Здравствуйте! Имеет ли моральное право артист превращать зрителя в соучастника своих личных разборок с руководством? Может ли он фактически шантажировать публику, угрожая сорвать представление? Тема горячая, неоднозначная и для меня — больная, поэтому хочу обсудить это с вами и услышать ваше мнение.
Дорогие читатели, перед тем, как начать обсуждение, очень вас прошу подписаться на мой канал "Записки актёра" в Телеграме. Там моя основная площадка, и все актуальные новости, рубрики и посты выходят в ТГ приоритетно. Вы очень поможете и поддержите меня, подписавшись. А ещё я выпускаю спектакль. Приглашаю вас и очень хочу чтобы вы его увидели. Вся информация о нём тоже в ТГ. Спасибо огромное! Переходим к теме.
Мы уже как-то поднимали с вами схожую проблему — теперь вот опять: у моих давних товарищей в одном из московских театров (не на Арбате и не в центральной зоне, а в «периферийной» части города) снова возникла история с задержками и урезаниями выплат. Коллектив служит там годами, многие — по 10–20 лет. Им объявили, что в театре «финансовые трудности»: отменяют надбавки «на неопределённый срок», премий не будет, а оклады «могут задержаться пару недель». Пара недель превратилась в шок и паническое ожидание для людей с семьями, съёмными квартирами, кредитами — словом, обычной жизнью.
Ребята сначала пытались мирно: ходили к руководству, писали жалобы в инстанции, просили хотя бы аванс, умоляли о справедливости. Когда ничего не помогло и просьбы остались безрезультатными, они приняли, как они сами сказали, «горькое, вынужденное решение». Перед началом спектакля на сцену вышли несколько артистов и открыто заявили залу: «Мы не начнём, пока руководство при зрителях не пообещает рассчитаться». Сначала кто-то из администраторов попытался снять напряжение шуткой, но артисты были непреклонны: они рассказали свою историю, объяснили, что не могут выходить играть бесплатно, и обратились к публике с просьбой о поддержке.
Кто-то из администрации вслух пообещал выплаты — зал взорвался аплодисментами — и спектакль всё-таки начался с сорока минутной задержкой. Выплатят ли окончательно — пока неясно; артисты говорят, что готовы повторить акцию. Со своей стороны я задаюсь вопросом: насколько правомерен такой ход? Директор театра, имеющий рычаги и полномочия, может уволить участников «срыва» — в договорах почти всегда есть пункт о разглашении служебной информации и нарушении репетиционного/спектакльного порядка. Но даже если уволят — что дальше? Вернут ли людям справедливость?
Я понимаю эмоциональную логику: когда тебя обманывают и тебе нечем кормить детей, хочется действовать резко и публично. Но лично меня очень смущает другое — само вовлечение зрителя в конфликт. Зритель купил билет, пришёл отвлечься, получить эмоцию; он что, автоматически становится арбитром чужих долгов? Мне это кажется недопустимым. Тут всплывает интуитивный образ: хирург, который перед операцией заявляет пациентам и родственникам: «Не начну оперировать, пока мне не выплатят», или учитель, говорящий детям в классе: «Урока не будет, пока мне не вернут премию». Такие параллели для меня расставляют всё на свои места: есть вещи — профессия, доверие, общественный договор — которые нельзя взламывать, вовлекая невинных людей.
Важно и другое: театральная магия рушится в тот момент, когда сцена превращается в трибуну протестующих. То, что должно быть воображением и обменом между актёром и зрителем, вдруг приобретает разряд политического манипулирования. И да — в подавляющем большинстве случаев руководство «разбирается» с непокорными актёрами жёстко. Есть суд, прокуратура, трудовая инспекция — инструменты решения конфликтов, правда, медленные и часто беспомощные. Невыплата заработка — это уже не только аморально, это нарушение закона. Но законность и мораль — не всегда идут рука об руку. С моей точки зрения, зритель не должен становиться камнем преткновения в чужой войне.
Говорят, что «так делают все»: приводят в пример Марию Аронову, которая на гастролях вместе с Борисом Щербаковым и Михаилом Полицеймако в похожей ситуации требовала расчёта от организатора прямо перед залом. Там итог был похож: организатор запаниковал, деньги нашлись, спектакль состоялся. Но важна тонкая грань между требованием справедливости и шантажом. Аронова действовала как звезда — и в том случае, возможно, её позиция была оправдана условиями гастрольного договора и открытой угрозой обмана. Однако часто поступают проще: артисты выходят и просто отказываются играть. Именно такой случай меня особенно потряс — не потому что это редкость, а потому что в зале были 600 детей.
Хочется рассказать подробнее: в одном московском цирке артисты недавно перед началом представления вышли и откровенно объявили, что не будут выступать из-за того, что им не платят — не было ни угроз, ни переговоров на глазах у публики. Родители с детьми, большинство — дети дошкольного и младшего школьного возраста, пришли на заранее купленные билеты, а им пришлось расходиться. Ни объяснений, ни альтернативы — просто «мы не играем». Представьте лицо ребёнка, который четыре недели просил билет, представлял клоунов и животных, и вдруг родителям приходится уходить, объясняя: «Из-за взрослых, малышка, сегодня не будет цирка». Это — не просто дискомфорт. Это травма доверия к профессии, к событию, которое должно дарить радость. И никакие «праведные чувства» артистов не загладят этого в глазах ребёнка.
Я сам переживал недоплаты — не раз. Но я всегда пытался решать это по-взрослому: иногда соглашался сыграть «за меньшую сумму», а потом уже требовал разбирательства. Один раз, уволившись из труппы, я согласился срочно выйти на спектакль. По телефону директор обещал выход за одну цену; в гримёрке обнаружил конверт с суммой вдвое меньше оговорённой. Я сыграл — потому что понимал, что зал не виноват и спектакль ждут люди — а потом настойчиво требовал расчёта. Меня ждали лишь извинения и обещание «на совести». Я не оправдываю нечестных работодателей, но мне кажется, что первейшая обязанность артиста — не предать зрителя.
Есть, конечно, те, кто уверен, что публичная акция эффективна: она вызывает эмоциональный резонанс, заставляет администрацию реагировать, и иногда деньги действительно находят. Но в этой ситуации всегда остаётся токсин: публика становится инструментом давления. И как после этого зритель сможет воспринимать театральный акт как искренний? Не превращается ли зритель в примитивный «соучастник» маркетинга эмоций — инструмента, которым артисты могут манипулировать?
Юридическая сторона: у работников есть каналы — трудовая инспекция, суд, прокуратура. Они далеко не мгновенные и часто бесполезные для человека, которому нужно заплатить тут и сейчас. Это — человеческая дилемма: ждать правды от системы или ломать систему «на месте», привлекая публику. Этическая дилемма: оправданно ли ломать доверие ради выживания? Я склоняюсь к тому, что публичный прессинг против руководства влечёт за собой слишком много "Но" — в первую очередь, это удар по зрителю. Но и оставлять людей без средств — тоже нельзя.
Дорогие читатели, что вы об этом думаете? Допустимо ли втягивать публику в служебные конфликты? Бывали ли вы свидетелями таких акций? Поддержали бы артистов в похожей ситуации или посчитали бы, что они перешли черту? И если вам пришлось уйти с циркового представления с ребёнком, как вы это пережили? Прошу — напишите честно в комментариях. Мне важно ваше мнение, потому что тема касается не только профессиональной чести, но и базового человеческого доверия между сценой и залом.
Если пропустили мою предыдущую статью, пожалуйста, почитайте: