— Подстилка! — пронзительный крик разорвал предрассветную тишину. — Ты украла моего сына!
Сергей резко сел в постели, чувствуя, как Ирина вздрагивает рядом. Четвёртая ночь подряд. Четвёртая ночь, когда мать будила весь дом своими криками.
— Я схожу к ней, — устало прошептала жена, но Сергей удержал её за руку.
— Нет. Я сам.
Лидия Васильевна сидела на кровати в старой ночной рубашке, всклокоченная, с блуждающим взглядом. При виде сына она затихла на мгновение, потом указала дрожащим пальцем в сторону коридора.
— Она опять здесь! Эта... эта чужая! Выгони её из моего дома!
— Мам, это Ира. Моя жена. Мы женаты уже пятнадцать лет.
— Врёшь! — Лидия Васильевна схватила сына за рукав пижамы. — Она околдовала тебя! Как змея подкралась, когда я была в больнице после первого приступа!
Сергей аккуратно высвободился и помог матери лечь обратно. Ещё полгода назад она была совсем другой — властной, всегда знающей, что сказать, никогда не показывающей слабости. После отцовского ухода десять лет назад именно она держала всё под контролем: продала большую квартиру, переехала в однокомнатную, устроила финансы так, чтобы хватало на безбедную старость.
А потом случился инсульт. Сначала казалось, что всё обошлось — речь восстановилась, движения тоже. Но потом начались странности: то забудет выключить газ, то не узнает соседку, с которой двадцать лет здоровалась. А через месяц врачи поставили диагноз, который перевернул жизнь всей семьи.
— Не хочу ничего от неё! — Лидия Васильевна отвернулась к стене. — Пока она в доме, я не буду есть.
Отец был тяжёлым человеком. Работал на заводе, приходил домой угрюмый, часто выпивший. Мать всегда становилась между ним и маленьким Сергеем. "Не трогай ребёнка", — говорила она, и отец, ворча, шёл в свою комнату. Когда Сергею исполнилось шестнадцать, отец окончательно спился и через два года умер от цирроза. Мать в тот период работала на трёх работах, чтобы сын мог поступить в институт.
Он был ей всем обязан. И Ирина это понимала, хотя терпеть становилось всё труднее.
— И что, оставить меня одного с ней? — в голосе Сергея прозвучала паника. — Я же работаю. Восемь часов в день её нельзя оставлять одну.
В прошлом месяце Лидия Васильевна включила все конфорки газовой плиты и забыла. Хорошо, что Ирина рано вернулась с работы. В другой раз она вышла из дома в халате и тапочках, заблудилась в соседних дворах. Полчаса её искали всем подъездом.
Тем вечером он решил навести порядок в комнате матери. Лидия Васильевна дремала в кресле перед телевизором, и можно было спокойно убраться. Под кроватью, за старыми коробками, он наткнулся на небольшой потрёпанный свёрток.
Развернув ткань, Сергей замер. Его детская игрушка — тряпичная кукла, которую мама сшила ему, когда он болел скарлатиной в пять лет. Они назвали её Степаном. Он таскал куклу повсюду, спал с ней, рассказывал ей свои детские секреты. Потом, став постарше, забыл о ней.
— А потом ты вырос и ушёл. И я осталась одна. И стала такой... злой. На всех злой. Особенно на Иру. Потому что она у тебя отняла то, что у меня забрал папа.
Сергей не мог говорить. Перед ним сидела не та сильная, властная женщина, которую он знал всю жизнь. Перед ним сидел испуганный ребёнок, который когда-то защищал его ценой собственной боли.
— Знаешь, — сказала однажды жена, укрывая свекровь пледом, — я не держу зла. Теперь, когда понимаю...
Сергей кивнул. Он тоже больше не держал зла. Но и простить окончательно не мог. Слишком много лет Ирина терпела несправедливые упрёки и оскорбления. Слишком много боли причинили друг другу все участники этой печальной истории.
Однажды вечером Лидия Васильевна вдруг заговорила. Ясно, внятно, словно болезнь отступила.
— Серёжа, я помню тебя маленьким. Ты был таким добрым мальчиком. Всегда всех жалел — птичек, котят, даже паучков не давил.
— Но ты умеешь. Ты не такой, как папа. И не такая, как я. Ты умеешь любить, не причиняя боли.
Больше ясных моментов не было. Лидия Васильевна тихо угасала, уходя всё глубже в мир своих видений. Но Сергей помнил эти последние слова. И понимал — прощение не всегда означает забвение. Иногда прощение — это просто понимание того, что все мы делаем ошибки, пытаясь защитить тех, кого любим. Даже если защищаем неправильно.