Будущее Центральной Азии постепенно отделяется от нефтяных и газовых трубопроводов, от миграционных потоков и переведённых извне миллиардов долларов. Регионы, где экономика десятилетиями держалась на экспорте сырья и денежных переводах, вынуждены искать новый фундамент — знания, технологии, цифровые услуги. От этого зависит, сможет ли Центральная Азия к середине XXI века существовать на собственных интеллектуальных и производственных возможностях.
Сегодня совокупный ВВП региона превышает 500 млрд долларов, но структура этого дохода всё ещё типична для сырьевых экономик. Казахстан получает около трети бюджетных поступлений от экспорта нефти и газа. Туркменистан — практически полностью от углеводородов. Узбекистан — от золота, меди и хлопка. Кыргызстан и Таджикистан — от трудовых переводов мигрантов, которые в отдельные годы составляют до 30–35 % ВВП. Такая модель делает регион уязвимым к внешним шокам — падению цен на энергоносители, миграционным ограничениям, геополитическим кризисам.
Однако одновременно в Центральной Азии идёт накопление предпосылок для нового типа экономики. За последние десять лет в регионе в четыре раза выросло число пользователей интернета, а проникновение мобильной связи достигло 95 %. Казахстан запустил программу «Цифровой Казахстан», планируя довести долю электронных услуг до 80 % и уровень цифровой грамотности населения до 83 %. В Узбекистане с 2019 года действует IT Park, в котором уже более 2800 резидентов: компании по разработке программного обеспечения, цифровые школы, игровые студии, стартап-инкубаторы. В Кыргызстане растёт экспорт IT-аутсорсинга, который, по данным правительства, за последние три года увеличился более чем в пять раз. Даже Таджикистан, традиционно зависимый от миграции, внедряет элементы «цифрового правительства» и расширяет базу STEM-образования.
Экономика знаний опирается не на природные ресурсы, а на человеческий капитал, исследования и технологии. Здесь решающим становится не то, что лежит под землёй, а то, что находится в голове и в сетях. Центральная Азия обладает важным ресурсом — молодой демографией: более 60 % населения региона моложе 35 лет. Это огромный потенциал для развития науки, IT, инженерии, если образование и рынок труда будут способны его использовать. Проблема в том, что пока система образования во многом воспроизводит советские стандарты. Университеты редко сотрудничают с частным сектором, а на долю бизнеса в научных исследованиях приходится менее 10 % от общего объёма.
Средняя доля расходов на НИОКР в ВВП стран региона — около 0,2 %. Для сравнения: в Южной Корее — 4,8 %, в Израиле — 5,6 %, в Китае — более 2,4 %. Это показывает, насколько скромна реальная инвестиция в знания. Центральная Азия пока остаётся потребителем чужих технологий, а не их источником. Но некоторые изменения заметны. Казахстан создаёт национальную платформу искусственного интеллекта и сеть дата-центров. В Узбекистане развиваются облачные сервисы и цифровое государственное управление. Кыргызстан продвигает программы цифровой грамотности для молодёжи и предпринимателей.
Если рассматривать переход к экономике знаний как стратегическую трансформацию, то он требует как минимум трёх условий: модернизации инфраструктуры, инвестиций в образование и формирования устойчивых институтов. В инфраструктуре главная задача — обеспечить надёжную цифровую связность. В странах региона по-разному обстоят дела с интернет-доступом: в Казахстане более 90 % домохозяйств подключены к сети, в Узбекистане — около 85 %, в Кыргызстане — 70 %, в Таджикистане — не более 30 %. Разница отражается на экономических возможностях: каждые 10 % роста проникновения широкополосного интернета увеличивают ВВП на душу населения примерно на 1 %. Для сельских регионов, где живёт половина населения Центральной Азии, развитие сетей становится вопросом не просто комфорта, а выживания.
Образовательная система — второй критически важный фактор. Регион нуждается в новом поколении инженеров, программистов, аналитиков данных и менеджеров инноваций. Пока на это работают в основном частные инициативы. В Казахстане развивается международный университет Nazarbayev University, в Кыргызстане открываются ИТ-академии и акселераторы при поддержке России.
