Он ушел два месяца назад. И для всех окружающих этот срок уже должен был стать волшебной чертой, за которой начинается «новая жизнь». А я все еще тонула.
Тонула в памяти о его смехе, в запахе его одеколона на случайно найденной старой футболке, в бесконечном прокручивании одного и того же фильма под названием «а что, если бы я...». Я не жила, а существовала, как призрак в музее собственного прошлого.
Каждое утро я задавала себе один и тот же вопрос: «Почему это так больно? Почему я не могу просто взять и забыть?» Я искала ответ в книгах по психологии, в советах подруг, в вине по пятницам. Ответы были правильными: «привычка», «выученная зависимость», «химия мозга». Но от их правильности не становилось легче. Они были как немая инструкция, которую никто не читает.
И вот в одно серое субботнее утро я совершала свой привычный ритуал — выгуливала боль, бродя по пустынному торговому центру. И зашла в большой книжный.
Я не хотела покупать книги. Я просто хотела потеряться среди чужих историй. И пока мои пальцы механически перебирали корешки на полке, мой взгляд упал на женщину. Она стояла у стеллажа с канцелярией, держа в руках два одинаковых набора цветных ручек. Один — с зеленым колпачком, другой — с синим. И она не могла выбрать.
Она смотрела на них с такой глубокой, почти болезненной сосредоточенностью, как будто от этого выбора зависела судьба мира. Она прикидывала их в руках, подносила к свету, ставила обратно и снова брала. На это ушло минут десять. И я не могла оторваться.
Вдруг, поймав мой взгляд, она смущенно улыбнулась и сказала:
— Извините, это ведь смешно, да? Не могу выбрать. Мой муж всегда говорил, что я ужасно долго решаюсь. А теперь его нет, и я... я просто не знаю, какие ручки купить.
И в этот миг меня осенило.
Я смотрела не на женщину, выбирающую ручки. Я смотрела на себя.
Вся моя боль, все эти недели страданий — это были не просто страдания по нему. Это была паника перед необходимостью "выбирать ручки".
Он был не просто любимым человеком. Он был со-автором моей повседневности. Он был тем, с кем я решала, что приготовить на ужин. Тем, кто смеялся над тем же дурацким мемом. Тем, чье мнение о новой стрижке или о фильме имело для меня значение. Он был структурой, каркасом, на который я нанизывала свои дни.
А теперь каркас рухнул. И я осталась один на один с оглушительной тишиной собственного выбора. Какие ручки купить? Как провести субботу? О чем думать перед сном? Зачем просыпаться утром?
Мы переживаем разрыв не потому, что теряем человека. Мы переживаем его потому, что теряем версию себя, которая существовала только в паре с ним. Мы теряем со-автора своей жизни.
И горевание — это мучительный, болезненный, но необходимый процесс. Это процесс не «забывания его». Это процесс "вспоминания себя". Одинокой. Без каркаса. Со всеми этими пугающими, ничем не заполненными пространствами, где раньше были его слова, его смех, его решения.
Та женщина купила в итоге ручки с синим колпачком. И ушла. А я еще долго стояла у той же полки.
Я представила, как медленно, день за днем, буду учиться быть для себя тем самым со-автором. Сама выбирать ручки. Сама решать, что будет на ужин. Сама быть для себя и критиком, и главным зрителем, и источником одобрения.
Боль от его ухода никуда не делась в тот миг. Но к ней добавилось что-то новое — не жалость к себе, а тихое, слабое, но настоящее уважение. К себе. К той, кому предстоит эта сложная, одинокая, но по-настоящему ее работа — заново написать свою историю. Уже в одиночку.