Из воспоминаний Аскалона Николаевича Труворова
Перед приездом императора Николая Павловича в Пензу (около 1828 года), весь город "вымылся, вычистился и принарядился"; но архиерейский дом, стоящий на главной городской площади, против собора, и через это долженствующий "неминуемо попасть приезжим на глаза", оставался не очищенным от масс голубиного помета, покрывавшего все его карнизы, наличники и подоконники.
В виду такого "безобразия", полицмейстер, какой-то военный из немцев, явился к преосвященному Иринею (Нестерович) и именем губернатора (здесь Ф. П. Лубяновский) попросил владыку "приказать почистить и выбелить свой дом".
- А для какой потребы нужно губернатору, чтоб я почистил и побелил мой дом? - спросил архиерей.
- Как для какой?! - воскликнул полицеймейстер, - да разве вашему преосвященству неизвестно, что на днях пожалует в Пензу государь император!?
- Слышал, - ответил владыка, - но не вижу причины, по которой мне следует чистить и белить дом.
- Как не видите, - возразил полицмейстер, - ведь государь будет в соборе и, проезжая мимо вашего дома, заметит ту "мерзость", которая накопилась на стенах и всюду этого дома.
- Так, стало быть, губернатор желает, чтоб "никакой мерзости" не было бы во время бытности государя в Пензе? - спросил владыка.
- Об этом я спрашивать нечего, - ответил полицмейстер.
- Но, после этого, где же будешь ты в это самое время? - спросил преосвященный.
- Как где? - спросил в свою очередь удивившийся полицмейстер.
- Да, именно где, желал бы я знать, - повторил владыка.
- Само собою разумеется, - отвечал полицмейстер, - что я буду встречать государя, вместе с губернатором и прочими властями, и буду представлен ему лично.
- Ну, при таком случае, когда ты, "высшая мерзость" нашего города, явишься перед лицом государя, то скажи губернатору, что "мне не для чего чистить в белить свой дом, потому что дом мой втрое, вдесятеро чаще тебя был, есть и будет", - и этим закончил владыка свой разговор с полицмейстером, не заслуживающим, в действительности лучшего о себе отзыва, по своей безнравственности и взяточничеству.
Уцелел в памяти моей еще один рассказ, в коем преосвященный Ириней является в подобающем архипастырю свете.
Объезжая свою обширнейшую епархию, Ириней прибыл в Царицын, где и остановился в одном из деревянных домов этого города.
В доме этом очистили для него одну чистую и лучшую половину, в другой же поместились сами хозяева. По прихоти ль, или по свойственному ему своеобычаю, но только владыка, как вошел в этот дом, так, не выходя из него никуда, прожил в нем затворником целые 2 недели.
О чем думал, чем был озабочен в эти дни заезжий в Царицын гость, знает лишь одна его святительская душа, так как он не имел во все это время ни с кем сообщения, в лишь однажды послал своего служку к хозяйке дома, спросить ее: "что такое за трение и шуршание слышит он через стену в хозяйской половине, не дающее ему покоя?".
На вопрос этот служка принес ответ хозяйки: "Доложи его преосвященству, что ныне суббота, а потому, по нашему царицынскому обычаю, во всех домах моют полы и чистят стены и потолки комнат дресвою, чтоб к празднику было в доме чисто и бело".
Наконец, владыка повестил царицынскому протопопу, что "намерен совершить в соборе литургию".
Весть об этом, столь долго и томительно ожидаемая, облетела весь город, в все царицынцы, от мала до велика, стеклись в свою соборную церковь.
И вот, о проповеди, произнесенной Иринеем, по окончании им литургии, сохранилась во всей бывшей епархии его живая память до сего дня. Задушевный рассказ о содержании ее слышал я в начале 1840-х годов в городе Кузнецке, Саратовской губернии.
Суть рассказа заключается в том, что "преосвященный Ириней, выйдя, по окончании литургии, в мантии и с посохом, из алтаря, встал на амвоне и обратился к народу с импровизированною речью, вступление коей было следующее:
Господу Богу благоугодно было, чтоб я, смиренный, прожил бы в вашем городе довольное число дней. В дни сии я познакомился с одним из прекрасных обычаев ваших - очищать дресвою нечистоту жилищ перед праздниками.
О, если б вы, благочестивые слушатели, одинаково и вместе с этим очищали бы пред праздниками и сердца ваши слезами покаяния"... и пошел и пошел, по словам рассказчиков, говорить на эту тему, да так говорил, что вся церковь плакала навзрыд.
В заключение сих рассказов считаю нужным привести ответ преосвященного одному из флигель-адъютантов, прибывшему в Пензу с императором Александром Первым, и попытавшемуся иронизировать с владыкою: "Ты адъютант царя земного, а я адъютант царя небесного, - и благословляю свинью из чужого стада".