В Узбекистане по плану к 2030 году около 60 % выпускников вузов должны получать образование в инженерных и технологических направлениях. Но реформа образования упирается в нехватку преподавателей и устаревшие учебные программы.
Третье условие — институциональная устойчивость. Экономика знаний требует доверия, защиты интеллектуальной собственности, прозрачного регулирования и конкурентной среды. Центральная Азия делает шаги в этом направлении, но пока бизнес-среда остаётся сложной. В рейтингах лёгкости ведения бизнеса позиции региона улучшились по сравнению с 2010-ми, но бюрократия, непредсказуемость налоговой политики и коррупционные риски тормозят инновации. Без изменения институтов даже самые современные технологии не приведут к системному росту.
Регион находится в уникальном положении. С одной стороны, глобальная энергетическая трансформация и «зелёный переход» постепенно снижают ценность нефти и газа — на горизонте двух десятилетий их роль в мировой экономике сократится. С другой стороны, Центральная Азия может превратить свою географию и опыт в новые преимущества. Её положение между Россией, Китаем и Южной Азией делает регион потенциальным транзитным узлом цифровых и логистических потоков. Уже сегодня создаются дата-центры, энергетические хабы и транспортные коридоры, где цифровые технологии становятся связующим звеном.
Ключевым вызовом остаётся зависимость от трансфертов мигрантов. Только из Кыргызстана и Таджикистана ежегодно уезжает на заработки более миллиона человек, а совокупные переводы превышают 15 млрд долларов в год. Эти средства удерживают социальную стабильность, но не создают внутренний рост. Если хотя бы часть мигрантов получит возможность работать дистанционно в цифровых профессиях, экономическая структура начнёт меняться. Уже сегодня появляются примеры: кыргызские программисты, работающие на заказчиков из Европы и Ближнего Востока; узбекские дизайнеры и копирайтеры, получающие доход через фриланс-платформы; казахстанские IT-компании, экспортирующие софт в Россию и ОАЭ.
Но в масштабах региона эти примеры пока не системны. Доля цифровых услуг в ВВП стран Центральной Азии не превышает 3–4 %, в то время как в среднем по миру — около 10 %. Для перехода к новой модели нужны долгосрочные инвестиции — не менее 3–4 % ВВП ежегодно в образование, науку и цифровую инфраструктуру. Это возможно, если государства начнут перераспределять часть доходов от сырья на развитие знаний, как это делают в странах Персидского залива, где нефтяные фонды инвестируют в стартапы и университеты.
Есть и политический аспект. Экономика знаний предполагает свободу обмена информацией, открытые границы для идей и людей, научное сотрудничество, академическую мобильность. В условиях, где государство контролирует основные каналы информации, инновационная среда развивается медленно. Если Центральная Азия хочет стать частью глобального интеллектуального пространства, ей придётся постепенно открываться.
Сценарии будущего можно условно разделить на три. Оптимистический — регион становится центром цифровых услуг и IT-аутсорсинга Евразии, опираясь на образование и кооперацию с Россией, Китаем и странами Персидского залива. Умеренный — цифровизация идёт, но остаётся дополнением к сырью; доля знаний в экономике растёт, но медленно. Пессимистический — инерция побеждает, инвестиции уходят в традиционные отрасли, а миграция продолжает быть главным источником дохода.
Вероятнее всего, Центральная Азия в ближайшие десять лет будет двигаться по среднему пути. Сырьевой сектор и трансферты останутся, но появится слой новой экономики: цифровые платформы, инжиниринговые услуги, образование, креативные индустрии. Главное — чтобы этот слой не растворился в старых структурах.
Экономика знаний — не роскошь, а единственный шанс региона избежать стагнации в эпоху, когда нефть перестаёт быть гарантом развития. У Центральной Азии есть ресурсы, люди и опыт адаптации. Если они будут соединены с системной политикой и инвестициями в интеллект, регион сможет не только выжить без нефти и трансфертов, но и построить собственную модель будущего — не на запасах под землёй, а на способности создавать, понимать и продавать знания.
Оригинал статьи можете прочитать у нас на сайте