Четвёртая серия у наших киноделов вышла внезапно серьёзная, и даже местами напомнила хороший фильм о войне, даже зубоскалить охота пропала. Наверное, это самая сильная серия из четырёх просмотренных. Единственный момент – Люба всю серию подбешивала своими тупостью и упрямством.
Добрый майор Зигфрид с лучезарным взглядом познакомился со своими новыми соседями и подарил Любе шоколадку, а Любин папа обработал ему рану на руке.
К шоколадке Люба отнеслась с презрением, но это её право.
И вот, когда майор был в процессе общения с соседями, в квартиру бесцеремонно зашёл Окорок ещё с одним полицаем, не спросив разрешения, и прямо в присутствии Зигфрида стал забирать у хозяев музыку, даже пластинку разбил.
На вопрос Зигфрида «что это за беспредел», полицаи пояснили, что губернатор велел собрать все радиоприёмники в округе.
Майор вскипел и выгнал наглых шнырей из квартиры, а губернатору на словах велел передать, что умная колонка ему нужна, так как он желает слушать музыку.
Не знал, кстати, что в 40-х годах уже были радиолы, но гугл утверждает, что их в СССР выпускали с 1938 года.
Любу вызвал к себе комендант. Он похвалил её внешние данные и сказал, что её черты лица отдалённо напоминают арийские.
Люба на чистом немецком языке принялась дерзить оберсту, мол, давай, говори, зачем вызывал! Уж точно не обсудить её внешние данные! Бесстрашная!
Оберст сказал, что Зигфрид не обманул – Люба превосходно говорит по-немецки А суть вопроса была в том, что коменданту нужна была секретарша.
И в этот же момент Любу посетил недуг: она вмиг оглохла и поглупела. На ломаном немецком она пояснила, что её немецкий есть отшень плёхо.
В ответ на любой вопрос она непонятливо щурилась и переспрашивала: «Ась?» Даже когда комендант потерял терпение и сказал: «Всё, вали отсюда», Люба продолжала корчить из себя полное непонимание.
Следом к коменданту зашла Алина (ну которая солдатика зарезала в прошлой серии) и без лишних колебаний выказала готовность поработать секретаршей. Комендант привстал, пощупал Алину за ляжку, но ляжкина хозяйка хранила полную невозмутимость. Оберст кивнул: «Вы в танцах!»
Люба же в коридоре комендатуры столкнулась с Жоржем. Она с негодованием поведала, что ей предложили работать на немцев. Жорж пожал плечами: мол что такого? Он сам уже трудоустроился – комендант его назначил ни много, ни мало – бургомистром.
Люба посмотрела на него с таким видом, как будто он лежал за баней, а она в него наступила, и поспешила домой.
Но её успел заметить танкист-пулемётчик и вспомнил, что Люба была одной из той компании, которая в лесу угробила его мордатого коллегу.
Он тут же доложил об этом коменданту, Любу вернули в комендатуру и сказали, что только что установлена её причастность к убийству немецкого офицера. Следовательно, её ждёт расстрел.
К Любе тут же вернулось её знание немецкого, и она отложила пару кирпичей.
И тут в кабинет ворвался бургомистр Жорж, спросил Любу: «Как ты, дорогая?» и пояснил коменданту что Люба – его невеста. Затем он, как заправский адвокат, раскинул рамсы, и присутствовавший там же танкист-пулемётчик заявил, что он не вполне уверен, что Люба как-то причастна к смерти мордоворота.
Заседание окончено, Люба невиновна, все свободны!
Когда Жорж с Любой уже направились на выход, комендант изъявил желание лично зарегистрировать их брак. Жорж с улыбкой поблагодарил благодетеля.
Когда «жених с невестой» вышли на улицу, Люба от души обняла своего спасителя.
Правда, понимание того, что мужик вытащил её с того света, быстро выветрилось из её светлой головёнки. Жорж, Любин отец и Аня в три голоса убеждали Любу, что ей надо бы расписаться с Жоржем, хотя бы фиктивно. Люба и слышать ничего не желала: она готова была убежать из города, и плевать, что всех из-за неё расстреляют.
А Соня сидела и пришивала к своей одежде «звезду Давида» - немцы велели всем евреям нашить этот опознавательный знак и завтра собраться на площади для отправки в гетто.
Наступило завтра. Евреи собрались на площади. Немецкий гауптман подошёл к Соне и потребовал показать, что она прячет за пазухой. Это оказался томик Гейне. Немец забрал книгу и отшвырнул её в сторону. Книгу подобрал Зигфрид, который проезжал мимо и остановился посмотреть, что происходит. По его лицу было видно, что он всё это мероприятие не одобряет.
Когда все евреи собрались на площади, их погнали куда-то за город. Среди них был и Ося, которого я потерял в прошлой серии. Судя по нашитой звезде, он всё-таки был Йося, а не Ося.
Ося подошёл к отцу Сони и сказал, что там, куда их ведут, нет ничего, кроме оврага и попросил помочь спасти Соню.
