Как часто мы с вами берем книгу зарубежного автора и влюбляемся в слог автора с первой минуты? Или захлопывали в ужасе после двух страниц? А после этого ходим и недоумеваем, как кому-то может нравиться Шекспир, ведь нам он не зашел. И тут стоит задуматься, а читали ли мы хоть раз того самого Шекспира, или встречали только его интерпретацию от Пушкина, Пастернака или Маршака.
Это и прелесть, и бич всей переводной литературы. Мы восторгаемся не слогом самого автора, а мастерством переводчика, сами того не понимая. И хорошо, когда мы сталкиваемся с классикой: того же Шекспира переводило более 100 человек – выбрать есть из чего. Иначе обстоят дела с современной литературой.
Один из самых ярких примеров современности – перевод книг о Гарри Поттере.
Существует два официальных перевода серии книг о «Гарри Поттере» на русский язык:
• Перевод издательства «Росмэн».
• Перевод издательства «Махаон» в переводе Марии Спивак.
Росмэн
Выпущен в 2000 году. Права на перевод серии на русский язык приобрело издательство «Росмэн».
Особенности перевода:
• Во многом схож с пересказом, далёким от оригинального повествования.
• Часто расширяет описания сцен за пределами перевода.
• В переводе есть ошибки в передаче смысла предложений, странные по структуре фразы.
Выпущен комплект из 7 книг о «Гарри Поттере» в переводе «Росмэна». В комплект входят: «Гарри Поттер и философский камень», «Гарри Поттер и Тайная комната», «Гарри Поттер и Узник Азкабана» и другие.
Махаон
Выпущен в 2017–2018 годах. В основу издания лёг отредактированный перевод Марии Спивак.
Особенности перевода:
• Близок к оригиналу, но в нём немного иначе звучат привычные имена и фамилии (во многом из-за попыток сохранить изначальную игру слов).
• В переводе есть неудачные варианты перевода, например, в переводе имён героев.
• Часто присутствуют фразы, которые звучат на русском языке криво или вообще не используются.
Выпущен комплект из шести книг о «Гарри Поттере» в переводе Спивак: «Гарри Поттер и философский камень», «Гарри Поттер и Тайная комната», «Гарри Поттер и Узник Азкабана», «Гарри Поттер и Кубок огня», «Гарри Поттер и Орден Феникса», «Гарри Поттер и проклятое дитя».
Я назову планету именем твоим
Давайте сразу к самому больному.
Имена и названия. Да.
Для многих причиной «хейта» перевода Спивак стали непривычные имена и названия. Северус Снейп стал Злотеусом Злеем, а Полумна – Психуной. Странно? Да. Есть ли в этом смысл и очевидная задумка автора? Тоже да. Давайте разберемся, как вообще авторы переводят тексты.
По буквам.
Или транслитерация — точная передача знаков одной письменности знаками другой письменности. То есть по буковкам. Был у Толкиена Bilbo Baggins, стал Бильбо Бэггинс.
По звукам.
Или транскрипция — передача на письме элементов звучащей речи. Или, если проще, переводчик пытается передать на русском языке то, что слышится в английском. Так появился менее грубый Бильбо Беббинс.
По традициям.
Или транспозиция. Это такой подбор эквивалента в русском языке. Например, Папа Римский John Paul — Иоанн Павел, а не Джон Пол.
Творческий.
Он же – калькирование — принцип, при котором происходит замена составных частей имени собственного. Тогда переводчик трудится над осмысленным изменением фразы, от которой произошло имя собственное. Тогда Hufflepuff становится Пуффендуем, а Ravenclaw – Когтевраном. Я бы еще выделил подтип – частичный или полный перевод. При таком переводе наш несчастный Baggins становится Сумкинсом или Торбинсом.
Это, кстати, касается не только имен собственных. Так, например, в русском языке появилось два названия для одного и того же плода – оливки и маслины. Олива – транслитерация, оливка – транскрипция, маслина – калькирование или дословный перевод слова «olive».
А вот теперь — внимание, внимание, дорогие филологи и просто любители покопаться в смыслах!
