него была старая потрёпанная шляпа, как у лесника из сказки. Он просто смотрел на Веру. Без злобы. Без страха. Просто… наблюдал.
Первой мыслью было: «Это сон». Но тело не слушалось. Язык словно прилип к нёбу, руки и ноги стали чужими, тяжёлыми, как брёвна. Она лежала, словно вкопанная в землю, не в силах даже моргнуть. Минуты тянулись, как часы. И вдруг — облегчение. Словно невидимая рука сняла груз с груди. Вера осторожно ущипнула себя под одеялом — боль была настоящей. Значит, это не сон.
А старичок тем временем медленно поднялся. Его движения были плавными, почти бесплотными. Он не шуршал одеждой, не скрипел половицами — просто встал и, не отводя взгляда, подошёл к телевизору, зашёл за него… и исчез. Просто растворился в воздухе, как дым в лучах солнца.
Веру словно ветром сдуло с дивана. Руки дрожали, колени подкашивались. Она бросилась к окну, распахнула его — свежий воздух не помог. Только тогда до неё дошло: в доме есть ещё бабушка! Та самая, которая знает все закоулки, все шорохи, все тайны этого дома. Почему она сразу не подумала о ней?
За ужином, всё ещё бледная, с чашкой горячего чая в руках, Вера рассказала обо всём мужу и бабушке. Алексей сначала усмехнулся, но, увидев её состояние, быстро посерьёзнел. А бабушка… Бабушка только кивнула, как будто давно ждала этого момента.
— Это домовой, — сказала она спокойно, как будто речь шла о соседском коте. — Живёт здесь с тех пор, как дом построили. Только людям не показывается. А тебе показался — значит, принял. Значит, теперь ты своя.
Вера не сразу поверила. Но со временем начала замечать странности. Мелочи, которые невозможно объяснить с точки зрения логики: ложка лежит не там, где её оставили; тапочки вдруг оказываются у двери, хотя она точно оставляла их у кровати; тихий шорох ночью, когда все спят, но в доме никто не ходит.
Когда бабушка умерла, Вера и Алексей переехали в свою квартиру. Но перед отъездом Вера, поддавшись какому-то странному порыву, подошла к углу за телевизором, где исчез старичок, и тихо сказала:
— Если хочешь, иди с нами. Нам будет приятно.
Она не знала, верит ли в это сама. Но на следующий день, открывая дверь новой квартиры, почувствовала — он пришёл. Не видела, не слышала, но чувствовала: в доме поселилось что-то живое, древнее, заботливое и… ревнивое.
Домовой не пугал. Не швырялся посудой. Не гремел цепями. Но он напоминал о себе. Особенно когда Алексей уезжал.
Сначала Вера не связывала эти события. Муж уехал в командировку — и вдруг дверь не открывается. Замок цел, ключи свои, а дверь будто приросла к косяку. Приехали мастера — говорят, всё в порядке. Через полчаса дверь открылась сама.
Потом — свет. Муж уехал на рыбалку на два дня. Вера ложится спать, выключает свет в гостиной — через минуту он включается. Выключает в спальне — загорается на кухне. Всю ночь она ходила по квартире, выключая свет и чувствуя, что за ней кто-то наблюдает.
Паспорт пропал ещё раз. Перерыли всю квартиру. Ничего. А утром он лежал на обеденном столе, аккуратно, как будто его туда положили.
Тогда Вера поняла: домовой не злится. Он беспокоится. Он не может без «хозяина» — того, кто, по его мнению, поддерживает порядок в доме. И, возможно, именно Алексей для него — главный.
С тех пор перед каждой поездкой Алексей стал «договариваться» с домовым. Он подходит к углу в гостиной, где, по ощущениям, чаще всего «сидит» старичок, и говорит вслух:
— Уезжаю на три дня. По работе. Вернусь в субботу. Всё будет хорошо.
И всё действительно хорошо. Тишина. Порядок. Даже цветы на подоконнике почему-то дольше не вянут.
А Вера иногда сидит по вечерам у окна, смотрит на городские огни и задаётся вопросом:
Кого на самом деле защищает этот маленький старичок с прозрачными глазами? Её — или мужа?
Или, может быть, он защищает дом? Тот самый дом, где живёт семья, где пахнет ужином, где смеются дети, где любят и ждут?
Она больше не боится. Теперь она знает: домовой — это не призрак, не угроза, не выдумка. Это хранитель. И, возможно, именно он делает их дом домом, а не просто квартирой с мебелью.
Иногда, когда Вера остаётся наедине с дочкой, она ловит себя на мысли, что чувствует — за ними кто-то присматривает. Невидимый, но надёжный. Как будто невидимая рука лежит на её плече и шепчет:
«Не бойся. Я здесь».