Московский старый дворик на улице Сретенка, в Москве раннее утро, начало 60-х годов прошлого века. Четырёхэтажные дома с лепниной на фасадах, начинали освещаться летним приятным солнышком.
Оно, играя в стёклах домов, будило их обитателей, а кого-то и вдохновляло на новые свершения. Адам, проснувшись от лучика, играющего на его лице, был расстроен так как только, что он, признавшись в своих чувствах, обнял Ларису. Эффектную блондинку и его одноклассницу. К ней, то есть к «его» Ларисе питали чувства многие мальчишки из их класса, но красавица пока выбирала из претендентов, и чаша весов склонялась к большому его сожалению, не в пользу Адама. Этот проклятый «гой» – Петька из их двора и его одноклассник, кажется нравиться ей больше, а его мама прочит ему в жёны Анхель живущую в соседнем дворе, но та совсем не нравиться Адаму, да и, что там может нравиться, худа, очкаста и с большим носом. Про неё мама говорит, что Анхель, настоящая «дочь Иакова», но любит, то он Ларису, а она как говорит мама - «гой». И как быть ему. Да еще этот Пётр всегда распускает руки, едва увидев его рядом с ней. Но он настоящий мужчина и не желает уступать «гою» красавицу. Поэтому у них частенько с Петром начали происходить стычки, а говорить правду родителям Адам просто не мог и иногда-таки ходил побитый, но всё равно при первой, же возможности старался быть рядом с Ларисой.
Его папа Моисей Борухович Шпак и его жена в смысле мама Адамчика Исраэль Абрамовна прекрасная во всех отношениях и к тому же властная женщина, взявшая за себя Мойшу и теперь управлявшая жизнью их семьи. По тому жили они, что называется «душа в душу» или Мойша просто всегда имел своё мнение аналогичное мнению его жены…
Мойша выходец из семьи потомственных ювелиров его величества Николая второго. Отошедшего в мир иной и забравшего с собой безбедную жизнь его дедушки, а следовательно, теперь, и Мойши. Крепко не почитался в их семействе. Теперь семья Шпак вынужденная была вести скромный образ жизни имея только одну трёхкомнатную квартиру и автомобиль Победа…
Сельский труд высоко духовный Мойша презирал, но это никак не мешало ему каждое утро употреблять в пищу два куриных яйца всмятку и бутерброд с маслом ну разумеется и пить кофе со сливками, ну не с молоком же ему пить кофе — ведь это же моветон в пище. Ихний сыночка Адамчик просто обожал свою маму и почитал своего папу до своего пятнадцатилетия безропотно их слушался и прилежно ну разумеется после занятий в очень средней школе посещавший ещё музыкальную школу по классу виолончели и регулярно ходивший в художественную школу, что называется, получал разностороннее социалистическое образование и, что характерно все это он получал бесплатно за, что и ненавидел социализм в этой стране, где родился, и вырос. Он всё понимал и принимал кроме одного, ну почему он должен сидеть в одном классе детьми рабочих, и крестьян, внимательно слушать плохо воспитанных учителей, ходить на «линейки», вступать в пионеры, и в комсомол. Да и в конце концов делится своим кошерным бутербродом с тем, кто ему совершенно не нравился, но мог при случае дать тебе умному в глаз…
На шестнадцатом году жизни его сыночки папа Моисей Борухович, вдохновленный разговором со своей ненаглядной, на семейном совете объявил, что сыночка не любящий ювелирную работу должен стать дантистом и надо сказать хорошим дантистом, по тому, что в этой стране ювелирами интересуются в начале бандиты, а потом уже милиционеры и надо сказать обе стороны с целью отъёма у него денег, ну или наоборот, а вот к дантисту и те и другие ходят, но с деньгами. Поэтому Адам Моисеевич пойдет учиться в медицинское училище и станет-таки, дантистом. Мама была согласна с таким «волевым» решением своего супруга практически на сто процентов. Причем она же его и приняла, предварительно узнав желание сыночка по этому вопросу. Так, что в их семье царил мир и по этому вопросу. Благо медицинское училище располагалось на соседней улице и тратиться на ежедневные поездки туда не надо было, и обедать можно было всегда дома о чём их рачительная мама всегда говорила своему Мойше.
В этом же доме, но этажом выше в такой же трехкомнатной квартире жила семья инженера Иванова Ивана Петровича, которому его жена Валентина Ивановна родила ему двух детей Петра и Анну. Иван Петрович работал инженером на закрытом, читай оборонном предприятии в цехе по изготовлению продукции, предназначенной для вооруженных сил СССР.
