Когда на руках у приставов оказывается исполнительный лист на 10+ миллионов, а у тебя — семья из четырех человек, включая несовершеннолетнего сына, начинается самая циничная и безнравственная часть борьбы. Борьбы не за деньги, а за человеческое — за крышу над головой самых беззащитных.
С получением исполнительного листа в июне 2025 года под ударом оказалось ВСЁ: наша единственная машина и, что страшнее, две скромные недвижимости моей жены:
1. Старая однушка в панельном доме, где всю жизнь прожила мать моей жены. Её мир, её память, её единственные стены.
2. Захудалый домик в деревне, где доживает свои дни её неблагополучный отец. Другого места, где он может жить, просто нет.
Осознать это было страшно. Изъятие и продажа этого имущества с молотка не покрыла бы и четверти долга, но оставила бы двух стариков на улице. Система, доведшая меня до краха, была готова пойти и на это — оставить двух стариков на улице ради иллюзии возврата долга.
Я стоял перед выбором: позволить этому случиться или действовать.
Мне пришлось включить «холодную голову юриста» и сделать то, за что мне до сих пор стыдно.
Я — юрист. И я понимал, что моральный долг и закон в этой ситуации вступили в непримиримое противоречие. Чтобы выполнить один, пришлось бы нарушить другой.
Осенью 2024 года, предвидя этот кошмар, мы с женой оформили дарственные. Она переписала квартиры на своих родителей. Фактически, мы просто вернули им их же жилье. Но в глазах закона это выглядело как «вывод активов».
Семейный автомобиль пришлось продать. Настоящему покупателю. Взамен дочь купила старенькую малолитражку, чтобы хоть как-то ездить за продуктами.
И вот тут встает главный вопрос, который мне часто задают: «Антон, почему ты просто не подаешь на банкротство?»
Отвечаю по пунктам, почему банкротство для меня — не выход, а новая ловушка:
1. «Вывод активов». Подай я сейчас на банкротство, эти дарственные, оформленные за несколько месяцев до начала процедуры, станут стопроцентным основанием для отказа. Суд признает меня недобросовестным должником, и долг никуда не денется.
То же и с автомобилем, который добросовестно купил новый владелец. Подставить покупателя? Нет. Я не настолько пал в своих моральных принципах.
2. Неприлично дорого. Оформление банкротства для нас с женой стоит около 400 000 рублей. Госпошлина, финансовый управляющий, юристы. У семьи, которая выживает с долгом в миллионы, таких денег просто нет.
3. Жить не на что. На весь период процедуры банкротства (а это минимум год!) мне бы оставили на жизнь прожиточный минимум. Остальную часть зарплаты забирали бы. Прокормить на это семью из четырех человек невозможно.
Система банкротства в России не для того, чтобы спасти честного человека, попавшего в беду. Она для того, чтобы легально списать долги с формально «чистых» активов.
Система поставила меня в условия, где честность ведет к бесчестию. Честно оставить родителей без жилья? Или «нечестно» его спасти, лишив себя единственного легального способа списать долг?
Я выбрал второе. Мне до сих пор стыдно за этот циничный ход с точки зрения моих прежних принципов. Но я не мог поступить иначе.
Иногда, чтобы остаться человеком, приходится на время перестать быть «образцовым должником». Даже если это значит закрыть для себя дверь в кабинет судьи по банкротству.
Таким образом, к приходу приставов у меня не осталось ничего, кроме одной моей зарплаты в 120 000 рублей.
В следующей статье я расскажу о самом шокирующем своем шаге — о том, как мне удалось законно сохранить для семьи 95% моей зарплаты, оставив банку-гиганту лишь крошки с нашего стола.
Продолжение - по ссылке.
Подписывайтесь, чтобы не пропустить продолжение.