Найти в Дзене

Пусть бегут неуклюже патриоты по лужам

Он был идейным патриотом незалежной. 30-летний парень кавказской внешности с гордо поднятой головой, большим самомнением и патологическим желанием начистить лицо оркам. Мы провели с ним под одной крышей 4 долгих недели сущего ада, пока русская армия освобождала Мариуполь (до открытия зеленого коридора). Мы ласково называли его "нациком", а он нас "сепарами". Мои отношения с ним были терпимыми, насколько это возможно, учитывая противоположность взглядов. Меня подкупала стойкость его убеждений, его верность присяге, которую он давал, когда проходил срочную службу в армии. Для него это было свято, а мне хотелось уважать то, что свято другому человеку. В чем я могла его обвинить? Он вырос и был воспитан в Украине, он проходил службу в украинской армии, его патриотизм был настоящим, без выпендрежа - он на самом деле любил Украину и желал ей победы. Открытый враг всегда лучше, если только он играет по-честному. А он играл по-честному. Так мне казалось. Во время перекуров он часто

Он был идейным патриотом незалежной. 30-летний парень кавказской внешности с гордо поднятой головой, большим самомнением и патологическим желанием начистить лицо оркам.

Мы провели с ним под одной крышей 4 долгих недели сущего ада, пока русская армия освобождала Мариуполь (до открытия зеленого коридора).

Мы ласково называли его "нациком", а он нас "сепарами".

Мои отношения с ним были терпимыми, насколько это возможно, учитывая противоположность взглядов. Меня подкупала стойкость его убеждений, его верность присяге, которую он давал, когда проходил срочную службу в армии. Для него это было свято, а мне хотелось уважать то, что свято другому человеку.

В чем я могла его обвинить? Он вырос и был воспитан в Украине, он проходил службу в украинской армии, его патриотизм был настоящим, без выпендрежа - он на самом деле любил Украину и желал ей победы.

Открытый враг всегда лучше, если только он играет по-честному. А он играл по-честному. Так мне казалось.

Во время перекуров он часто зачитывал какие-то данные, которые ему присылал неизвестно кто неизвестно откуда.

"Орки отгребли на таком-то участке, столько-то погибших".

Сначала я думала, что ему нравится видеть мою реакцию - злость и негодование пропечатывались на моем лице, но я держала себя в руках.

"Мой дом не будет полем битвы" - это всё, что я думала в тот момент, еле сдерживая себя, чтобы не затушить сигарету об его наглый лоб.

Иногда после таких перекуров я начинала сомневаться и терять уверенность в непобедимости русских.

"А вдруг и правда, что у русских много потерь? Что если они проиграют? Нам же всем тогда конец".

Думать об этом было мучительно и невыносимо. Иногда я просила его замолчать - и тогда он снисходительно прекращал разговор, тихо посмеиваясь, как-бы давая понять, что мое нежелание слышать "правду" - это наивность маленького ребенка, который закрывает глаза, чтобы не видеть драку взрослых.

Потом я поняла, что это была бравада, рисовки, нежелание признать поражение тех, в кого он свято верил.

Позже я узнала, что он передавал какие-то данные украинской армии. Какие это были данные, я не знаю. Но то, что он это делал в нашем доме - меня повергло в шок. Наводчик в доме - это почти стопроцентная смерть от прямого попадания снаряда. И если мы - его враги, то как он мог рисковать своей женой и ребенком, которые находились вместе с нами, в этом же доме? Вариантов немного: либо он идейный дурак, либо никаким наводчиком он не был. Если же он все-таки был идейным дураком, то хвала русским "оккупантам", что они не запульнули ничего в наш дом, с которого передавались данные на вражескую сторону.

Итак, наш семейный нацик эвакуировался в Украину, как и положено любому уважающему себя украинскому националисту. Жену и ребенка он отправил в Германию, а сам остался в Днепре. Уж не знаю, чем идейные патриоты зарабатывают на хлеб насущный, но вроде как где-то в штабе сидел. Очевидно, работа у него была не пыльная, и позволяла прожить еще пару лет на белом свете.

Когда соседи начали наступление на Запорожскую область, он грозился, что мы скоро встретимся в Мариуполе уже под украинским флагом. И опять эти слова зазвучали в моей голове, вызывая шквал сомнений и страхов.

"Если они сюда зайдут - вырежут нахрен всех. Тогда не смогли, теперь-то уж точно".

Зря только нервы тратила. Наступление провалилось, до Мариуполя живым никто не дошел.

В этом году идейный сбежал из Украины. Насобирал 5 тысяч американских бумажек и заплатил кому надо. Правда, в эту сумму входила только доставка до границы со Словенией. А дальше нужно самому бежать пару километров, пока не перешагнешь окно в Европу.

Бежал он быстро, как только может бежать истинный патриот своей страны. Украинские пограничники пытались его догнать, но безуспешно - успел беглец перешагнуть границу, а там уже братья-европейцы встретили его хлебом-солью. И представляете, даже не захотели его отдавать, не смотря на убедительные просьбы запыхавшихся погранцов с другой стороны.

Я очень удивилась, что в него не пытались стрелять во время погони. Здесь тоже вариантов немного: либо они бежали для отвода глаз (заранее зная о том, что за все заплачено), либо у них приказ - брать живыми, чтобы сразу на фронт.

В любом случае, хэппи энд. Почти как в американском боевике.

А я-то думала, что и правда патриот. По крайней мере, он был склонен к настоящему патриотизму. Это я со всей уверенностью говорю.

К слову, бежать решил потому, что насмотрелся там чего-то нехорошего. Видать, рухнули идолы, святость идеи померкла, затоптаны последние ростки здравого смысла. Не во что верить, не за что воевать.

В какой-то степени жаль тех, кто не из вредности Украину любит, а по убеждению. Пусть они и враги нам. Но умирать за пустышку, за мыльный пузырь - в тысячу раз обиднее, чем за настоящую Родину. А видеть крах того, во что верил - и того хуже.

И пусть мое сочувствие этому сбежавшему идейному человеку будет ответом на его снисхождение ко мне, когда он прекращал рассказывать о "победоносных победах" нациков над орками, ехидно улыбаясь в мою сторону.