В рамках II фестиваля современного церковного искусства «Видеть и слышать» состоялся круглый стол «Иконография новомучеников и исповедников российских. Практика и теория в создании новых образов святых». Мы продолжили разговор на эту важную тему с одним из участников круглого стола – протоиереем Николаем Чернышёвым, доцентом кафедры иконописи Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, членом Патриаршей комиссии по иконописи, клириком храма святителя Николая Чудотворца в Клённиках.
– Отец Николай, уже почти 30 лет пишутся образы, идут дискуссии, но говорить о сложившейся иконографии новомучеников пока не приходится. Почему так происходит?
– Думаю, что 30 лет для такой темы совсем немного. В древности иконография складывалась столетиями, медленно оттачивались привычные образы святых, сразу узнаваемые нами, например, апостолов Петра и Павла, святителя Николая... Здесь нельзя торопиться и ставить сроки. Это естественный, органичный процесс творчества. Чтобы появились такие шедевры, как древние иконы, которые мы видим в музеях, нужно время, много времени. Эта тема благодатна для нас тем, что при попытке изобразить новомучеников (какими бы пока ни были эти попытки, отчасти удачные или не очень), сам процесс поиска иконографии отвечает на очень важный вопрос, касающийся творчества в церковном искусстве. Ведь нередко не только люди, далекие от Церкви, но и сами верующие убеждены: в современной иконописи ничего не происходит, кроме бесконечного копирования древних образцов. Так вот, когда перед художником стоит задача показать святого, образ которого еще не сложился, еще не вошел в Предание, у него еще нет традиции, как у образов древних святых, – это есть очевидный пример творчества. И оно именно такое, какое должно быть, – неспешное, хотя и очень активное.
– Те, кто утверждает, что в церковном искусстве нет творчества, наверняка не видят примеров глубокого церковного искусства, на самом деле не столь многочисленного, в отличие от того самого бездумного копирования. Сколько сейчас людей, не понимающих богословие иконы, не понимающих в принципе, что такое икона, занимаются иконописью! Некоторые считают обучение иконописи начальной ступенькой, после которой уже можно идти «дальше» – к пейзажу, портрету... И им заказывают иконы.
– Да, это тоже горькая правда. Сегодня так называемых «иконописцев» – множество. У них покупают иконы из-за того, что они все в цветочках, гладенькие, ровненькие. И это очень грустно. Огромная выставка фестиваля «Видеть и слышать» показала очень многое: и качественные творческие работы, и довольно слабые образцы. Кроме того, она демонстрирует, что примеров современного церковного искусства столько, что можно говорить об «океане». В 1980-е – начале 1990-х годов говорили про церковное искусство нашего времени: «Когда оно станет океаном, тогда можно будет какие-то суждения высказывать. Сейчас немного художников, которые им занимаются всерьез». Кстати, подчеркивается это «всерьез». Насколько же все перевернуто в сознании людей, считающих иконопись начальной ступенью...
Книжная иллюстрация, плакат, картина, фотография – это всё достойные виды искусства, к которым Церковь относится благосклонно. Но всё перечисленное мной передает реалии нашего, конечно, земного мира, будь то реалии исторические, психологические и так далее. Призвание иконы в другом – показать нам образы вечности, горнего мира. Показать так, как знает их Церковь через Священное Писание и Священное Предание. Значит, иконопись – безмерно выше всего остального. Ее задача – явить святость, показать причастных к вечности, как утверждают богословы, в том числе декан ФЦХ ПСТГУ протоиерей Александр Салтыков. Это и есть центр богословия иконы, вокруг которого еще надлежит построить остальное его здание. В противном случае получаются не иконы, а поделки, сувениры, подделки. «Иконный пошиб», говоря языком XIX века, когда человек научился отдельным приемам и занимается ремеслом, которое к подлинной иконописи никакого отношения не имеет. Эти люди создают определенный товар.
– Но ведь любой, даже высокого уровня иконописец, должен получать деньги за работу.
– «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать», – сформулировал А. С. Пушкин. Даже в светском искусстве, в его высоких проявлениях звучит мысль: когда ты уже создал произведение, поступай с ним по совести и по своей нужде, но, когда ты создаешь что бы то ни было: скульптуру, поэму, картину – нельзя думать о товарных свойствах делаемого. Тем более, если речь идет об иконе, потому иконопись в древности по преимуществу была монашеским послушанием.
Повторяю: когда икона являет вечность, уже не возникает вопросов – в «древнем стиле» она написана или «в современном стиле», такая икона и есть настоящее церковное произведение, которое отвечает своему предназначению. Фундамент богословия иконы должен быть в этом.
Да, иконография новомучеников не разработана, но размышлять над этим надлежит сегодня, потому так важны конференции на эту тему, круглые столы, такие, как круглый стол по живописи в рамках фестиваля «Видеть и слышать». И круглый стол, и сама выставка очень значимы, поскольку дают людям возможность размышлять об иконах, созерцать их. Я очень порадовался, встретив на выставке множество групп детей. Это важно, что взрослые их приводят, и дети с явным интересом вслушиваются в то, что им рассказывают, всматриваются в образы и видят: иконы – это не только существовавшее когда-то в древности и сейчас находящееся в музеях. Ведь перед их глазами примеры того, как сегодня люди тоже пытаются писать иконы.
– Современные иконописцы несколько в иной ситуации, чем древние. Новомученики жили совсем недавно, и от них остались фотографии, а то и киносъемка. И как передать портретность, но вместе с тем сделать именно иконный образ, показать святого, который сейчас находится в мире горнем?
– Один иконописец как-то мне сказал: «Я бы никогда не смог написать икону страстотерпца Государя Николая II, если бы не видел его портрета, написанного Валентином Серовым». Сколько глубины во взгляде Государя в этом знаменитом портрете! Да, икона серьезнее, чем портрет, но ее основанием вполне могут быть и фотографии, и портреты. На круглом столе я упоминал, как другой знакомый художник говорил, что фотографии новомучеников нам больше рассказывают о них, чем многие иконы, то есть мы даже до фотографий пока не дотягиваемся.
А на Ваш вопрос «как» нет ответа. Это то, что рождается постепенно, со временем. А источники для нас здесь как раз не древние иконы, а близкие нам по времени и фотографии, и кинохроника, мы должны доверять им. А дальше уже от иконописца зависит, удастся ли ему создать серьезный, глубокий образ.
Правда иконы учитывает правду фотографии и картины, но превосходит их. И иконописцу нужно уметь это чувствовать, уметь возвыситься над теми эмоциями, которые вызывают фотодокументы, не нести в икону только то, что принадлежит стрáстному миру. В этом отличие православной культуры от католической, где сцены страданий подчеркиваются физиологически и так же остро переживаются зрителями, икона же призвана совсем не к этому.
– На круглом столе из зала как раз прозвучала мысль, что фотографии, сделанные накануне расстрела, такие выразительные, что надо передать этот трагизм в иконе. А ведь в иконе, даже в самом трагичном сюжете распятия всегда есть знание о Воскресении Христовом, и классический пример здесь – знаменитая икона Дионисия.
– Да, в иконе Дионисия есть всё: и крестная смерть, и свет победы над смертью. При создании икон новомучеников нужно всматриваться в иконы распятия Христова и в иконы древних мучеников. Вообще нужно всматриваться в опыт святых отцов, тех, кто выше, чище нас.
– Что касается более частных моментов: в каких одеяниях писать новомучеников и исповедников Церкви Русской, особенно мирян? Ведь они одевались почти так же, как и мы, а не как мученики первых веков христианства.
– Мы знаем, что и в древних образах есть вариации – святого могут изображать в разных облачениях. В целом же нет ответа на этот вопрос, и я предлагаю писать пока оглавные, оплечные образы. Надо думать не об одеждах прежде всего, а о ликах: как написать лик, чтобы в нем виделась вечность, победа над смертью – это самое важное, тогда все остальное встанет на место, простится, если что не так. Меня один священник как-то спросил: «А разве можно изобразить вечность?» В том-то и дело, что для светского искусства это невозможно, а для культуры Церкви – возможно. Все, что происходит в храме: сам храм, Божественная литургия, церковное пение – и есть наша связь с вечностью. Тем более если речь об иконе, которая зримо должна показывать нам ее.
Возвращаясь к вопросам одеяний и других деталей: важно разделить художественную, эстетическую сторону и каноничную. Здесь было бы неплохо, чтобы священноначалие нам указало, как именно изображать. Как, собственно, было в древности: в подлинниках было указано, как изображать святителей, мучеников, преподобных. И это не сковывало творчество иконописцев, а просто вводило в определенные рамки. И сегодня в вопросе иконографии новомучеников именно от священноначалия иконописцам важно получить ответ. Пока его нет, размышлять над вариантами можно и нужно, причем приводя богословские основания, почему иконописец считает, что святого нужно изображать именно в таких одеяниях, чтобы это не было делом вкуса.
Я сам пишу, если речь о новомучениках в сане, их в традиционных облачениях: преподобномученицу Елисавету Феодоровну – в ее особом облачении, не совсем монашеском, в светлом апостольнике. Народный художник С. А. Гавриляченко на круглом столе говорил, что, работая над образом, нельзя забывать об историзме, исторических деталях, они важны. Им нужно найти свое место, свою роль в иконе.
– Здесь вспоминается пример икон блаженной Матроны Московской, которую часто изображают с закрытыми глазами, подчеркивая ее физический недуг. Но правильнее показывать святую с открытыми глазами.
– Конечно, ведь святая более зрячая, чем все мы, причем ее зрячесть более высокого уровня – духовного, и это должно быть передано в иконе. Для картины историзм необходим на 100 процентов, потому мы знаем из истории искусств, каким тщательнейшим образом В. И. Суриков работал над каждой деталью своих великих исторических полотен. В иконе акценты другие, то есть – да, историзм нужен, но важное место занимает и символизм. Так, сохранился патриарший посох святителя Тихона, уникальный, не похожий на другие, но если изобразить его обобщенно, не детализируя, то икона от этого хуже не станет. В текстовом иконописном подлиннике должно быть указание, что святителя Тихона необходимо изображать с соответствующим посохом, но там не должно уточняться, сколько на нем камней, какие это камни. Если иконописец захочет, он может изобразить реальный посох, но не всегда в этом есть необходимость, и тогда историзм уступает место символизму.
По поводу историзма в древних иконах. Исследования Плащаницы подтвердили античные источники, в которых говорится, что когда человека распинали, то вбивали гвоздь в запястье – здесь кости не дадут телу упасть. Но на иконах распятия гвоздь всегда в середине ладони – это более символично, глубже...
– Есть образы новомучеников, которые Вам кажутся удачными?
– Например, ученица написала образ священномученика Арефия Насонова. Она приносила сначала фотографии, портреты и потом постепенно, шаг за шагом, разработала хорошую икону с житием.
– Иконы соборов новомучеников уже сложились или здесь еще возможны варианты?
– Та иконография, которая была разработана в ПСТГУ, когда новомученики расположены вокруг храма Христа Спасителя, безусловно, очень выразительная. Но, может быть, вернуться и к той традиции, которую мы видим в иконе мастерской Дионисия «Шестоднев», на которой изображен Спас в Силах, а вокруг Него – святые по чинам святости. Таким образом, могут быть разные варианты.
– Как, на Ваш взгляд, происходят поиски иконографии новомучеников?
– Очень часто сегодня, ничему не научившись, иконописцы берутся за такие сложнейшие задачи, как написание нового образа. В программе обучения факультета церковных художеств ПСТГУ только на 5 курсе студентам благословляется писать новопрославленных святых. До этого – копирование, долгое, тщательное, подробное, чтобы после того, как студенты научились писать списки с икон и освоили сложный глубокий язык иконы, они выходили на свободное творчество. При этом параллельно, изучая язык иконы, они изучают азы академической живописи: пишут натюрморты, постановки, изучают историю Церкви, историю искусств. Только при таком комплексном подходе художник может расти и развиваться, чтобы попытаться сделать шаг в сторону творчества, к попытке создать образ новомученика. Без такой подготовки приступать к образу новопрославленных святых (как и вообще к иконописанию) бессмысленно и бесперспективно.
Беседовала Оксана Головко