Затем он подошёл к Соне и признался ей, что всегда очень её любил, и мечтал, чтобы у них было много детишек, похожих на Соню. Он попросил, чтобы Соня помнила об этом и жила счастливо.
Когда Соня начала что-то соображать, Ося крикнул: «Пока!» и бросился бежать. Немцы тут же открыли по нему стрельбу, а отец Сони, воспользовавшись моментом, затолкнул её в какой-то проход в развалинах, мимо которых их вели.
Ося погиб, евреев погнали дальше, а Соня, беззвучно рыдая, осталась сидеть в развалинах.
И вот эта сцена достойна того, чтобы включить её в какой-нибудь хороший, правильный фильм. Лично меня пробило на эмоции.
Жорж с Любой отправились в комендатуру и всё-таки расписались. Благоразумие взяло верх.
Когда они уже собирались ехать назад, Люба услышала разговор двух немцев о расстреле евреев и поняла, что Сони и её семьи больше нет.
Это совсем выбило её из колеи, и она отказывалась принимать участие в свадебном застолье, несмотря на то, что вот-вот должен был прийти приглашённый Зигфрид. Никакие уговоры на неё больше не действовали.
На улице было уже темно, и тут в окно кто-то поскрёбся. Оказалось, это была выжившая Соня!
Соню спрятали в шкаф, и Люба преобразилась! Она тут же с широкой улыбкой вышла к жениху и гостям, и от её радушия приобалдел даже Жорж!
Теперь Люба старалась не ради себя, а ради спасения Сони! Правда, произошла небольшая заминка, когда Зигфрид, вспомнив русские традиции, принялся голосить: «Горько, горько!»
Сначала Люба не хотела целоваться, но потом Жорж напомнил ей, что у неё уже есть опыт целования спасшего её мужчины. Ну, это когда Жорж нырял за Любой в реку, и его белая рубашка окрасилась в синий цвет: видимо, спиртзавод сливал в реку свои отходы.
И всё у них получилось.
Кстати, о спиртзаводе: тот самый немецкий инженер был назначен новым директором завода, и он пообещал, что в ближайшее время завод начнёт производство бомб, патронов и снарядов. Неожиданно! Я бы ещё мог понять, если бы спиртзавод перешёл на конверсию и начал выпускать бутылки с зажигательной смесью, но такое резкое перепрофилирование – это мощно!
Ночевать молодые отправились к Жоржу, хоть глупая Люба и сопротивлялась изо всех сил.
Жорж благородно предоставил Любе кровать в спальне, но Люба тихо вылезла в окно и убежала в ночь, невзирая на комендантский час.
Вы, наверное, думаете, что она побежала домой? Ну, вы почти угадали, но сначала она забежала… в церковь и поставила свечку за здравие Серёжи. Батюшка участливо спросил, крещёная ли Люба. Люба ответила отрицательно. Батюшка опять спросил: «Ну, хоть верующая?» Люба опять ответила отрицательно.
В общем, батюшка, как и я, ничего не понял.
Возможно, по пути домой Люба также забежала в библиотеку и ветеринарную лечебницу, но нам этого не показали.
А с утра в дом к Любе пришёл поздороваться полицай Окорок. Он, вообще-то, приходил поприветствовать Любиного отца, и очень удивился, когда застал Любу дома, так как она, по идее, должна была в первую брачную ночь предаваться утехам с молодым мужем.
Соня спряталась в погребе и попискивала при виде мышей, даже привлекла внимание Окорока. К счастью, всё обошлось.
Дело было в том, что раньше Окорок был купеческим сынком, и проживал с родителями в доме, который после революции новая власть пожаловала еврейской семье – то есть, семье Сониного отца. И вот, спустя столько лет, Окорок снова заселился в родительский дом.
Что сказать? Недосмотрели чекисты, недобиток и купеческий выкормыш Окорок – это их недоработка!
Затем Окорок отправился к бургомистру и поинтересовался, почему его молодая жена ночевала в родительском доме. Бургомистр ласково пояснил шнырю, что это не его собачье дело, а затем направился к Любе и решительно заявил, чтобы она собирала вещи, несмотря на её истерику. А то она так всё дело провалит.
А партизаны в лесу собирались пустить под откос вражеский железнодорожный состав, да вот только никто не умел этого делать. И тут раздался голос: «Я могу! Я изучал взрывное дело в пехотном училище в Кракове!» Все повернулись и увидели, что это говорил Янек. Он был слегка ранен в руку, но, в остальном был вполне работоспособен.
Выходит, рано мы его списали со счетов!
Конец четвёртой серии. Продолжение следует!
Пока что акценты находятся в пределах нормы. Да, есть добряк-немец «не от мира сего», но к нему герои фильма относятся правильно – как к врагу. Смогут ли авторы продолжать в том же духе – очень сомневаюсь. Но «будем посмотреть»!
Список всех кинообзоров (здесь интересно!)
Статья содержит кадры из фильма «В парке Чаир» (2022).