Ведь переводы — это не только про буквы, это про власть. Тот, кто владеет словом, управляет восприятием. Переводчик — это своего рода демиург, только с чуть более скромным гонораром. Он решает, будет ли герой «загадочным» или «хитрым», «трусом» или «осмотрительным». И это решение, как ни странно, иногда сильнее оригинала.
Ведь язык — не просто средство передачи информации, это способ выстраивания мира. Каждая замена слова — это перестройка вселенной. Когда мы читаем Пушкина, переводящего Байрона, мы читаем не Байрона, а Пушкина, притворяющегося Байроном. Это как актёр, который играет актёра, играющего Гамлета — умножение смыслов, чистый театр.
Лингвисты называют это «семиотическим наложением», а я бы назвал проще: языковая химия. В ней текст превращается в реакцию, где одни элементы заменяются другими, но с сохранением эмоционального заряда. Иногда чуть кислит, иногда сладковато, но эффект всегда непредсказуем.
Современные переводчики, вооружённые не только словарями, но и машинным интеллектом, уже живут в мире, где слово перестало быть исключительно человеческим инструментом. Нейросети обучаются не просто переводу — они учатся контексту, и это пугающе увлекательно. Они способны различать иронию, пародию, метафору. Иногда, конечно, фальшивят, как студенты на зачёте, но с каждым апдейтом приближаются к тому самому моменту, когда их тексты перестанут быть копиями — и станут интерпретациями.
Попробуйте дать нейросети перевести «Войну и мир» на японский, а потом обратно. Там появятся фразы вроде «улыбка Пьера отражала свет судьбы» — и это будет не Толстой, но чертовски интересно. И вот это — новое пространство литературы, где мы становимся свидетелями рождения цифровых переводчиков-авторов.
Ирония судьбы в том, что человек теперь сам превращается в редактора машинных интуиций. Мы больше не только читаем — мы курируем чтение. И если когда-то переводчик выбирал между «Сумкинсом» и «Торбинсом», то теперь мы выбираем между версиями мира, созданными искусственным интеллектом. И в этом — странное, волнующее чувство власти.
Битва века
Но давайте вернемся к тому, ради чего все здесь собрались. Что так сильно различает переводы Гарри Поттера.
Давайте мы просто приведем сравнение в виде картинки.
Жук-пук и прочие непотребства
Многие скажут, что разница очевидна. Хуффльпуфф режет слух сильнее, чем Пуффендуй. А Батильда Жукпук – это вообще за гранью добра и зла. Злотеуса Зла. Но будем откровенны. Как показали наши личные опросы и исследования, для читателя преемственным является тот перевод, с которым он – то бишь читатель – столкнулся первым. А для многих читателей первоисточником саги о мальчике, который выжил, стали… фильмы. И именно аудиальное восприятие с экранов телевизора запечатлело профессора Дамблдора, Трелони и Хагрида вместо Думбльдура, Самогони (без комментариев) и Огрида.
Всем ностальгия за мой счет
Но, пожалуй, самое интересное начинается, когда эти два мира — «Росмэн» и «Махаон» — сталкиваются лоб в лоб. Это как две параллельные вселенные, где Гарри живёт в чуть разных Лондонах, учится в немного разных Хогвартсах и даже летает на метле, скроенной из разных словарей.
«Росмэн» — это как старая добрая VHS-кассета с немного смазанным изображением и тёплым детским звуком. В нём есть наивность и домашний уют конца девяностых, когда слово «магл» ещё не приелось, а слово «заклятие» звучало почти волшебно. Там переводчики стремились объяснить читателю, не оставить его наедине с иностранной загадкой. Поэтому они добавляли, поясняли, адаптировали. Иногда до смешного. Но в этом и был их шарм: «Росмэн» писал Поттера не для филологов, а для подростков, которым хотелось верить, что Хогвартс — где-то под Москвой, если сильно постараться.
Вспомни, как выглядели первые тома — лёгкая старомодность, перевод с вкраплениями советской школьной традиции. У «Росмэна» герои были почти нашими соседями: Минерва Макгонагалл, похожая на завуча, Снейп, напоминающий строгого химика, и Дамблдор, у которого в голосе явно слышалось «а вот в наше время». Даже юмор в этих книгах русифицировался до предела — фразочки превращались в пословицы, а английский сарказм переселялся в область «поучительного». И пусть где-то терялась игра слов, но добавлялась доброта. Этот Поттер был ближе к нашим дворам, к запаху школьных булочек и фантикам с тиснением «Сливочная карамель».
