Для жителей подмосковного Егорьевска и окрестных деревень привычен удушливый запах, который ветер годами приносит со стороны комплекса по переработке отходов (КПО). “Восток” — крупнейший КПО в Европе, его еще называют “пожирателем мусора”. Ежедневно сюда свозят тонны отходов из Москвы и области. Раньше в Егорьевске была полноценная свалка, но даже она не доставляла жителям столько хлопот. RTVI побывал и в городе и деревне Поцелуево, где расположен “Восток”, и рассказывает, чем пахнет “сволочной газ”, как работает российская мусорная реформа и почему музей мусора, созданный местной жительницей на собственные деньги, оказался эффективнее крупнейшего КПО.
От Москвы до Егорьевска по прямой меньше 100 км, но атмосфера в городе скорее напоминает полноценную российскую глубинку. Егорьевск небольшой город — в нем живет чуть больше 70 тысяч человек, и даже если считать весь городской округ, выйдет чуть больше 100 тысяч жителей. Почти все они время от времени чувствуют удушливый тошнотворный запах — описать его очень сложно, но те, кто живет неподалеку от свалок, узнают его мгновенно.
“На самом деле, запах всегда разный, а иногда ты его вообще не чувствуешь, но просто чувствуешь, что тебе плохо”, — говорят местные жители. Почти все они сравнивают эффект от запаха с сильным алкогольным опьянением — начинает кружиться голова и подступает тошнота.
“Дома невозможно дышать, глаза слезятся так, что их аж выворачивает, как будто что-то едкое попало. И ощущение прямо такое, как будто „набухался“”, — говорят местные.
Приехав в город, быстро убеждаешься, что в зависимости от направления ветра зловоние накрывает то одну его часть, то другую, и от запаха кружится голова и хочется закрыть рот и нос. Егорьевские активисты создали чат, в котором местные отчитываются о направленных в Мособлэкомониторинг (МОЭМ) жалобах на запах с КПО — десятки таких обращений поступают каждый день. Правда, многие уже отчаялись, свыклись и перестали звонить в надзорное ведомство, хотя запах на улице и в домах никуда не исчез.
КПО “Восток” — а в действительности настоящая свалка — находится в 21 км от Егорьевска. Ближайший к нему населенный пункт — деревня Поцелуево — в трех километрах. Здесь, а также в соседних Кругах, Поповской, Полбино, Дмитровке и других деревнях, пахнет сильнее всего: местный активист и общественный экологический инспектор при Росприроднадзоре Антон Поликша объясняет, что свалочный газ фонтаном поднимается вверх и спускается ближе к земле только через несколько сотен метров, а то и через несколько километров, поэтому рядом с самим КПО такой резкий запах бывает далеко не всегда.
Деревня Поцелуево
Комплекс по переработке отходов “Восток”, построенный компанией “ЭкоЛайн”, работает неподалеку от Егорьевска с 2019 года. В 2021 году он стал крупнейшим “пожирателем отходов” в Европе — его мощность составляла до 1,2 млн тонн отходов в год, это десятая часть образующегося в Москве и области мусора. Сейчас КПО снова планируют расширять — к запуску готовятся четвертая и пятая “карты”, а говоря проще — новые участки свалки.
На официальной странице КПО «ВКонтакте» пишут, что «Восток» — «инновационный и технологичный комплекс по переработке отходов, который выбирает рекордное количество компонентов вторсырья (44 компонента), компостирует органические отходы в техногрунт, производит из неперерабатываемых пластиков альтернативное топливо». Посмотреть на работу комплекса регулярно приезжают федеральные СМИ, а в июле 2025 года на сайте нацпроектов России сообщили об очередных достижениях группы «ЭкоЛайн», построившей КПО, и самого комплекса в достижении задач нацпроекта «Экологическое благополучие».
Правда, с формулировкой “экологическое благополучие” местные жители не согласны. Хотя КПО находится сравнительно далеко от населенных пунктов, их обитатели регулярно чувствуют удушливый запах, исходящий от свалки и комплекса, а деревня Поцелуево, в границах которой официально и находится “Восток”, и вовсе задыхается.
Именно здесь, в Поцелуеве, по словам активистов и местных жителей, МОЭМ наблюдал рекордные загрязнения воздуха: в 2024 году. Мособлэкомониторинг подтвердил чудовищное нарушение — уровень содержания сероводорода в 49,5 раз превысил предельно допустимую концентрацию (ПДК) — подтверждающие это документы есть в распоряжении RTVI. При превышении от 50 ПДК и выше должен вводиться режим чрезвычайной ситуации.
Всего в 2024 году официальные экологические ведомства зарегистрировали в районе более двух тысяч нарушений, а с начала 2025 года их выявлено уже более 900. Активисты получили сотни документальных подтверждений нарушений со стороны КПО «Восток», его владельцу выносились предостережения, на предприятие накладывали штрафы в сотни тысяч рублей, но ситуацию это не изменило.
«Ребенку плохо постоянно, мы задыхаемся, тошнота начинается сразу. Приходится скорую вызывать, — рассказывает жительница Поцелуево. — Здесь просто загадили все. У нас был экологически чистый район, а теперь в огороде не растет ничего, все пропадает, на газоне огромные проплешины от свалочного газа».
Запах от свалки при КПО беспокоит всех без исключения жителей деревни — они постепенно собираются, чтобы рассказать о своих несчастьях. Пожилая женщина, тяжело опираясь на палку, вспоминает, как недавно едва не спалила свой участок: бросила на землю окурок, а земля полыхнула. “По земле стелился свалочный газ”, — поясняют местные. Здесь его называют “сволочным”, с ударением на последний слог. А женщина признается, что даже не помнит, как потушила огонь — так сильно испугалась.
Жительница Поцелуево Анастасия (имя изменено — прим. RTVI) рассказывает, что во время пандемии они с мужем сбежали сюда, считая деревню экологически чистым местом. Свалка тогда еще не источала такое зловоние, потому что не успела разрастись, но к 2022 году дышать в Поцелуево уже стало нечем, сетует она. Но хуже всего местным приходится в безветренную погоду, тогда запах заползает в дома и долго не исчезает, даже если поднимается ветер.
«В штиль тут на десяточку воняет — в доме, на улице, не знаешь, куда бежать. Что делать? Надо уезжать, да только куда?» — пожимает плечами один из жителей деревни.
«Мы вкладываем деньги, мы строимся, и вдруг нас выгоняют — куда нам пойти? Где мы должны опять взять средства, чтобы уехать и строиться снова? Кто-то может себе это позволить, а кто-то нет. А главное, кто гарантирует, что в новом месте не построят очередной КПО?» — вторит ему общественный экологический инспектор Александр.
В начале марта у Анастасии случился инфаркт от удушья, а у еще одной деревенской жительницы диагностировали не менее опасный отек Квинке. Обе уверены, что причиной обострений стал выброс свалочного газа.
При этом лаборатории, которая могла бы зафиксировать отравление сероводородом, в Егорьевске нет. Ближайшая находится в Балашихе, рядом с Москвой, но особенность анализа в том, что отравление веществом можно выявить только в течение двух часов, после этого анализ считается нерепрезентативным. Так что доказать, что именно свалка отравляет жителей и влияет на их здоровье, в Егорьевске практически невозможно. Обращения же к местным врачам не вызывают у последних энтузиазма.
Тем не менее местные уверены, что причина их плохого самочувствия, острых аллергических реакций и других бед именно в тяжелом запахе. А тот факт, что двух женщин врачи успели спасти — лишь счастливое стечение обстоятельств, которое может и не повториться.
Постоянная угроза утечки свалочного газа — самая острая проблема в Поцелуево. “Почему так происходит? Потому что они нарушают объемы сортировки. Они отчитываются, что сортируют почти 50%, а мы полагаем, что это в разы меньше”, — горячится Антон Поликша. Предположения активистов косвенно подтверждаются и тем, что первые три карты, которые по проектной документации должны были заполниться только к 2033 году, исчерпали лимиты уже в 2025-м.
В КПО “Восток” в ответ на жалобы и требования прокомментировать многократное превышение ПДК различных веществ в воздухе говорят, что “информация с датчиков МОЭМ доступна на сайте Геопортал Подмосковья”, а сам КПО не имеет лицензии на передачу показателей третьим лицам.
“За период 2024-2025 гг. превышения ПДК по нормируемым загрязняющим веществам в воздухе на границе [санитарной защитной зоны] не выявлены. При проведении замеров за пределами СС3, в том числе при значительном удалении от КПО “Восток”, в зоне отбора проб возможно влияние иных источников и предприятий на общее загрязнение атмосферного воздуха”, — говорится в одном из ответов компании (есть в распоряжении RTVI).
КПО «Восток»
К КПО “Восток” можно подъехать только по двум дорогам — от Поцелуево и деревни Поповская, если ехать со стороны Коломны, или со стороны деревни Лелечи, если ехать от Егорьевска. На обеих дорогах есть мосты, их максимальная грузоподъемность, если ориентироваться на знаки, менее 30 тонн. Дороги к свалке разбиты, и наша машина скачет на многочисленных заплатках. Мост со стороны Егорьевска уже частично обвалился, видимо, не выдержав проезда шестидесятитонных мусоровозов-мультилифтов. По обочинам валяется мусор — пакеты, обертки и бутылки. Все это летит с мусоровозов, зачастую вопреки правилам не накрытых сверху сеткой, а местные рассказывают, что весной, после многочисленных жалоб жителей, КПО выпускает на уборку отдельную бригаду.
“К 9 Мая, наверное, убирают”, — говорит Марина.
В остальное время мусор, как и сейчас, лежит вдоль дорог.
Комплекс по переработке отходов расположен рядом с заводом “ЭкоЛайн Вторпласт”, который должен перерабатывать часть пластика, сортируемого на КПО. На территории “Вторпласта” стоят образцы спрессованного чистого пластика, перед входом развеваются флаги предприятия, Российской Федерации и Московской области. Со стороны КПО — шлагбаум, весовой досмотр, на который заезжают большегрузы с мусором, а правее — огромная свалка, которую здесь называют кучей.
К шлагбауму постоянно подъезжают гигантские мультилифты с многотонными контейнерами, сначала их пропускают просто так, а когда охранник предприятия обращает внимание на нас — группу чужаков рядом с машиной, — каждый грузовик начинает осматривать сотрудница: она неспешно обходит мусоровоз с зеркальцем на телескопической ручке, и, видимо по установленной процедуре, проверяет прибывший автомобиль.
Охранник скоро недовольно подходит к нам — спрашивает, кто мы и что тут делаем, пытается выгнать нас, ссылаясь на то, что это “частная территория”. Активисты парируют, что частная территория начинается за шлагбаумом и забором, а мы — местные жители, которые приехали посмотреть на работу предприятия со стороны.
Посмотреть здесь действительно есть на что. За контрольно-пропускным пунктом расположились два факела, которые должны сжигать газ. Пламя оттуда вырывается желтое — активисты объясняют: это значит, что прогорает не все, иначе пламя было бы ярче. Над трубами воздух плавится характерным маревом.
Правее возвышается огромная гора, по самому ее верху ездят самосвалы и другая тяжелая техника. Прямо при нас одна из машин громыхает и начинает вываливать мусор из кузова. Антон Поликша сразу начинает снимать — как общественный экологический инспектор он имеет право фиксировать нарушения и сообщать о них в Росприроднадзор.
“Одни пакеты, одни пакеты — посмотрите”, — указывает Антон.
Он объясняет, что там, где сейчас работают мусоровозы и стоит трамбующий бульдозер, должен оказываться только мусор, прошедший сортировку на КПО. На предприятии весь мусор, который привозят многотонные машины, должен попадать на ленту, где рабочие разрывают мусорные мешки и сортируют отходы, чтобы на свалку отправлялось только то, что не может пойти на переработку.
“Там пакеты завязанные вываливаются, то есть они их не разрывали на ленте, понимаете?” — объясняет он.
Фотографии он отправит в Росприроднадзор, и уже ведомство должно будет разбираться, было ли нарушение. Тут же Антон обращает внимание и на другую особенность — высоту слоя мусора на свалке, где сейчас работает тяжелая техника.
“Даже отсюда видно: пересыпка должна быть, по-моему, через каждые два метра”, — говорит он. Слои мусора должны пересыпать слоями глины, которая не будет пропускать образующийся свалочный газ.
“Трамбующий бульдозер — он сверху стоит, — он выше двух метров, около 3,5. Значит, слой снизу метра четыре минимум, и видно, что никакой пересыпки там нет”, — продолжает объяснять Антон.
Причем выросла эта свалка буквально на глазах: инспектор вспоминает, что еще год назад ему приходилось вставать на каменный блок, чтобы через забор увидеть, как по полигону ездит техника, а теперь гора возвышается на десятки метров над забором, ограждающим частную территорию.
Через некоторое время с КПО выезжает огромная цистерна с надписью “неопасно” на коричнево-черном боку. Она останавливается прямо рядом с нами, и от цистерны разит резкой вонью, похожей одновременно на запах агрессивной химии, септика, плохо убранного общественного туалета и грязной помойки.
“Сейчас пахнет на два-три балла из десяти. И даже сейчас у нас идет отравление, хотя превышение ПДК (предельно допустимой концентрации) будет небольшое”, — объясняют мне местные. Но даже от такой концентрации этого запаха начинаются рвотные позывы.
Внутри цистерны фильтрат — токсичная жидкость, которая образуется на любой свалке. Недавно разлив фильтрата общественные инспекторы нашли рядом с территорией КПО. Комитет лесного хозяйства Московской области подтвердил активистам, что в сентябре 2025 года на лесном участке, прилегающем к КПО «Восток», выявлено подтопление части лесничества, предположительно, фильтратом. В связи с этим было возбуждено дело об административном правонарушении.
Музей мусора
Егорьевск замечателен тем, что кроме КПО “Восток” здесь есть и другие организации и люди, которым не безразличен мусор. Евгения Буланова, местная жительница родом из Петербурга, собирает и сдает в переработку сотни тонн вторсырья — бесплатно и по собственной инициативе. Этим ее деятельность не ограничивается — она открыла на заднем дворе собственного дома музей мусора с трогательным названием “МузМус” — это длинное здание, частично сделанное из цветных стеклоблоков, которое Евгения со своим отцом построила сама. Стеклоблоки — тоже мусор, брак, который завод готов был выкинуть, потому что переработать его очень сложно. Крыша музея сделана из панелей из переработанного пластика, дверь — куплена на Авито, а часть утеплителя — упаковки из-под яиц. На стенах снаружи — панно из крышечек от пластиковых бутылок, мозаики и картины из бывшего мусора. Внутри музея — сотни экспонатов из мусора и рассказ о том, как и что можно перерабатывать.
«Шину мы вытащили из пруда, в тазике этом меня еще в детстве купали, столик мы делали из битой посуды, из керамики, посуда — из обычных стеклянных бутылок, которые я сама собирала — здесь 13 видов разного стекла, и это — результат переработки”, — говорит Евгения, показывая на разные экспонаты. Здесь же, прямо в музее, растет береза, под которой стоит картонная табличка “Интерактивный экомузей МузМус”.