Заработная плата у него оставляла желать лучшего, но в их семье работала ещё, и мама бухгалтером на том, же оборонном предприятии и семья жила по советским меркам довольно-таки прилично. Папа производил продукцию, а мама учитывала произведённое и оба двигались по карьерной «лестнице» вверх ну и конечно с ростом в зарплате. Иван Петрович, занимаясь по долгу службы передачей произведенной продукции военной приёмке и в начале, что называется был отрицательно удивлён уровнем заработной платы офицеров, принимавших их продукцию. В начале своей карьеры придя рядовым инженером на производство, где его оклад составлял сто сорок рублей, а у его ровесника, но лейтенанта оклад был в двести сорок. Да у него были надбавки и премиальные, но это надо было заработать, и заработать их можно было, только передав запланированное количество изделий, выпущенных их заводом – армейцам, а те принимали их технику только после испытаний, и согласно технической документации, и полностью укомплектованной. Вот и крутись между раздолбаями на производстве, и армейской приемкой по «уставу», и если выкрутился тогда, и заработал. Ему в самом начале работы даже нравился весь этот процесс, а потом приелось и надоело бегать на побегушках у армейцев, и он уже было хотел привестись в другой цех как умер их начальник отдела от сердечного приступа на полигоне при испытании нового изделия, и его откомандировали туда на замену как ведущего специалиста, а при возвращении поставили на должность зам начальника этого отдела. Всё бы было прекрасно с учетом того, что и его жена стала замом главного бухгалтера с естественно большей зарплатой, если бы не сын Петр, росший и беспокоивший своим поведением родителей. Он категорически не хотел учиться у некоторых учителей в его школе, за что не однократно его папу и маму пригласив на родительские собрания в лёгкой форме просили повлиять на сына. Петр конфликтовал и в их дворе, и почему-то с сыном местного ювелира Адамом. Иван Петрович никак не мог понять за, что их Петр не любит, а точнее ненавидит этого прилежного еврейчика. Тот тихоня и, что называется себе на уме, а мой рубаха парень, что в голове то, и на языке. Общих интересов у них ноль. Адамчик творческая личность, а мой спортсмен и на кой хрен им конфликтовать, недоумевал тот, но всегда просил сына руки при разговоре с Адамом не распускать, на, что получал от Петра краткий, но ёмкий ответ:
- Пап, а если он по-другому не понимает…
Поэтому папа предпринял упреждающий манёвр и на семейном совете после окончания Петром восьмилетней школы объявил тому:
- Суворовское училище ждёт тебя.
В ответ сын, взглянув на отца спросил:
- А мама знает?
И получив ответ.
- Да знает и она не против.
После слов отца о маме Петр сник. Дальше Московское Суворовское училище. Военная дисциплина была ненавистна для Петра, а ещё больше он ненавидел себя за исполнение чужой воли в виде отдаваемых ему приказов. Первый год он учился там, испытывая огромное терпение, чтобы не подвести отца ну или самому не показать, что он слабак. Но его сознание перевернул случайно подслушанный разговор о нём двух его командиров взводного и ротного. Он произошел как раз перед новым 1964 годом. Петр помогал устанавливать ель в спортивном зале, хотя в этот день его там не должно было быть, но его товарищ направленный туда оступился и подвернул ногу, и старшина направил туда его. Их взводный капитан, прошедший войну и имевший два боевых ордена в беседе с их ротным командиром защищая Петра говорил:
— Вот Вы товарищ майор говорите, что Иванов балласт? Не имеет амбиций и не целеустремлён на изучение военного дела. По сути, Вы правы.
— Вот видите, Петр Семёнович даже Вы его взводный это понимаете…
Произнес утвердительно майор.
- Однако при Вашей правоте мне всё-таки кажется, что суворовец Иванов еще не понял своего места в жизни и от сюда его безволье.
И взглянув на собеседника, продолжил:
— Вот взять меня…
- Ну, за чем же сразу Вас?
Махнул рукой майор и добавил:
- Вы заслуженный офицер и «военная косточка».
- Сейчас да, а в сорок первом я молодой студент третьего курса Московского физтеха добровольцем ушёл на фронт. Офицер, смотревший мое заявление в военкомате, направил меня в зенитное училище и через полгода я младший лейтенант, и командир огневого взвода под Сталинградом. Как я мучился от того, что все друзья на передовой, а я в далёком тылу. Не понимая простой истины, где тебя поставили командиры, там тебя поставила Родина. Первый свой орден я получил за сбитый моим взводом Юнкерс, а всё потому, что я требовал неукоснительного выполнения своих команд от подчинённых и постоянно учил их вот мои быстрее всех на батарее отработали.
