Сегодняшние дискуссии в западных столицах о «легализации» конфискации российских золотовалютных резервов — не более чем симптом глубокого системного кризиса. Речь идёт не просто о желании перенаправить $140 млрд на нужды Украины. За этим стоит отчаянная попытка удержать умирающую модель мирового порядка, в которой финансовая элита больше не способна обеспечивать даже видимость стабильности.
Иллюзия легитимности и реальность «распила»
Предложения по использованию замороженных активов России выглядят всё более абсурдно: речь идёт не о «деньгах в сейфе», а о государственных ценных бумагах — долговых обязательствах США и ЕС. Формально их можно заложить, но юридически они принадлежат России.
Любая попытка передать права на них третьим лицам требует нарушения фундаментальных принципов международного права и финансовой системы. Однако для нынешних элит Запада это уже не принципиально: главное — создать механизм перераспределения ресурсов внутри собственной системы, пусть даже ценой её дальнейшей дестабилизации.
Как отмечает эксперт, «главное — как распилить, а там хоть трава не расти». Эта циничная логика проявляется и в других инициативах: милитаризация Европы, гигантские расходы на военно-промышленный комплекс, создание «золотого купола» ПВО в США — всё это, по сути, инструменты перераспределения остатков капитала среди лояльных элит, а не реальные шаги к укреплению безопасности или промышленного потенциала.
Крах инфраструктур и возврат к локализации
Системный кризис, начавшийся в 2008 году и усугубившийся в 2020-х, уже не может быть замаскирован эмиссией. Мировая экономика исчерпала свою ёмкость: любая новая денежная масса вызывает инфляцию, обесценивающую доходы быстрее, чем они могут быть компенсированы. В результате разрушается не только экономика, но и вся инфраструктура — энергетическая, логистическая, политическая, научная.
Особенно показательна судьба политической инфраструктуры в Европе: рейтинг доверия к системе во Франции упал до 14%. Это не провал отдельного лидера, а кризис всей модели. Когда государство не в состоянии обеспечить базовые функции, граждане начинают искать альтернативы — вплоть до того, что в Испании обеспеченное население сегодня предпочитает жить в районах, контролируемых мафией, поскольку «с ней можно договориться», и она «поддерживает порядок».
Научная элита как инструмент легитимации
Особое внимание заслуживает роль научной и экспертной инфраструктуры. За последние 17 лет ни одна Нобелевская премия по экономике не была присуждена за исследования глобального кризиса. Это не случайность: академическое сообщество, финансируемое существующей системой, служит не анализу реальности, а её идеологическому прикрытию. На международных форумах лауреаты «шнобелевских» премий рассуждают о мифах Древней Греции, но молчат о долговых кризисах и структурных дисбалансах.
Такая «наука» не способна предложить выход из кризиса — она лишь поддерживает иллюзию управляемости. А настоящие концептуалисты, способные предложить новую модель, систематически вытесняются: их не приглашают на конференции, не публикуют в ведущих журналах, не допускают к принятию решений.
Будущее после распада
Когда нынешняя система окончательно рухнет — а этот момент уже близок — перед человечеством встанет задача не просто «перезагрузки», а создания новых центров силы и новых моделей организации общества. Китай, скорее всего, фрагментируется на региональные образования. США могут столкнуться с внутренними конфликтами, обостряемыми внешним давлением. Европа, утратившая суверенитет и промышленную базу, окажется в положении периферии.
В этих условиях Россия сталкивается с внутренним выбором: продолжать цепляться за остатки долларовой системы или строить собственную экономическую модель, ориентированную на реальный сектор и национальные интересы. От этого выбора зависит не только будущее страны, но и её роль в формировании нового миропорядка.
Однако важно понимать: новая система не возникнет автоматически. Её должны создать люди с ясной концепцией и политической волей. И главная угроза сегодня — не внешние санкции или военные угрозы, а внутреннее нежелание отказаться от иллюзий прошлого.