Взрослеть — это больно?
А теперь — Махаон.
Там, где «Росмэн» был ностальгической телесказкой, «Махаон» вышел на сцену в эпоху HD и Twitter. Перевод Марии Спивак оказался ближе к оригиналу, но дальше от привычного восприятия. Он ломал барьеры, как новая волна моды, где старое слово «магл» вдруг снова становится иностранным «мугл», а герои перестают быть нашими знакомыми и снова становятся британцами. В её переводах чувствуется холод точности — Спивак будто сознательно обнажила структуру языка Роулинг, показала, насколько английская речь многослойна, насколько юмор и ирония встроены в синтаксис.
Проблема лишь в том, что, когда снимаешь глянец привычного, читатель внезапно видит швы. У Спивак «сказка» перестала быть уютной. Это уже не детская комната с торшером, а скорее читальный зал с аннотациями и словарём. Порой — раздражающе честный, даже нарочито грубый. Но в этом и заключается сила нового перевода: он заставил читателя задуматься, что вообще такое перевод?
Спивак, как ни парадоксально, вернула Поттеру взрослость. В её текстах Дамблдор звучит не как дедушка из доброй сказки, а как маг философского толка, с налётом британского юмора и академической усталости. Снейп стал не просто зловещим учителем, а полноценным архетипом внутреннего конфликта, Психуна — не глупость, а осознанная передача игры слов Luna Lovegood — «сумасшедшая луна».
Фанаты, конечно, взорвались. Сеть заполнили посты о том, что «Злотеус Злей» звучит как имя кота в интернет-меме, а «Батильда Жукпук» — как герой детского ужастика. Но, если отбросить первые реакции, в этих решениях есть логика. Ведь Спивак не просто переводила — она реставрировала внутреннюю механику языка Роулинг, как реставратор, аккуратно снимающий слой краски, чтобы показать исходное полотно. И пусть где-то оно треснуло — зато теперь видно, что под ним.
Кстати, с точки зрения филологии (а куда же без неё, извращенцы мы или где?), перевод Спивак ближе к традиции функционального эквивалента. Это когда задача не «понравиться читателю», а «воссоздать воздействие оригинала». И если оригинал шершавый — пусть и русский будет шершавым.
В этом смысле спор между двумя школами — это не война вкусов, а спор эпох.
«Росмэн» — это голос поколения, выросшего на бумаге, которое читало в маршрутках, с заложенными страницами и фанфиками на «Хогвартснет.ру».
«Махаон» — это голос нового читателя, который приходит к книге уже после сериалов, мемов и TikTok, и которому не нужно объяснять, кто такой Дамблдор. Он просто хочет услышать оригинальный тембр его речи.
Обе версии теперь существуют параллельно, как две культурные реальности. И, может быть, в этом и есть чудо переводной литературы — каждый получает своего Поттера.
У кого-то он немного советский, с запахом типографской краски и печеньем «юбилейное». У кого-то — британский до кончиков мантии, с холодными шутками и иронией на полтона. И оба — настоящие. Потому что магия перевода не в точности, а в узнаваемости. В том, чтобы, читая о волшебных палочках, чувствовать свою — ту самую, деревянную, но с искрой внутри.
Что в итоге?
Поэтому тяжело переоценить труд переводчиков, хотя иногда мы не знаем даже их имени. А ведь это живые люди, потратившие сотни часов, чтобы тебе, мой дорогой читатель, не коробило взгляд при знакомстве с книгой.
Как сказали авторы проекта «Что бы мне поделать, только бы не почитать»:
— Каким надо быть извращенцем, чтобы купить иностранную книгу и начать изучать её переводчика. Что это за человек, в какой период своей жизни он это переводил…
— Филологи. Эти извращенцы называются «филологи».
И хоть зачастую мы не узнаем ничего о самом переводчике, если он хорош – труд его останется в веках, а если не очень, мы постараемся забыть его как страшный сон.
Читайте хорошие книги, не ленитесь выбирать приятный вам перевод, выбирайте любимую эпоху — главное, будьте собой и следите за нашими выпусками.
Максим Шереметьев