Имя Чингачгука, Великого Змея из романов Фенимора Купера, стало нарицательным. Оно символизирует мудрого, благородного и верного вождя, «последнего из могикан» — трагическую фигуру индейца, чей мир неумолимо исчезает под натиском цивилизации. Но за этим романтическим образом стоит сложный вопрос: какова была бы реальная судьба такого человека, если бы он жил не на страницах книги, а в настоящей истории Северной Америки? Ответ на него — это путешествие не в мир приключений, а в горькую хронику колонизации.
Прототипы и исторический контекст
Купер не выдумал своего героя из ничего. Проживая в штате Нью-Йорк, он был знаком с историей ирокезских племен, в частности, мохоков. Чингачгук из саги о Кожаном Чулке — делавар (ленапе), но в реальности в XVIII веке делавары уже были сильно потеснены и подчинены Ирокезской лигой.
Вероятнее всего, собирательным прототипом для Чингачгука послужили реальные вожди, подписывавшие договоры с колонистами, такие как Таяндонега (Капитан Джозеф Брант) из племени мохоков, который получил образование и пытался лавировать между британцами и американцами, или Корнплантер из племени сенека. Эти люди обладали выдающимися личными качествами, были умелыми дипломатами и воинами, но их судьба была предопределена ходом истории.
Главный Вызов
Ключевой конфликт эпохи — не между «хорошими» и «плохими» индейцами, а между двумя абсолютно разными концепциями собственности. Для Чингачгука и его племени земля была священной, она принадлежала предкам и духам, её можно было использовать, но нельзя было продать. Для колонистов земля была товаром, частной собственностью, источником богатства.
Реальная судьба литературного Чингачгука была бы чередой трагических уступок. Его бы как уважаемого вождя постоянно вызывали на переговоры, где под давлением, алкоголем, угрозами и обманом вынуждали подписывать договоры о «продаже» всё новых и новых территорий. Каждая такая уступка сопровождалась бы клятвами, что «это последний раз» и «белые больше не придут». Но они приходили снова.
Сценарии Реальной Судьбы (от наиболее вероятного к наименее)
- Насильственное переселение и гибель (самый вероятный исход).
Даже будучи верным союзником британцев (как и Чингачгук в романах), после окончания колониальных войн его племя стало бы обузой. С ростом американской экспансии на запад, правительство США начало политику насильственного переселения индейцев. Знаменитый «Тропа Слёз» 1830-х годов, в ходе которой тысячи индейцев-чероки, чокто и других племен погибли по пути в Оклахому, — вот главный памятник этой эпохе.
Реальная судьба Чингачгука: В преклонном возрасте он был бы вынужден покинуть могилы предков и родные леса. Вместе с остатком своего народа он отправился бы в долгий, изнурительный путь в резервацию на бесплодных «Индейских территориях». Высока вероятность, что он, как и многие старики и дети, не перенес бы тягот пути и умер от болезней, голода и истощения где-нибудь в безымянной могиле далеко от дома. - Ассимиляция и утрата идентичности.
Некоторые вожди, понимая бесперспективность сопротивления, пытались вести свой народ по пути ассимиляции. Они принимали христианство, учили английский, перенимали европейские методы ведения сельского хозяйства. Но даже это редко спасало. Как только на их землю находился очередной «законный» предлог, их всё равно сгоняли. Ассимилированный индеец терял уважение сородичей, но так и не становился «своим» для белых.
Реальная судьба Чингачгука: Он мог бы закончить свои дни в резервации, нося европейскую одежду и пытаясь говорить на чужом языке, наблюдая, как его дети и внуки постепенно забывают обычаи и язык предков. Его трагедия была бы не физической, а духовной — гибель его мира при нем самом. - Военное сопротивление и героическая смерть.
Этот путь кажется самым романтичным и соответствующим духу книг. Однако в реальности восстания индейцев (как восстание Понтиака или позже — сражения Сидящего Быка и Бешеного Коня) жестоко подавлялись. Превосходство в вооружении, организации и численности было на стороне колонизаторов.
Реальная судьба Чингачгука: Если бы он, видя безысходность, поднял оружие, его ждала бы быстрая и жестокая расправа. Его деревню сожгли бы, а его самого, как вождя, скорее всего, казнили бы для устранения других. Его имя стало бы символом сопротивления, но его народ от этого не спасся бы. - Жизнь в резервации: медленное угасание.
Если бы ему удалось избежать насильственного переселения, его ждала жизнь в резервации. Эти территории были малопригодны для жизни, там царили нищета, болезни и отчаяние. Авторитет старого вожака был бы подорван, так как он не мог защитить свой народ. Молодое поколение, лишенное перспектив, могло бы обратить свой гнев и против него.
Реальная судьба Чингачгука: Он доживал бы свой век в бедности, наблюдая, как вырубают его леса, как исчезают бизоны, как его народ спивается и теряет волю к жизни. Он стал бы живым напоминанием о том, что его эпоха безвозвратно ушла.
Почему судьба реального чингачгука не попала бы в роман?
Фенимор Купер творил в эпоху романтизма. Его целью было создать возвышенный, героический миф об уходящей «эпохе первооткрывателей». Реальная судьба индейцев — грязная, жестокая и несправедливая — была слишком неприглядной для приключенческого романа. Его Чингачгук умирает героически, как воин, олицетворяя собой уход целого мира. Реальный же Чингачгук, с большой долей вероятности, умер бы от оспы, туберкулеза или алкоголизма в нищете и забвении, став жертвой не героической битвы, а систематического уничтожения целого народа.
Реальная судьба литературного Чингачгука — это судьба не романтического героя, а жертвы исторического процесса. Это путь от гордого и независимого вождя до изгнанника или ассимилированного старика в резервации. Трагедия настоящего «последнего из могикан» заключалась бы не в красивой смерти на поле боя, а в долгом, мучительном наблюдении за тем, как рушится всё, что он любил и защищал. Осознание этой пропасти между книжным мифом и исторической правдой делает образ, созданный Купером, еще более горьким и пронзительным.