©
Данное произведение не рекомендуется к прочтению лицам младше 18 лет.
Часть 42. Гамбургские петухи – танцы на костях и подстава от братвы.
Гриша вновь пристально уставился на Фиксу своим свирепым лицом с хмельными кровавыми глазами, со звериным оскалом, с хищным взглядом без души и сердца, как будто ему намедни в гримёрной сделали козью морду для спектакля «Семеро Козлят», где он достоверно играл отведённую ему роль главного «Козлодоева». Который здесь, и сейчас он забодает своими рогами своего никчёмного противника.
Иногда нужно перед боем напугать противника, чтобы у него от страха поджилки тряслись и дрожь и скованность была в ногах. Считай, уже полдела сделано. А это дорогого стоит перед боем.
Он артистично играл на публику, чем вызвал у братков одобрительные возгласы и вопли. Он же надеялся, что в его шутовском спектакле не будет провала, без гнилых помидор в его адрес.
При этом он сделал рожки правой рукой — жест в виде мизинца и указательного пальца, выставленных вперёд в сторону Фиксы, со словами:
— Ути-ути-ути, ты мой петух Гамбургский.
— Ой-ой, боюсь, боюсь тебя, Гриша! — со смехом отреагировал на дешёвое запугивание Фикса, — аж ножки у меня трусятся, так они подкосились аж до самого пола от страха, — он продемонстрировал шутки ради, как у него дрожат ноги, что у всей публики вызвало всеобщий бурный смех.
Гришу такой поворот сюжета дико покоробил, читалось на его лице невооружённым взглядом, что его гнилой номер по запугиванию Фиксы провалился, как у артиста с погорелого театра. А наоборот, вызвал обратную реакцию не в его пользу.
Но Гриша сделал хорошую мину при плохой игре, и сказал, как отрезал:
— Смеётся тот, кто смеётся последним.
Затем они начали кружится по центру зала, как карусели в парке, это был как завораживающий магический танец без бубна.
Гриша обратился к тапёрше:
— Галя, сделай аккомпанемент под шарик!
— Угу! — Галя ударила пальцами по клавишам со словами:
— Давай начинай…
Гриша затянул песню:
— Ах! Крутится, вертится шар голубой,
Крутится, вертится над головой,
Крутится, вертится, хочет упасть.
Кавалер барышню хочет украсть.
Фикса для поднятия своего духа тоже запел:
— Чёрный ворон, что ты вьёшься,
Над моею головой!
Ты добычи не дoбьёшься,
Чёрный ворон, я - не твой…
Гриша тут же перебил Фиксу и затянул блатную песню:
— Цыпленок жареный,
Цыпленок пареный,
Цыпленок тоже хочет жить.
Я не советский,
Я не кадетский,
Я не партийный большевик!
Я из залётных фраеров, Фикса,
Его скрутили и долго били…
Все покатывались от смеха от такого шутовского представления. Как говорится, и смех и грех, а не драка была.
Драчуны-скоморохи не подпускали к себе друг друга на близкое расстояние для удара. Прощупывали друг дружку своими излюбленными приёмчиками. То бросая руки вперёд, то вверх, то вниз к ногам и резко отскакивая назад, смотря, как противник среагировал на тот или иной выпад, ища слабые места в защите противника.
Зрители с каждой стороны подсказывали, как и куда нужно бить, чтобы наверняка уложить противника. Такое складывалось впечатление, что все они, как один, тренеры по боксу. Мать твою им в дышло.
— Ну давай бей меня, сука! — провоцировал Гриша на первый удар, — Ну давай, не робей, Фикса! Ну чё, ссыкло, твоё очко сжимается сейчас?!. — смеясь, подзуживал он.
Провоцируют друг друга, кто первым сделает ошибку, чтобы подловить на оплошности.
— Ща твоя морда, Фикса, будет похожа на кровавую жопу после батькиных плетей, — хорохорился и угрожал Гриша.
— Мой названный батька карапуз для большого мальчика, как я, — умыл его своим колким ответом Фикса.
— Головка ты от маленького патрона! Гавнюк! — Гриша уделал его язвительно и хлёстко.
— Ща ляжешь, тварь! Не забудь соломинку подстелить, — сказал, как уже свершившийся факт, Фикса.
— Чья бы корова мычала, твоя бы молчала, — Гриша ответил пословицей, которая говорила сама за себя.
— Ню-ню! Помечтай на досуге, — огрызнулся Фикса.
Морды у них были озлоблены, ощетинились, как бойцовские псы, зубы скалят, да так что пена летела изо ртов в разные стороны.
Чтобы как-то подбодрить, Пискля заискивающе прочирикал:
— Гриня! Не подведи нас, не упади в грязь лицом. Вся наша братва за тебя, — и потряс сжатые маленькие кулачки перед собой и пустил скупую слезу.
Гриша обнадёживающе обратился к Пискле:
— Ни ссы в трусы, и не падай духом, а падай брюхом, как сейчас упадёт в грязь лицом Фикса.
— Кидая в грязь лицом меня, будь готов и сам оказаться в ней, — Фикса тем самым напомнил, что никто не застрахован от несчастного случая.
— О как! Я же, как тот плохой пионер на призыв салютовать «Будь готов!» не готов оказаться в этой субстанции, так и быть, уступлю место старшим, как там — старикам у нас почёт и уважуха!
Все зрители устали ждать, когда же начнётся драка, и начали недовольно кричать, свистеть, топать ногами, как в кинотеатре, когда рвалась плёнка. Они же не на оперетте, где развязка боя длится в два антракта с перерывом на буфет.
В глазах Гриши в который раз появились искры зверя, который изголодался по свежему мясу. Мясо было рукой подать, но так просто голыми руками хрен его возьмёшь, повозиться надо, чтобы сделать из него отбивную с кровью.
Сева исподтишка не под руку крикнул:
— Бей его!
Гриша решил для начала выплеснуть свою злость на Самодуре, и в приказном тоне сказал ему:
— А ну-ка, заткнись, гармонь хрипатая! Мешаешь мне сосредоточится.
Затем, обращаясь к Фиксе, добавил:
— Любой ценой доберусь до твоей глотки, мои зубы остры и мышцы крепки.
Затем с улыбкой на лице прочитал четверостишие:
— Всё равно, тебя добуду,
Лучше сдайся мне живьём!
Эй, Фикса, будет худо,
Выходи, стрелять начнём…
— Ни корчи из себя Блока! Ты ему в подмётки не годишься, — язвительно подколол Фикса.
— Братва! Бляха-муха! Вы все это слышали, что я этому лапотнику в подмётки не гожусь.
Гриша начал ржать истерично, а затем с особой злостью сказал:
— Ты погляди на это башмачника х…! А ты забыл, Фикса, кто в меня свою подмётку запулил!? Я тебе сейчас напомню, склеротик хренов! Ща здесь и сейчас ты, пьяный сапожник, за это получишь по е…! и другим частям тела.
— А ты меня достань для начала! Чё, руки коротки? — Фикса ответил ну уж очень нагло и самоуверенно на этот счёт.
Гриша решил напомнить анатомию человека:
— У меня нога длинней, которая достанет до твоих колокольчиков, где они сыграют «Вечерний звон».
Фикса парировал ну очень остроумно:
— Ща как дам тебе в ухо, и у тебя зазвенят в ушах колокола «Исаакиевского собора».
Затем Гриша сделал резкий выпад вперёд с вытянутой правой рукой. Но Фикса резко отскочил назад, тем самым не дал себя ударить в область лица.
Гриша, смеясь, Фиксу подколол:
— Реакция есть, детки будут.
— Ха-ха! У меня аллергия на детей, и на тебя, Гриша! Я уже весь с головы до ног покрылся ненавистью к тебе, — саркастически ответил Фикса.
— В баню сходи, чумазик! — посоветовал Гриша.
При очередном выпаде вперёд Фиксатого, Гришка ловко подловил его и сразу зарядил правым прямым в челюсть. Удар прошёлся вскользь челюсти, улыбка сразу сползла с физиономии Фиксы, только кровь пошла из его верхней губы.
Со стороны банды последовали одобрительные возгласы и аплодисменты в сторону Гриши.
Мой знакомый Лёха Никифоров сказал:
— Кавалерийского наскока не получилось, чтобы сделать сразу вырубон. Не по зубам оказался Фикса.
Фикса выплюнул на пол сгусток крови, вытер рукавом кровь на губе и только ухмыльнулся, едко подметил:
— Замах на рубль, а удар на копейку.
Затем настал черёд Фиксы, который подловил Гришу при очередном выпаде вперёд на него и чётко ударил его в подбородок правым снизу вверх. У Гриши ноги оторвались от пола, он подлетел к верху, да так, что чуть в воздухе не переобулся в белые тапочки. Где он затем с таким громким грохотом упал на пол, что половые доски затрещали и дали трещину.
Гриша распластался, как баба в постели, которая хочет дать мужику… Да, так срамно и смешно это выглядело со стороны. Гриша, как обезумевший, сидел на жопе ровно и тряс головой, как недовольный сивый мерин после хлыста плётки от кучера.
Армен, смеясь от увиденного, добавил:
— Гриша сделал двойное сальто с переобуванием в воздухе.
Со стороны банды Гриши прошлись сочувственные стоны, охи-ахи, искажённые гримасы братвы от негодования, что их главарь пропустил такой удар и срамно упал. А с другой враждебной стороны последовали восторженные голоса в поддержку Фиксы.
Фикса, довольный своим точным красивым ударом, от которого смешно приземлился сракой Гриша, злоехидно его подколол:
— Неожидаль!? Я же умерил твой буйный нрав, — смеясь, добавил: — Что же ты не весел, ты пошто так голову повесил, Гриша!? — продолжал насмехаться он.
Когда Гриша с большим трудом встал на ноги, то он выделывал такие кренделя, как испанский танцор Леон Экспиноза.
— Где выделывал? — спросил с большим любопытством Туманов.
— На сцене большого театра в Москве ещё при царе Горохе.
— У нас же такое состояние называется танец цыплёнка.
— Тоже хорошее сравнение, когда ноги в косичку заплетаются.
Василий продолжил:
— В Гришиных глазах была злость и ненависть. Он так сильно сжал кулаки, что пальцы рук у него захрустели, как сухарики во рту. Кровь хлынула на лицо, глаза помутнели от безумия.
Снова начали кружится, как карусели в парке Чаир. Но Гриша уже с особой осторожностью делал выпады вперёд в сторону Фиксы. Недавний урок научил его не делать поспешных, необдуманных движений. Как говорится в пословице: «Поспешишь, людей насмешишь»
Гриша подмигнул своим корешам, те поняли его без слов. И вот, когда Фикса в очередной раз оказался спиной к братве Караулова, кто-то из его шайки подставил подножку Фиксе. Фикса споткнулся об чью-то выставленную ногу, потерял равновесие и упал спиной на пол.
Армен от такой подляны, сокрушаясь, сказал:
— Вот же, сукины дети! Вот хитрожопые твари! Исподтишка ударили, это то же самое, что в спину ударить ножом.
Лёха Никифоров ответил:
— Чему удивляешься, Армен!? У них такая парода обнаглевшая. Одним словом, они все, как один, Соловьи разбойники. Встретишься с ними, считай, покойничек или с пустыми карманами уйдёшь, в лучшем случае. Тут к бабке ходить не надо.
Армен с горечью ответил:
— Согласен с тобой на все сто. Да ты на них посмотри, у них же морды, как на подбор бандитские. И как они друг друга находят, не пойму? — спросил с горечью он.
— Видно, в високосный год их мама родила, — ответил Лёха шуткой.
Армен добавил:
— Это не матери их такими родили, есть такая старая мудрая пословица: «С кем поведёшься, от того и наберёшься».
— Точняк! — согласился Лёха.
Фикса лежал на спине на полу, где вертелся и крутился вокруг своей оси, как детская игрушка «Волчок», и брыкался ногами, как лягается бешенный конь, не подпуская к себе Гришу для удара по себе ногами или руками. Как говорится в таких случаях, хочешь жить, умей вертеться.
Тогда Гриша решил схитрить и при удобном для себя моменте атаковать своего противника. Он, как хищная птица, бросился на Фиксу сверху вниз, выставив, как когти, свои руки вперёд на свою добычу.
Но Фикса подловил Гришу и со всей дури нанёс удар своей правой ногой по его пузу. Гриша, налетевший на встречный удар своим животом на ногу Фиксы, подпрыгнул к верху и вякнул, затем закашлялся и рыгнул харчами на грудь Фиксе.
Фикса сделал брезгливое лицо –фу-фу-фу, смахивая правой рукой с груди сгусток не переваренной пищи. У особо впечатлительных дам появились первые позывы рвоты. Вот, вот, сейчас они начнут блевать налево и направо, забрызгивая всех и вся.
Фикса с брезгливым выражением лица обратился:
— Я думал, ты орёл, а ты обыкновенный ворон по кличке «Кака», который питается падалью.
Гриша остроумно ответил: — А вот тут ты глубоко ошибся, Фикса! Это я стою над тобой, а ты лежишь, как жертва аборта, так что я решил тебя побаловать твоим любимым сыром. Так что, разевай е...! Когда тебе от орла перепало.
И тут же от Гриши последовал удар правой ногой в область головы Фиксы. Но Фикса увернулся от удара и тут же поймал обеими руками Гришину правую ногу, которую затем он резко дёрнул на себя. Гриша не устоял на своих двоих, потерял равновесие и упал на пол своей пятой точкой.
Фикса бросился сверху на Гришу, и они вцепились, как два бойцовых пса, не на жизнь, а на смерть. Они катались по полу, как клубок гадюк. В один момент всё поменялось, реально было красиво, любо-дорого было посмотреть…
Армен добавил к уведенному:
— Дерутся, как петухи Гамбургские, сейчас накормят друг дружку, кто овсом, кто просом.
Фикса снова оказался сверху и щёлкал просто по лицу Гриши, а он принимал много ударов, как пилюли, выписанные доктором.
— Щелкунчик хренов, — язвительно подметил Лёха Никифоров.
Гриша по ходу уже не реагировал толком, что происходит вокруг, он держался только на волевых. От тумаков и шишек морда становилась всё больше и грустней у Гриши.
Василий с большим юмором подметил:
— Этот махач напоминал мне смешной анекдот:
Как-то лесоруб подрался с пекарем. Со стороны было непонятно, то ли это заруба, то ли замес.
Оба от всей души посмеялись над остроумным анекдотом, который пришёлся кстати, и затем Василий продолжил обрисовывать картину боя:
— В это время Гриша лежал на полу, а на его груди сидел, как на коне, Фикса и гарцевал на нём. Со стороны было видно, как Гриша из всех своих последних сил поднял правую руку и большим пальцем ткнул в левый глаз Фиксе. Он тут же завыл от адской боли, как заводской гудок, схватившись обеими руками за свой левый глаз.
Гриша обеими руками толкнул в грудь от себя Фиксу, который с грохотом упал на спину на пол, корчась от боли. Гриша сидел на полу, пот с кровью заливал его лицо. Фикса лежал на спине, скрючившись от боли, и проклинал его всеми последними словами. Было видно, как они оба сильно устали. По их измученному виду было видно, что они не особо горели большим желанием сию минуту продолжить бой. Нужно было перевести дух и набраться сил для продолжения драки.
Но расслабляться было нельзя, у каждого может открыться второе дыхание. Затем они оба с трудом встали на ноги друг перед другом и смотрели друг на друга ошалевшими глазами и с сильной отдышкой. Никто не предпринимал попытку первым атаковать, нужно было отдышаться в полную силу.
— Дай-ка мне, Пискля, мою кепчонку в клеточку, пот вытру с лица, — попросил Гриша.
— Может, мой носовой платок? — уже вытащил его Пискля из кармана своих штанов.
— С твоими соплями? Недоумок! Мне не надо, — в бешенстве сказал, как отрезал, Гриша.
— С его козявками, — язвительно подметила Зинка.
Пискля понуро подал Грише его шестнадцатидюймовую кепку, тот взял её в руки и, начав вытирать пот с лица с лукавой улыбкой, обратился к Фиксе:
— Ну чё, Кутузов!? Теперь попадёшь в меня?
Фикса, держась рукой за свой левый глаз, с издёвкой ответил:
— Я же не косорукий! Хоть одним глазом посмотрю на твой жмур!
— Хотеть не вредно, вредно не хотеть! — колко ответил Гриша.
Гриша неожиданно резко бросил свою кепку в сторону Фиксы. Кепка с дикой скоростью залетела прямо тому в лицо. Фикса зажмурился на время и потерял из поля зрения Гришу.
Гриша воспользовался этой суматохой, подлетел к Фиксе и ударил со всей дури кулаком, как колотушка, правым прямым в челюсть, был слышен глухой удар. Было видно, что Фикса поплыл, как первый весенний лёд, его нижняя челюсть начала медленно отвисать. По его виду было понятно, что сделалось ему хреново, когда залетел такой мощный удар. Но он не упал, живучий оказался, падла.
Лёха с досадой сказал:
— Гриша опять кинул подляну.
Армен подметил:
— Тут все средства хороши для достижения своей цели. Честь и достоинство — это не для него.
— Я тебе скажу так, Василий: если тебе ударили по левой щеке, сделай уклон вправо, чуть присев, и правым кулаком со всей дури бей снизу вверх в подбородок, а потом левым крюком в голову и прямым правым в челюсть. Дальше — по ситуации…
Кда аф кундат узерти, кудсь аф строяви (пока не возьмешься за топор, дом не построится). Кхе-хе-хе, — подсказал, как действовать в таких моментах, Василий Серафимович.
— У Фиксы не было учителя, как ты, Серафимыч, мы же учимся только на своих ошибках, которые нам обходятся очень дорого.
— Добре!
Василий продолжил:
— Гриша самоуверенно подумал, что дело было сделано, как ему казалось на первый взгляд, клиент уже созрел, чтобы упасть. Нужно было только поставить жирную точку в последнем ударе, так сказать, сделать рубон. Он забыл про свою защиту, открылся, как будто хотел обняться с Фиксой для крепкого поцелуя в дёсна.
Гриша замахнулся колхозно правой рукой, что было видно невооружённым взглядом, когда и какой рукой он будет бить. И вот когда кулак полетел в сторону лица Фиксы, то Гриша налетел на его встречный удар правым прямым в подбородок.
Ноги у Гриши завернулись в косичку, он развернулся на триста шестьдесят градусов вокруг своей оси, как знаменитая петля Нестерова, но только не в воздухе, а на полу.
И что характерно, Гриша крепко устоял на ногах, как будто у него не было мозгов вообще или они были отбиты напрочь. Он малёк поплыл и заморгал глазками, как воробушек крылышками, так шмяк-шмяк-шмяк.
Походу, он поймал в глазах звёзды. Бесконечные звёзды, звездочёт хренов!
Картина схватки была душераздирающая, с широкими мазками, как у художника Виктора Михайловича Васнецова «Кулачный бой молодого опричника и удалого купца Калашникова».
Богатырский бой начинается.
Размахнулся тогда Кирибеевич
И ударил вперво́й купца Калашникова,
И ударил его посередь груди –
Затрещала грудь молодецкая,
Пошатнулся Степан Парамонович;
На груди его широкой висел медный крест
Со святыми мощами из Киева,
И погнулся крест и вдавился в грудь;
Как роса из-под него кровь закапала;
И подумал Степан Парамонович:
«Чему быть суждено, то и сбудется;
Постою за правду до последнева!»
Василий продолжил разудалый бой:
— Походу, Грише отступать было некуда, позади была братва, упасть лицом в грязь смерти подобно.
По закону джунглей, если вожак промахнулся на охоте, значит, его убивает собственная стая.
Затем он прочитал маленькое стихотворение:
— У главаря бандитов век недолог,
Льётся водка с вином рекою,
И потому, что сладок он…
Гриша хорошо понимал, что на кону зависело его будущее, как главаря в банде, чтобы затем его кореша по промыслу не помыкали им, как слабаком. Умереть и не сдаться своему противнику, вот в чём вопрос, Пан или пропал. Или грудь в крестах, или голова в кустах.
Походу, у Гриши сдали нервишки, и он от безысходности заорал, как бешенный пёс, прохрипел:
— Ах ты так, сука! Ну, тепереча держись, сучий ты потрох! Тебе, Фикса, сейчас настанет полный п…! Сейчас накормлю тебя твоими же кровавыми соплями досыта от брюха, и ноги протянешь от переедания. Обжора хренов!
И вот тут с дури Гриша пошёл в рукопашную на Фиксу, с кулаками налетел зверьём со слюнявым оскалом выяснять, кто сильней, уже без хитрица, уловок и своих подлянок. И вот пошла такая заруба - ох, мама не горюй.
Толпа гудела от уведенного.
Галя нажала на газ своего рояля, ударила пальцами по клавишам и завопила песню:
— Дым столбом - кипит, дымится пароход…
Пестрота, разгул, волненье,
Ожиданье, нетерпенье…
Веселится и ликует весь народ.
И быстрее, шибче воли
Поезд мчится в чисто поле…
Народец долго ждал настоящего боя, и их ожидания были оправданы. Это было, как на ипподроме, кто на какой номер поставил, тот и выиграет. Они же поставили на них свои кровные бабки, которые ещё не пропили, и очень переживали на этот счёт, кто же выиграет в этом бою и кто будет при капитале.
Фикса сначала не понял, что произошло, град ударов сыпался, как горох, на его голову. Фикса пытался спастись, он только успевал уворачиваться, но удары доставали его. Видно было, как силы у Гриши уходят от частых ударов, они были уже не такими сильными, но ещё очень чувствительными, судя по реакции Фиксы.
Гриша уже махал руками не в те края, куда надо бить, и терял свои позиции. Этот манёвр сыграет большую шутку с ним. Непродуманный шаг может привести к поражению. Я, как в воду, смотрел.
Фикса за это время малёк отдышался и чуть передохнул, и воспользовавшись тем моментом, когда Гриша устал, подловил его на очередном выпаде и нанёс ему мощный хук справа. Звонкая оплеуха снова ушатала Гришу, да так, что у него ноги подкосились, но он снова устоял на своих двоих.
По выражению его лица было очень неприятно, когда залетает такой мощный удар, и он уже потерял боевой дух. Фикса, наоборот, перехватил инициативу, и у него попёрли размахайки, так что они поменялись местами. Он шлёпал Гришу первостатейно, как сорванца.
Гриша был под хорошим градусом, в добавок с набитым пузом харчей, что не давало ему быстро бить руками, двигаться и уходить от ударов. Фикса, наоборот, был голоден, трезв и быстр в движениях. Крепким орешеком оказался он, ёшкин кот.
Армен подметил:
— Ноги волка кормят.
Лёха с сарказмом подметил:
— Пропал Гриша, как швед под Полтавой.
Братва со стороны Гришки Караулова уже не верила, что их атаман победит в этой схватке, ведь он который раз за разом пропускал удары.
У Черепа от увиденного не выдержали нервишки, и он заорал дуриной:
— Гриню бьют!…
Он схватил стоявшую рядом на столе непочатую бутылку красного вина, подлетел к Фиксе и со всей дури ударил его бутылкой по голове. Стёкла от бутылки полетели в разные стороны с брызгами вина, как от шампанского. Фикса обмяк, его ноги подкосились, и он шлёпнулся на пол плашмя.
Череп при этом сказал:
— Ваши уже не пляшут, а вину нужно подышать перед употреблением для раскрытия аромата и вкуса. — И заржал, как полный недоумок. — А Фикса становился, как вино, мягче и ароматнее, — затем Череп пропел колыбельную: — Баю-баюшки-баю, полежи-ка на полу.
Армен подметил:
— Череп потушил свет на грешной земле, а откроет глаза Фикса в конце туннеля…
Лёха добавил:
— От бутылки вина у Фиксы заболела голова, хотя должно быть наоборот.
Череп забыл, что за его спиной уже стоял противник. Враг не дремал и ждал удобного момента, чтобы нанести ответный удар в спину, так сказать, поквитаться за Фиксу. И он последовал незамедлительно. Как говорится в таких случаях - неугомонно не дремлет враг!
Со стороны группы поддержки Фиксы один из НЭПовских залётных фраеров схватил за спинку стул и подлетел к Черепу со спины. Он поднял стул выше своей головы и сверху вниз, так хрясть, надел седалищем на лысину Черепу, со словами:
— Ну чё, олень кабацкий, топай в свою стаю оленью.
Василий, смеясь, подметил:
— Если у вас внезапно выросли рога, это не значит, что ваша жена изменяет, это значит, что вы козёл! Товарищ…
Фанерное сиденье стула плотно село на его лысую черепушку, прям как влитое. Как Череп не старался вытащить голову из седалища руками обратно, у него ничего не получалось. И ни туды, и ни сюды, мешали его большие уши.
Он метался между паникой и отчаянием. Всё что он мог сделать, это забодать своего противника ножками стула, которые были у него, как рога.
И вот от безысходности он пошёл напролом в толпу наказывать своего обидчика и орал дуриной:
— Всех забодаю на х…! Сукины дети!…
Василий по этому поводу прочитал двустишие:
— Идёт бычок, бодается,
Шатаясь с большого бодуна.
Потом, смеясь, добавил:
— Этот скульптор оказался не местный. Не стал отсекать всё лишнее у Черепа, а добавил к голове лесного копытного по кличке «Сохатый» рога, а затем смылся с кабака, только его и видели.
— И шо? Даже не выпил на дорожку? — шутливо спросил Туманов. — Как говорится у нас в народе, эрьхнек кшнить, мзярс пси (куй железо, пока горячо).
— Задержка была смерти подобно, — смеясь, ответил Василий.
— А чё было дальше? — спросил с явным любопытством Туманов.
— А дальше было больше, как у нас говорят в этом случае, чем больше в лес, тем больше дров. И вот настала кульминация самого события.
Кто-то крикнул из толпы:
— Наших бьют!…
Был нажат спусковой крючок и дан сигнал к боевым действиям, который срабатывает везде во всех драках. И вся эта оголтелая, разгорячённая шобла-ё..!, как с цепи сорвалась, и кинулись они с кулаками друг на друга, с криками и визгами. Колотили друг дружку с огоньком, не жалели ни себя, ни других, только были слышны удары и хрусты костей, и дикие вопли.
Под их горячие руки попадались и свои, и чужие, в такой суматохе не было когда сортировать на своих и на чужих. Всё перемешалось, была такая куча-мала — эх, мама не горюй. Они, как клубок гадюк, жалили друг друга.
— Прям Березина, — подметил Лёха Никифоров.
Армен заметил:
— Отчаянные ребята бьют отчаянно.
Армен тоже захотел поучаствовать в драке. Он расстегнул пуговицы на русской рубашке-косоворотке, и оттуда выскочила, как пружина, большая волосатая шевелюра. Волосы на его груди были такими большими, как гора Арарат с предгорьями. Это не у того мужика, где на груди гордо возвышаются три волосинки, как на пригорочке.
Алкоголь разогрел его до бешенной энергии, которую девать уже не было куда. Ему нужно было выпустить пар, а то может взорваться, как бак на паровозе.
Он волосы рвал на своей груди, как тельняшку. Он был непоседой не детского возраста со словами:
— Дай-ка мне бутылку, я пойду вперёд.
Лёха Никифоров остановил бойца невидимого фронта:
— Да угомонись ты, Армен! Это не наша драка. Ты в каждой бочке затычка. Сейчас попадёшь под их крутой замес, и те, и другие накостыляют тебе по пятое число.
Туманов с ухмылкой похвалил:
— Геройский парень! Фкя цебярь ялгась бойса тии сисем братт (один хороший друг в бою стоит семерых братьев). Но пусть выпускает свой горячей пар с бабой… Кхе-хе-хе.
Василий, смеясь, продолжил рисовать происходящую картину маслом:
— Тут и бабы не отставали от мужиков, тоже приняли активное участие в драке. У каждой были свои причины отомстить за прошлые обиды своей сопернице за мужика, которого не поделили. Кто-то подсыпал большую жмень соли в чугунок со щами соседке. А кто дорогу перешёл не в том месте, а кто-то просто так за интерес.
И так бабы с таким остервенением мордовали друг дружку по сусалам и таскали за волосы по всем переулкам и закоулкам кабака, как мощный конь таскает гружённую телегу, доверху набитую мешками с углём, как пушинку. Любой богатырь позавидовал бы такой силище баб. Да, не приведи Господь, в это время попасться под их горячую руку, это было бы смерти подобно.
И откуда у таких на вид хрупких баб появляется такое силище, загадка природы. Это какой-то особый сорт. Они каким-то странным образом, как по волшебству, превращаются в богатырей в штанах.
— Тут нет никакой загадки природы. Стервозность даёт им силы, как дураку дюжей силы, — подсказал Туманов.
— О как! А я живу-живу и в ус не дую, а оно во как получается.
— Сяда киза эряк и сяда киза тонафнек (век живи и век учись). Как там нам Ленин завещал - «Учиться, учиться и ещё раз учиться», вот как так, батенька.
Василий под такой замес лихо прочитал стихотворение:
— Изведал враг в тот день немало,
Что значит русский бой удалый,
Наш рукопашный бой!..
Земля тряслась — как наши груди,
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
Слились в протяжный вой…
А отважная Клава, как могла, героически отражала нападения на себя своей пышной грудью, которая была похожа на двуствольную палубную корабельную пушку. Все нападающие отлетали от неё, как горох от стенки.
— Прям как крейсер «Аврора», — язвительно подметил Туманов. А потом добавил к сказанному: — Хорошо, что она не выстрелила своим нижним лафетом… Кхе-хе-хе.
— Тогда грянула бы новая революция, батенька!… — Уха-ха-ха.
— Нет уж! Нам не надо новых потрясений. Вот заварили кашу, мать вашу, эти революционеры, так мы до сих пор всей страной расхлебать не можем.
— Слушай, Серафимович, по этому поводу анекдот:
Учительница спрашивает в классе: — Чем отличается жизнь до революции от той, что сейчас. Лёвочка: — До революции говорили: — Пошёл вон! Собака!… А теперь говорят: — Приходите завтра! Товарищ!…
Оба посмеялись на злобу дня.
Продолжение следует.