Второй орден я получил за то, что остался жив. И увидев удивлённый взгляд майора, кивнул и продолжил:
- Да, да именно за то, что остался жив и выполнил приказ своего командира батареи. Когда к нашим позициям неожиданно вышли немецкие танки, и мы вступили с ними в огневой бой. После часового боя у нас осталось одно орудие и девять человек в живых и капитан, внимательно посмотрев на меня, едва перешагнувшего двадцатилетний рубеж сказал:
- Петька забирай раненых в две машины и марш с батареи.
И твёрдо прибавил:
- Прошу сохрани раненым жизнь…
После чего зло посмотрев на меня, застывшего как изваяние крикнул:
- Лейтенант выполняйте приказ, бегом…
И я увез с батареи раненых, а когда вернулся туда. По тому, что осталось от батареи, ходил какой-то генерал с палочкой, и он задал вопрос:
- Кто из батарейцев остался в живых?
И я ответил, что трое нас живых осталось. Тот, повернувшись лицом к адъютанту, произнес:
- Запиши фамилии, я их потом сам к орденам представлю…
Только после этого я и стал военным человеком, а Иванов еще не понял и не нашел себя, но это пока…
После услышанного Пером ему стало как-то неудобно перед этим «вечным» капитаном их взводным, и он поклялся себе в том, что он Петр Иванов станет военной косточкой и будет служить как этот офицер своей Родине. Вскоре он окончил суворовское училище и уехал Ленинградское зенитное артиллерийское техническое училище. С 1 августа 1968 года училище перешло на новый штат и стало именоваться “Ленинградское высшее зенитное артиллерийское командное училище”. После трёх лет обучения лейтенант. Прибыв в часть начал с переучивания на новейший зенитно-ракетный комплекс С-125 «Нева».
Ракетная техника стремительно меняла отношения к воздушной обороне его страны, а причиной этого были события, развернувшиеся на ближнем востоке…
5 июня 1967 года. С согласия премьер-министра Израэля Эшколя
министром обороны генералом Моше Даяном
начальником генерального штаба генерал-лейтенантом Ицхаком Рабином
было принято решение нанести воздушный и наземный удары по Египту. Рано утром самолёты израильских ВВС, находясь над восточной частью Средиземного моря, повернули на юг и нанесли удары по всем аэродромам Египта, фактически уничтожив египетские ВВС. Этот факт очень встревожил руководство СССР и показал, что слабое ПВО и есть причина проигрыша в войне вооруженных сил Египта, а расслабленность военных приводит к поражению. Поэтому многие части ПВО начали стремительно переучиваться на ракетные средства борьбы с авиацией противника.
Израильская авиация к концу 1969 года властвовала в небе Каира.
Она на тот момент разбомбила символ советско-египетской дружбы — хелуанский металлургический комбинат. В результате бомбежек погибли 80 человек гражданского персонала. У президента Арабской республики Египет Гамаля Абдель Насера
на тот момент в мире был единственный союзник, готовый к активной поддержке – Советский Союз, с лидерами которого он вел тайные переговоры о военном участии в этом конфликте.
В первых числах января советские, военно-транспортные ИЛы-18 с особым грузом - генералов на бортах приземлились в Египте.
2 марта 1970 года дивизион, в котором служил лейтенант Иванов, приступила к отправке, а куда не говорили. Их дивизион доставлен в порт Николаев и был погружен на гражданский транспорт "Роза Люксембург". Личный состав и пусковые установки с ракетами грузились в трюмы. На верхней палубе размещались только тягачи, автомобили, генераторы и "Шилки" и накрывались брезентом. Пётр со своими подчиненными убегался за день, до изнеможения занимаясь погрузкой пусковых установок в трюм и их закреплением, и размещением контейнеров с ракетами. По отработанной схеме солдаты и офицеры Советской Армии стали "гражданскими" людьми. Капитаны кораблей не знали маршрута. При прохождении определенных точек вскрывался очередной пакет, и смотрели, куда двигаться дальше. Более того, даже лоцманы не допускались на мостики кораблей. А на верхней палубе дежурили офицеры особого отдела с оружием готовым в любую минуту к применению. Эти офицеры были там с целью не допустить дезертирство или попытки связаться любого солдата или офицера с кем-либо. Военнослужащие, находящиеся на борту ещё, не знали, что существовал закрытый приказ стрелять на поражение в любого, кто сделает хотя бы попытку прыгнуть за борт.
Вторая часть здесь: