1. Текст.
[1]
Роняет лес багряный свой убор,
Сребрит мороз увянувшее поле,
Проглянет день как будто поневоле
И скроется за край окружных гор.
Пылай, камин, в моей пустынной келье;
А ты, вино, осенней стужи друг,
Пролей мне в грудь отрадное похмелье,
Минутное забвенье горьких мук.
[2]
[Товарищи! сегодня праздник наш.
Заветный срок! сегодня там, далече,
На пир любви, на сладостное вече
Стеклися вы при звоне мирных чаш. —
Вы собрались, мгновенно молодея,
Усталый дух в минувшем обновить,
Поговорить на языке лицея
И с жизнью вновь свободно пошалить].
[3]
[На пир любви душой стремлюся я...
Вот вижу вас, вот милых обнимаю.
Я праздника порядок учреждаю...
Я вдохновен, о, слушайте, друзья:
Чтоб тридцать мест нас ожидали снова!
Садитеся, как вы садились там,
Когда места в тени святого крова
Отличие предписывало нам].
[4]
[Спартанскою душой пленяя нас,
Воспитанный суровою Минервой,
Пускай опять Вальховский сядет первый,
Последним я, иль Брольо, иль Данзас.
Но многие не явятся меж нами...
Пускай, друзья, пустеет место их.
Они придут: конечно, над водами
Иль на холме под сенью лип густых]
[5]
[Они твердят томительный урок,
Или роман украдкой пожирают,
Или стихи влюблённые слагают,
И позабыт полуденный звонок.
Они придут! — за праздные приборы
Усядутся; напенят свой стакан,
В нестройный хор сольются разговоры,
И загремит весёлый наш пеан.]
[6]
Печален я: со мною друга нет,
С кем долгую запил бы я разлуку,
Кому бы мог пожать от сердца руку
И пожелать весёлых много лет.
Я пью один; вотще воображенье
Вокруг меня товарищей зовёт;
Знакомое не слышно приближенье,
И милого душа моя не ждёт.
[7]
Я пью один, и на брегах Невы
Меня друзья сегодня именуют...
Но многие ль и там из вас пируют?
Ещё кого не досчитались вы?
Кто изменил пленительной привычке?
Кого от вас увлёк холодный свет?
Чей глас умолк на братской перекличке?
Кто не пришёл? Кого меж вами нет?
[8]
Он не пришёл, кудрявый наш певец,
С огнём в очах, с гитарой сладкогласной:
Под миртами Италии прекрасной
Он тихо спит, и дружеский резец
Не начертал над русскою могилой
Слов несколько на языке родном,
Чтоб некогда нашёл привет унылый
Сын севера, бродя в краю чужом.
[9]
Сидишь ли ты в кругу своих друзей,
Чужих небес любовник беспокойный?
Иль снова ты проходишь тропик знойный
И вечный лёд полунощных морей?
Счастливый путь!.. С лицейского порога
Ты на корабль перешагнул шутя,
И с той поры в морях твоя дорога,
О волн и бурь любимое дитя!
[10]
Ты сохранил в блуждающей судьбе
Прекрасных лет первоначальны нравы:
Лицейский шум, лицейские забавы
Средь бурных волн мечталися тебе;
Ты простирал из-за моря нам руку,
Ты нас одних в младой душе носил
И повторял: «На долгую разлуку
Нас тайный рок, быть может, осудил!»
[11]
Друзья мои, прекрасен наш союз!
Он как душа неразделим и вечен —
Неколебим, свободен и беспечен
Срастался он под сенью дружных муз.
Куда бы нас ни бросила судьбина,
И счастие куда б ни повело,
Всё те же мы: нам целый мир чужбина;
Отечество нам Царское Село.
[12]
Из края в край преследуем грозой,
Запутанный в сетях судьбы суровой,
Я с трепетом на лоно дружбы новой,
Устав, приник ласкающей главой...
С мольбой моей печальной и мятежной,
С доверчивой надеждой первых лет,
Друзьям иным душой предался нежной;
Но горек был небратский их привет.
[13]
И ныне здесь, в забытой сей глуши,
В обители пустынных вьюг и хлада,
Мне сладкая готовилась отрада:
Троих из вас, друзей моей души,
Здесь обнял я. Поэта дом опальный,
О Пущин мой, ты первый посетил;
Ты усладил изгнанья день печальный,
Ты в день его лицея превратил.
[14]
[Что ж я тебя не встретил тут же с ним,
Ты, наш казак и пылкий и незлобный,
Зачем и ты моей сени надгробной
Не озарил присутствием своим?
Мы вспомнили б, как Вакху приносили
Безмолвную мы жертву в первый раз,
Как мы впервой все трое полюбили,
Наперсники, товарищи проказ…]
[15]
Ты, Горчаков, счастливец с первых дней,
Хвала тебе — фортуны блеск холодный
Не изменил души твоей свободной:
Всё тот же ты для чести и друзей.
Нам разный путь судьбой назначен строгой;
Ступая в жизнь, мы быстро разошлись:
Но невзначай просёлочной дорогой
Мы встретились и братски обнялись.
[16]
Когда постиг меня судьбины гнев,
Для всех чужой, как сирота бездомный,
Под бурею главой поник я томной
И ждал тебя, вещун пермесских дев,
И ты пришёл, сын лени вдохновенный,
О Дельвиг мой: твой голос пробудил
Сердечный жар, так долго усыпленный,
И бодро я судьбу благословил.
[17]
С младенчества дух песен в нас горел,
И дивное волненье мы познали;
С младенчества две музы к нам летали,
И сладок был их лаской наш удел:
Но я любил уже рукоплесканья,
Ты, гордый, пел для муз и для души;
Свой дар как жизнь я тратил без вниманья,
Ты гений свой воспитывал в тиши.
[18]
Служенье муз не терпит суеты;
Прекрасное должно быть величаво:
Но юность нам советует лукаво,
И шумные нас радуют мечты...
Опомнимся — но поздно! и уныло
Глядим назад, следов не видя там.
Скажи, Вильгельм, не то ль и с нами было,
Мой брат родной по музе, по судьбам?
[19]
Пора, пора! душевных наших мук
Не стоит мир; оставим заблужденья!
Сокроем жизнь под сень уединенья!
Я жду тебя, мой запоздалый друг —
Приди; огнём волшебного рассказа
Сердечные преданья оживи;
Поговорим о бурных днях Кавказа,
О Шиллере, о славе, о любви.
[20]
Пора и мне... пируйте, о друзья!
Предчувствую отрадное свиданье;
Запомните ж поэта предсказанье:
Промчится год, и с вами снова я,
Исполнится завет моих мечтаний;
Промчится год, и я явлюся к вам!
О сколько слёз и сколько восклицаний,
И сколько чаш, подъятых к небесам!
[21]
И первую полней, друзья, полней!
И всю до дна в честь нашего союза!
Благослови, ликующая муза,
Благослови: да здравствует лицей!
Наставникам, хранившим юность нашу,
Всем честию, и мёртвым и живым,
К устам подъяв признательную чашу,
Не помня зла, за благо воздадим.
[22]
Полней, полней! и, сердцем возгоря,
Опять до дна, до капли выпивайте!
Но за кого? о други, угадайте...
Ура, наш царь! так! выпьем за царя.
Он человек! им властвует мгновенье.
Он раб молвы, сомнений и страстей;
Простим ему неправое гоненье:
Он взял Париж, он основал лицей.
[23]
[Куницыну дань сердца и вина!
Он создал нас, он воспитал наш пламень,
Поставлен им краеугольный камень,
Им чистая лампада возжена...
Наставникам, хранившим юность нашу,
Всем честию — и мёртвым и живым,
К устам подняв признательную чашу,
Не помня зла, за благо воздадим.]
[24]
Пируйте же, пока ещё мы тут!
Увы, наш круг час от часу редеет;
Кто в гробе спит, кто, дальный, сиротеет;
Судьба глядит, мы вянем; дни бегут;
Невидимо склоняясь и хладея,
Мы близимся к началу своему...
Кому <ж> из нас под старость день лицея
Торжествовать придётся одному?
[25]
Несчастный друг! средь новых поколений
Докучный гость и лишний, и чужой,
Он вспомнит нас и дни соединений,
Закрыв глаза дрожащею рукой...
Пускай же он с отрадой хоть печальной
Тогда сей день за чашей проведёт,
Как ныне я, затворник ваш опальный,
Его провёл без горя и забот.
1825
Пушкин, А. С. Собрание сочинений. В 10 тт. Т. 2. Стихотворения. 1823 — 1836. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1959. Сс. 102 — 106.
2. Будучи грешен пустотой прожитого времени, только сегодня, 2025.10.20, то есть без малого через 200 лет, мне довелось прочесть полностью и внимательно это знаменитое стихотворение Александра Сергеевича Пушкина (1799.06.06 — 1837.02.10) «19 октября».
Написано оно в зрелом для той эпохи возрасте, поэту 25 — 26 лет, и полнота мастерства автора всесовершенного «Евгения Онегина» (1823.05.09 — 1831.10.05) присутствует и в этом стихотворении. К сожалению, точную дату написания, кроме 1825 года, выяснить мне не удалось, но и без числа и месяца, продукта трудов историка литературы, ясно, что написано оно к дате 19 октября старого стиля, именно 1811.10.19 того же юлианского стиля был открыт Императорский Царскосельский лицей, так что стихотворение написано или слегка до этой даты, или слега после неё, или точно день в день — 19 октября.
От времени к пространству. Точнее — объёму. Стихотворение — не лирические несколько строк, не пара языков пламени «огня нежданных эпиграмм», оно весьма объёмно, можно сказать — громадно. 25 восьмистрочных строф дают в итоге 200 строк. Так что, учитывая размеры написанного, стоит отметить, что это не совсем стихотворение, скорее — маленькая поэма.
Эти два авторских параметра — возраст поэта и размер тогда им написанного — не позволяют мне отнестись к тексту халатно: читать его надо внимательно и суждения выносить выверенные. К чему и приступаю.
3. Публикации десятитомника 1959 — 1962 годов доступны в электронном виде, отдельные произведения из него повторены в «Википедии», откуда и взят мной текст «19 октября». Примечания к стихотворению написаны Татьяной Григорьевной Цявловской (1897.06.19 — 1978.05.30) вполне достойно; это важная, хоть и кропотливая, работа историка литературы.
https://rvb.ru/pushkin/01text/01versus/0423_36/1825/0386.htm
https://ru.wikisource.org/wiki/19_октября_(Пушкин)
Нумерация строф в квадратных скобках — моя, а строфы, выделенные мной курсивом и в квадратных скобках, А. С. Пушкиным написаны, но вымараны из окончательной редакции беловика.
4. Но нас не будут интересовать литературно-исторические детали: к примеру, когда будущий декабрист И. И. Пущин приезжал в Михайловское к А. С. Пушкину, на сколько дней и в какой комнате барского дома они беседовали, современному читателю неинтересно. По примечанию Т. Г. Цявловской, «Пущин приезжал к Пушкину в Михайловское на один день, 11 января 1825 г. Он рассказал позднее об этом посещении в своих «Записках о Пушкине»». Неинтересно, ведь ни А. С. Пушкин, ни даже И. И. Пущин сами никогда не интересовались вчерашним или недельной давности днём читателя, долг же платежом красен, так что такие детали читатель вполне может отнести к литературно-биографическим рефлексам блестящей жизни А. С. Пушкина. Следует отвлечься от них и сосредоточиться на главном — на мысли, даже на идее, несомой стихотворением. И уже в зависимости от формы и содержания этой идеи, отнестись и к стихотворению, и к самому его автору.
5. Тематически стихотворение посвящено Императорскому Царскосельскому лицею, дню его открытия, его первому набору учащихся-лицеистов и самим этим лицеистам, ставшим друзьями, а кое-кто и недругами, лицеисту А. С. Пушкину.
Что это было за учебное заведение? В него каждые три года принимали детей 10 — 14 лет, а продолжительность обучения составляла 6 лет. За это время изучали следующие дисциплины:
(1) нравственные (Закон Божий, этика, логика, правоведение, политическая экономия);
(2) словесные (российская, латинская, французская, немецкая словесность и языки, риторика);
(3) исторические (российская и всеобщая история, физическая география);
(4) физические и математические (математика, начала физики и космографии, статистика);
(5) изящные искусства и гимнастические упражнения (чистописание, рисование, танцы, фехтование, верховая езда, плавание).
Таким образом, Императорский Царскосельский лицей был привилегированной сельской школой для мальчиков, что-то вроде Королевского колледжа Богоматери Итонской рядом с Виндзором — итонского колледжа, открытого несколько ранее царскосельского — в 1440 году Генрихом VI. Колледж в Англии существует по сию пору, английские аристократы заботятся о воспитании элиты, а Императорский Царскосельский лицей существовал сравнительно недолго, он был закрыт 1918.05.19, в день советских пионеров, тогда ещё неорганизованных и начавших существование лишь через четыре года 1922.05.19. Но история любит круглые хронологические символы…
Итонский колледж был и остаётся средней школой, предполагающей последующее обучение выпускников в Оксфордском или Кембриджском университетах. Выпускников же Императорского Царскосельского лицея могли, конечно, зачислить в университет Московский или Петербургский, но чтоб два раза не поступать на учёбу, обучение в Императорском Царскосельском лицее было мудро решено уравнять в статусе с высшим университетским образованием. Какое высшее образование способен получать человек десяти лет отроду, можно только догадываться. А. С. Пушкину 1811.10.19 было уже 12 лет. Тоже не возраст для обучения высшей математике, классической филологии, богословию или военному делу на профессиональном уровне. Классическая гимназия включала в себя большинство перечисленных в реестре дисциплин обучения в лицее, но быть дипломом о высшем образовании аттестат выпущенного по окончании курса гимназиста не претендовал.
Единственным существенным отличием Императорского Царскосельского лицея ото всех прочих учебных учреждений России «был запрет телесных наказаний воспитанников, закреплённый в лицейском уставе». И поскольку такое надо было «закреплять» в уставе лицея, следует думать, что в прочих учебных заведениях, включая классические гимназии, телесные наказания практиковались. Так что замечание А. С. Пушкина в другом месте о «двух непоротых поколениях» было в ту пору актуально.
Не знаю как сейчас, но ещё и в XX веке Итон не брезговал телесными наказаниями своих привилегированных учеников.
Кстати, чистокровных лошадей владельцы конюшен и конных заводов строжайше запрещают наказывать телесно, коней бить нельзя даже в воспитательных целях что бы они ни вытворяли. А конюхов увольняют, если заметят, что они даже чуть грубо относятся к чистокровной арабской или ахалтекинской лошади.
6. А что там сами лицеисты и преподаватели лицея? Кто они? Названные и вычисленные историками литературы они таковы. И не только они. Вот список вообще всех последовательно появляющихся или подразумеваемых в стихотворении персон.
(1) Корсаков, Николай Александрович (1800 — 1820.09.26), лицейский друг А. С. Пушкина, композитор, дипломат, умер от «чахотки» (туберкулёза лёгких), заразившись ею во Флоренции.
(2) Матюшкин, Федор Федорович (1799.07.21 — 1872.09.28), лицейский друг А. С. Пушкина, мореплаватель, совершивший кругосветное путешествие, полярный исследователь, адмирал, сенатор.
(3) Дельвиг, Антон Антонович (1798.08.17 — 1831.01.26), лицейский друг А. С. Пушкина, поэт, помощник библиотекаря, Ивана Андреевича Крылова (1769.02.13 — 1844.11.21) в Императорской публичной библиотеке.
(4) Толстой, Фёдор Иванович, Американец (1782.02.17 — 1846.01.05), клеветник А. С. Пушкина, полковник, путешественник, авантюрист.
(5) Раевский, Александр Николаевич (1795 — 1868), соперник А. С. Пушкина в ухаживаниях за Елизаветой Ксаверьевной Воронцовой (урождённой Браницкой) (1792.09.19 — 1880.04.27), женой одесского губернатора Михаила Семёновича Воронцова (1782.05.29 или 1782.05.30 — 1856.11.19), полковник, участник Отечественной войны 1812 года, сын генерала Николая Николаевича Раевского (1771.09.25 — 1829.09.28).
(6) Пущин, Иван Иванович (1798.05.15 — 1859.04.15), лицейский друг А. С. Пушкина, коллежский асессор, декабрист.
(7) Горчаков, Александр Михайлович (1798.06.15 — 1883.03.11), лицейский друг А. С. Пушкина, дипломат, министр иностранных дел (1856 — 1882), последний канцлер Российской Империи (с 1867).
(8) Кюхельбекер, Вильгельм Карлович фон (1797.06.21 — 1846.08.23), лицейский друг А. С. Пушкина, коллежский асессор, дипломат, декабрист.
(9) Вальховский (Вольховский), Владимир Дмитриевич (1798 — 1841.03.19), лицейский друг А. С. Пушкина, декабрист, генерал-майор.
(10) Брольо (Броглиор, де Броль), Сильверий Францевич (1799 — 1824.09.18 или 1829.09.18), лицейский друг А. С. Пушкина, граф, рыцарь Мальтийского Ордена, один из худших выпускников лицея, поручик Пьемонтской армии, погиб во время восстания за освобождение Греции от Турции. Окончил лицей со справкой, как наши двоечники оканчивали школу без аттестата. Но тут аттестат имеется, хотя для самого персонажа, пожалуй, лучше бы его не было...
«В русском и латинском языках. Не способен, прилежание тщетно, успехов нет.
Во французском языке. Нерадение и непонятность.
В немецком языке. Не способен и не надёжен в успехах.
У адъюнкт-профессора де Рененкампфа (по словесности нем. и франц.). Старается при весьма посредственных способностях.
В логике и нравственности. Не понятен, прилежен, но без успеха.
В математике. Ни охоты, ни способности. Успехов ни малейших.
В географии и истории. Дарования слабы. Успех мал.
В рисовании. Посредственных дарований. Успехи медленны. 4-го отделения.
В чистописании. Начинает успевать.
В фехтовании. Довольно хорошо.
По нравственной части. Благонравен, простосердечен, крайне упрям и чувствителен с гневом, но признателен».
Это из «Табели, составленной из поданных ведомостей гг. профессоров, адъюнкт-профессоров и учителей: 1) об успехах, 2) прилежании, 3) о дарованиях воспитанников Императорского Лицея, какие оказали они с 19-го марта по ноября 1812 года». Главное, что в чистописании «начинает успевать» и в фехтовании «довольно хорошо».
(11) Данзас, Константин Карлович (1801 — 1870.02.15), лицейский друг А. С. Пушкина, генерал-майор, секундант на дуэли А. С. Пушкина с Жоржем Шарлем де Геккерном д’Антесом (1812.02.05 — 1895.11.02).
(12) Малиновский, Иван Васильевич (1796 — 1873.02.22), лицейский друг А. С. Пушкина, старший сын первого директора Императорского Царскосельского лицея Василия Фёдоровича Малиновского (1865 — 1814), лицеист, друг А. С. Пушкина, предводитель дворянства Изюмского уезда, Харьковской губернии.
(13) Бакунина (в замужестве Полторацкая), Екатерина Павловна (1795.02.20 — 1869.12.19), фрейлина императорского русского двора, предмет любовных мечтаний одновременно А. С. Пушкина, И. И. Пущина и И. В. Малиновского.
(14) Александр I Павлович Романов (1877.12.23 — 1825.12.01), российский император, основатель Императорского Царскосельского лицея.
(15) Куницын, Александр Петрович (1783.11.16 — 1840.07.13), действительный статский советник, юрист, адъюнкт-профессор (заместитель профессора) Императорского Царскосельского лицея, преподаватель «нравственных и политических наук».
7. Вот если бы читатель учился вместе с ними, общался с ними или хотя бы тёрся среди них, кадастр участников стихотворения был бы ему счастливой меморией, полной значимых воспоминаний, а само стихотворение — чем-то вроде сценария театрального капустника, на котором сами актёры суть и актёры и зрители, и дают только им понятное и лишь им интересное представление своим и о себе.
А то, что Кюхельбекера товарищи по сходству звучания фамилии именовали Хлебопекарем, или Пушкин дружески смеялся над Дельвигом в таком двустишии
«Ха-ха-ха! Хи-хи-хи!
Дельвиг пишет стихи» —
об этом читатель из данного стихотворения не узнает. Так что персонажи эти для современного читателя, — если только он не пушкинист и не историк русской литературы девятнадцатого века, для которого они роднее дяди по отцу или даже родной баобабушки по матери, — «прошли яко тени».
Получается, «современное прочтение» возможно лишь как выявление смысла, несомого стихотворением, той самой идеи, о которой говорилось в начале этой статьи. При всей, однако, важности литературно-археологического обращения с книжной пыли столетий лингвистически-нежными пипидастрами, ибо без этих исследований литературоведов ничего не примешь и ничего не отринешь, именно они дают понимание содержания литературного произведения не наших дней, оставшегося некоторыми своими деталями в прошлом.
8. Язык стихотворения «19 октября» вполне современный. Русский. Но он таков не потому, что А. С. Пушкин лез вон из кожи, стремясь писать «как можно более современно и молодёжно». Он таков потому, что мы усвоили язык, созданный А. С. Пушкиным, как свой, как родной, и потому свободно говорим, и пишем на нём. Язык этот настолько могуществен, что нам нет нужды осовременивать его, как-то расширять его или делать ему для пущей важности иноязычные инъекции (такое удовольствие языку и вкусу принято лишь среди косноязычных недоумков).
И потому написанное на этом языке стихотворение воспринимается нами как совершенное, в нём нет ни одной технической помарки, нет ни одного неуместного слова или даже целого оборота. Техникой стихосложения автор владеет сполна и пользуется ею настолько легко, а главное — настолько уместно, что кажется, это ему совсем ничего не стоит. Но вы, впрочем,попробуйте написать хотя бы пару таких лёгких строф, посмотрите и убедитесь как это для вас дьявольски трудно и сколь вы неумелы и даже порой неумны, так сочетая слова.
9. Сюжетная линия или, скорее, канва повествования такова…
(1) Лирический герой, легко отождествимый с самим автором, сидит осенью один в барском доме и предаётся то воспоминанию, вороша память об этом знаменательном дне, 19 (31) октября 1811 года, дне открытия Императорского Царскосельского лицея, то забвению, обращаясь к вину…
А ты, вино, осенней стужи друг,
Пролей мне в грудь отрадное похмелье,
Минутное забвенье горьких мук.
Похмелье нами сейчас воспринимается не так, но мысль понятна: хмелея, поэт избавляется от «горьких мук».
(2) «Товарищи! сегодня праздник наш». Пришла пора «поговорить на языке лицея».
(3) Мысленно поэт со своими друзьями. И все садятся, как прежде, по своим привычным местам.
(4) Пусть явятся все, кто может. А кто уже не может, умер или на краю земли, того место пусть пустует.
(5) Но мы их ждём. Они ещё явятся.
(6) Но это лишь минуты воспоминаний…
Я пью один; вотще воображенье
Вокруг меня товарищей зовёт…
(7) Мгновение и ситуация оказывается зеркально противоположной…
Я пью один, и на брегах Невы
Меня друзья сегодня именуют…
(8) Есть ушедшие навсегда…
Под миртами Италии прекрасной
Он тихо спит, и дружеский резец
Не начертал над русскою могилой
Слов несколько на языке родном,
(9) Но есть и живые, но бороздящие океаны…
Сидишь ли ты в кругу своих друзей,
Чужих небес любовник беспокойный?
Иль снова ты проходишь тропик знойный
И вечный лёд полунощных морей?
(10) О нём же…
Ты простирал из-за моря нам руку,
Ты нас одних в младой душе носил
И повторял: «На долгую разлуку
Нас тайный рок, быть может, осудил!»
(11) Предварительный итог и первое обобщение. Ни одной строки из строфы не выбросишь…
Друзья мои, прекрасен наш союз!
Он как душа неразделим и вечен —
Неколебим, свободен и беспечен
Срастался он под сенью дружных муз.
Куда бы нас ни бросила судьбина,
И счастие куда б ни повело,
Всё те же мы: нам целый мир чужбина;
Отечество нам Царское Село.
(12) Нет ничего лучше лицейской дружбы!
Друзьям иным душой предался нежной;
Но горек был небратский их привет.
(13) Поэт в ссылке. Он не может поехать к друзьям. Но они-то могут явиться к нему: «Поэта дом опальный, О Пущин мой, ты первый посетил».
(14) Дружеские сетования. Одного Пущина мало. Нужен третий. Малиновский...
Ты, наш казак и пылкий и незлобный,
Зачем и ты моей сени надгробной
Не озарил присутствием своим?
(15) Ещё один друг, Горчаков, самый государственно успешный, встретился в пути…
Но невзначай просёлочной дорогой
Мы встретились и братски обнялись.
(16) Ещё одна радостная встреча. С Дельвигом.
И ты пришёл, сын лени вдохновенный,
О Дельвиг мой: твой голос пробудил
Сердечный жар, так долго усыпленный,
(17) Различия поэтических путей Пушкина и Дельвига.
Но я любил уже рукоплесканья,
Ты, гордый, пел для муз и для души…
(18) Второе обобщение.
Служенье муз не терпит суеты;
Прекрасное должно быть величаво:
Но юность нам советует лукаво,
И шумные нас радуют мечты…
(19) Третье обобщение.
Пора, пора! душевных наших мук
Не стоит мир; оставим заблужденья!
Сокроем жизнь под сень уединенья!
(20) Завет друзьям…
Исполнится завет моих мечтаний;
Промчится год, и я явлюся к вам!
(21) Мечты и пожелания…
И первую полней, друзья, полней!
И всю до дна в честь нашего союза!
Благослови, ликующая муза,
Благослови: да здравствует лицей!
(22) Выпьем за царя!
Ура, наш царь! так! выпьем за царя.
Простим ему неправое гоненье:
Он взял Париж, он основал лицей.
(23) Выпьем за наставников.
Наставникам, хранившим юность нашу,
Всем честию — и мёртвым и живым,
К устам подняв признательную чашу,
Не помня зла, за благо воздадим.
(24) Наш круг час от часу редеет…
Пируйте же, пока ещё мы тут!
Увы, наш круг час от часу редеет;
Кто в гробе спит, кто, дальный, сиротеет;
Судьба глядит, мы вянем; дни бегут.
(25) Когда останется последний из первого выпуска…
Пускай же он с отрадой хоть печальной
Тогда сей день за чашей проведёт,
Как ныне я, затворник ваш опальный,
Его провёл без горя и забот.
10. Так о чём же это стихотворение? Какова его идея? Это величественный гимн изначальной юношеской дружбе, которой надо хранить верность всю жизнь. Только она освещает и освящает и саму жизнь, её начало, её конец, и творчество, и любовь, и горести, и радости, и в разлуке, и в союзе, так что последний из друзей, уже похоронивший их всех и чуждый новому поколению, будет держать их всех в своём сердце символом неувядающей вечной дружбы.
Сохраню ль к судьбе презренье?
Понесу ль навстречу ей
Непреклонность и терпенье
Гордой юности моей?
11. Полный текст, с вымаранными автором строфами, несколько утяжеляет конструкцию стихотворения, и строфа [23] отчасти повторяет строфу [21]. Это понятно. Из отвергнутых строф автор вправе брать материалы для новых или старых строф, а в полном виде стихотворение местами может казаться несуразным. Это уже наша, а не авторская печаль и забота. Это мы так представили стихотворение, не совсем в авторской редакции.
В таком полном виде стихотворение ещё более ярко свидетельствует об одной своей характерной черте. Оно гиперболически перегружено вином и призывами к винопитию. Такое впечатление, что в одиночестве воспоминаний и мечтаний автору, который легко отождествим с лирическим героем, и заняться-то нечем, кроме как пить вино и вспоминать дружеские винные пиры.
[1]
Пылай, камин, в моей пустынной келье;
А ты, вино, осенней стужи друг,
Пролей мне в грудь отрадное похмелье,
Минутное забвенье горьких мук.
[2]
[Товарищи! сегодня праздник наш.
Заветный срок! сегодня там, далече,
На пир любви, на сладостное вече
Стеклися вы при звоне мирных чаш. —
Вы собрались, мгновенно молодея,
Усталый дух в минувшем обновить,
Поговорить на языке лицея
И с жизнью вновь свободно пошалить].
[3]
[На пир любви душой стремлюся я...
Вот вижу вас, вот милых обнимаю.
Я праздника порядок учреждаю...
Я вдохновен, о, слушайте, друзья:
Чтоб тридцать мест нас ожидали снова!
Садитеся, как вы садились там,
Когда места в тени святого крова
Отличие предписывало нам].
[5]
[Они придут! — за праздные приборы
Усядутся; напенят свой стакан,
В нестройный хор сольются разговоры,
И загремит весёлый наш пеан.]
[6]
Печален я: со мною друга нет,
С кем долгую запил бы я разлуку,
Кому бы мог пожать от сердца руку
И пожелать весёлых много лет.
Я пью один; вотще воображенье
Вокруг меня товарищей зовёт;
Знакомое не слышно приближенье,
И милого душа моя не ждёт.
[7]
Я пью один, и на брегах Невы
Меня друзья сегодня именуют...
Но многие ль и там из вас пируют?
Ещё кого не досчитались вы?
Кто изменил пленительной привычке?
Кого от вас увлёк холодный свет?
Чей глас умолк на братской перекличке?
Кто не пришёл? Кого меж вами нет?
[14]
[Что ж я тебя не встретил тут же с ним,
Ты, наш казак и пылкий и незлобный,
Зачем и ты моей сени надгробной
Не озарил присутствием своим?
Мы вспомнили б, как Вакху приносили
Безмолвную мы жертву в первый раз,
Как мы впервой все трое полюбили,
Наперсники, товарищи проказ…]
[20]
Пора и мне... пируйте, о друзья!
Предчувствую отрадное свиданье;
Запомните ж поэта предсказанье:
Промчится год, и с вами снова я,
Исполнится завет моих мечтаний;
Промчится год, и я явлюся к вам!
О сколько слёз и сколько восклицаний,
И сколько чаш, подъятых к небесам!
[21]
И первую полней, друзья, полней!
И всю до дна в честь нашего союза!
Благослови, ликующая муза,
Благослови: да здравствует лицей!
Наставникам, хранившим юность нашу,
Всем честию, и мёртвым и живым,
К устам подъяв признательную чашу,
Не помня зла, за благо воздадим.
[22]
Полней, полней! и, сердцем возгоря,
Опять до дна, до капли выпивайте!
Но за кого? о други, угадайте...
Ура, наш царь! так! выпьем за царя.
Он человек! им властвует мгновенье.
Он раб молвы, сомнений и страстей;
Простим ему неправое гоненье:
Он взял Париж, он основал лицей.
[23]
[Куницыну дань сердца и вина!
Он создал нас, он воспитал наш пламень,
Поставлен им краеугольный камень,
Им чистая лампада возжена...
Наставникам, хранившим юность нашу,
Всем честию — и мёртвым и живым,
К устам подняв признательную чашу,
Не помня зла, за благо воздадим.]
[24]
Пируйте же, пока ещё мы тут!
Увы, наш круг час от часу редеет;
Кто в гробе спит, кто, дальный, сиротеет;
Судьба глядит, мы вянем; дни бегут;
Невидимо склоняясь и хладея,
Мы близимся к началу своему...
Кому <ж> из нас под старость день лицея
Торжествовать придётся одному?
[25]
Несчастный друг! средь новых поколений
Докучный гость и лишний, и чужой,
Он вспомнит нас и дни соединений,
Закрыв глаза дрожащею рукой...
Пускай же он с отрадой хоть печальной
Тогда сей день за чашей проведёт,
Как ныне я, затворник ваш опальный,
Его провёл без горя и забот.
Непосредственно, и лишь отчасти опосредованно, вину, винопитию, винным здравицам, воспоминания о винных пирах и мечтаниям о винных пирах из двухсот строк стихотворения, по моим подсчётам, посвящено 96 строк. Без малого половина. Другими темами, не столь спиртуозными, но насквозь проникнутыми парами алкоголя, являются лицей и лицейская дружба.
12. Хорошо, что поэт не в депрессии, не в тоске, хоть и в затворничестве. Последнему из первых лицеистов он желает…
Пускай же он с отрадой хоть печальной
Тогда сей день за чашей проведёт,
Как ныне я, затворник ваш опальный,
Его провёл без горя и забот.
А то бы можно было подумать, что за душой у лирического героя кроме средней школы и алкоголизации организма нет ничего. Даже шараги, советского профессионально-технического училища. Так что, пожалуй, верно поступил поэт, вымарав из окончательной беловой редакции шесть строф из двадцати пяти. Всех друзей и врагов не упомнишь и в стихах не перечислишь, радостные пьянки с каждым не опишешь, стихи — это не классный журнал и не книга протоколов медвытрезвителя. Гармония руководила вычёркивающим пером цензора, в качестве которого выступал сам поэт.
Содержание дружбы надо бы исследовать, то однозначно и уверенно можно сказать: она сложна, она разнообразна, она многогранна…
Поговорим о бурных днях Кавказа,
О Шиллере, о славе, о любви.
То есть в дружеском общении присутствовал ум, его предметы и суждения, а не только душевно-чувственные радостные впечатления от тесного общения.
Вот на этом можно и завершить наше рассуждение о «19 октября».
2025.10.20.