Изначально Евгения задумывала музей как образовательный проект — сама основательница живет по принципу zero-waste (ноль отходов), и рассказывает, что практически не производит мусора, который нельзя было бы отправить на переработку. Но образовательный проект быстро вырос в значительно более масштабную инициативу — люди стали приносить ей собственное вторсырье, потому что не знали, куда его отправить на переработку, и видели неэффективность системы двух контейнеров, которые потом уезжают на КПО.
“Мы приняли и сдали в переработку 124 тысячи кг макулатуры”, — говорит Женя и смеется — теперь болит вывихнутое плечо.
Вся прибыль от этого дела — плата за вход в музей и небольшие донаты от компаний и организаций, которые отдают ей свой мусор, чтобы она отправила его на переработку. За прием стекла и макулатуры и некоторого другого вторсырья тоже платят, но этих денег не хватает даже для того, чтобы покрыть расходы на бензин, необходимый для доставки вторсырья до пункта приема.
Евгения уверена, что миновать свалку может практически все, чем человек пользуется в повседневной жизни и бросает в мусорное ведро.
«Совсем не подлежат переработке окурки и медицинские изделия. Текстиль — вопрос спорный, потому что чистый хлопок и лен еще можно как-то пристроить, а синтетика вся идет на свалку, обувь вся на свалку», — рассказывает она.
Конечно, добавляет Евгения, есть и другие нюансы: например, самые тонкие целлофановые пакеты плохо перерабатываются — их очень сложно измельчить. К тому же многое из того, что можно переработать, например, пенопласт, невозможно сделать вторсырьем после того, как это побывало на свалке. Для любой переработки принципиально важно, чтобы вторсырье было чистым и сухим. Это значит, что газета, на которой чистили рыбу, или бумажный пакет из-под выпечки с пятнами жира не могут стать макулатурой — жир впитался в бумагу, и ее переработать нельзя. То же и с пакетом, в котором мы выбрасываем сам мусор — его на переработку никто не отправит, хотя переработать их можно. Другое дело, что скорее всего их нельзя помыть.
“При изготовлении любой продукции никто никогда на конвейерную ленту не насыпет камней, окурков, пепла — должно поступать чистое сырье. Но даже КПО не должен его мыть сам, КПО никогда не станет этого делать. Предприятия, которые занимаются заготовкой и переработкой этого сырья, тоже не хотят тратить колоссальные ресурсы на отмывание. Поэтому сырье должно сразу поступать чистым, и если мы минуем этапы мусоровозов, свалки, КПО, площадок хранения — это возможно”, — уверена Евгения Буланова.
Мусорная реформа
Мусорная реформа стартовала в России в 2019 году — она предполагала, что в стране начнется массовый раздельный сбор отходов, жесткие санкции за ненадлежащую утилизацию и постепенное введение запрета на захоронение тех отходов, которые можно переработать.
С вступлением мусорной реформы в силу полигоны твердых бытовых отходов должны были исчезнуть не только как понятие в законодательстве — существующие должны были рекультивировать, а появление новых должно было сильно затормозиться. Однако на деле вышло иначе — уже в 2020 году Счетная палата назвала реформу безуспешной, так как ситуация кардинально не изменилась: более 90% мусора, по данным ведомства, по-прежнему отправлялось на свалки.
В 2025 году ситуация только усугубилась: критиковала реализацию реформы и Валентина Матвиенко, по словам которой «лучше не стало, стало хуже». Она поручила губернаторам вместе с региональными счетными палатами проверить расходы на реализацию реформы, но о результатах пока ничего неизвестно.
Есть и другая проблема — в России перерабатывают далеко не весь пластик, какие-то виды вообще не подлежат переработке, какие-то — могут переработать только в Москве. Тем более далеко не все попадает на КПО, и тот пластик, который нельзя быстро и эффективно переработать без долгой транспортировки, в итоге тоже окажется на свалке.
Из музея мусора выходишь с чувством отчаяния: кажется, что сортировать мусор правильно не только сложно, но и в конечном счете бессмысленно. Потому что если его не помыть и высушить или просто выбросить в нужный контейнер (а лучше — отвезти тем, кто разбирается в переработке, например, в экоцентры типа “Сборки” или “Собиратора”), он все равно окажется на свалке.
“Если у нас глава государства ставит задачу к такому-то году обеспечить 100% переработки, ее будут выполнять любой ценой. Сжигание уже приравняли к переработке, РДФ (RDF — топливо, полученное из отходов — прим.ред.) тоже приравняли к переработке — это когда из всякого неликвидного пластика, например токсичного стирола, делают брикеты и отправляют на цементные заводы. Получается токсичное топливо, которое сжигают и экономят энергию для цементных печей. Так что когда КПО заявляет о своих результатах, что у него более 50% переработки, надо понимать, что внушительная часть — это тот самый РДФ”, — считает Буланова. В самом “Эколайне” утверждают, что на переработку идет 75% отходов: около 20% — всторырье, 25% — альтернативное топливо РДФ, 30% — компостирование органики.
Одна из главных проблем, по мнению Евгении Булановой, заключается в том, что обществу не дают правильного инструмента, чтобы мусорные свалки перестали отравлять россиянам жизнь. До 2019 года Егорьевск успешно справлялся с мусорным вопросом: на территории города с 60-х годов существовал полигон твердых бытовых отходов, и он не причинял такого вреда жителям, потому что все фракции мусора, которые можно переработать, малый бизнес “растаскивал” до того, как отходы попадали на свалку.
Частичное решение, по мнению Булановой, кроется как раз в малых организациях, которые перерабатывают одну фракцию, но делают это хорошо. Причем до мусорной реформы таких организаций было много, а реформа монополизировала работу с отходами и закрепила ее за компаниями “рога и копыта”, как выразилась спикер Совфеда Валентина Матвиенко, которые не могут хорошо исполнять взятые на себя обязательства.
Параллельно с этим, нужно было заниматься “реформой органики” и организовать сбыт органических отходов фермерам и хозяйствам, которые могут их использовать как удобрения или корм для животных. Но в масштабах страны этого сделано не было — российские власти выбрали более простой путь и только усугубили ситуацию с мусором в стране, считает Буланова. Тем не менее, отчаиваться основательница музея мусора не готова.
“Много экоцентров закрылось из-за кризиса, но мы же все коллеги, все общаемся, я знаю, сколько ребят по всей стране по собственной инициативе хотят этим заниматься, они готовы отводить под это свои гаражи, работать с населением — так поддержите их! Нас таких должно стать больше. Так везде — каждый должен делать то, в чем он мастер: кто-то торты печет, кто-то собачек разводит, а кто-то отходами занимается. Это должно быть нормально — и тогда куда-нибудь придем”, — говорит Буланова.
В ожидании чуда
“Вы верите в то, что что-то можно исправить?” — спрашиваю я жителей Поцелуево.
“Если до сознания соседей дойдет, то все можно изменить. Шиес же отстояли. Я понимаю, конечно, какой ценой, но мы здесь и документально очень много фактов собираем”, — отвечает Антон Поликша.
“Сейчас нет, но через какое-то время — да”, — добавляет Александр, еще один общественный экологический инспектор из местных.
Я спрашиваю, что должно измениться “через какое-то время”. Пока “Восток” получает штрафы в несколько сотен тысяч рублей, и сами местные признают — такие суммы, вероятно, для него незначительны.
“Если им будет это невыгодно, им придется менять свою систему — всю политику придется менять, именно мусорную реформу — и заниматься твердыми бытовыми отходами, — говорит Александр. — В нынешнем виде реформа просто нежизнеспособна — и в Госдуме это видят, и Матвиенко об этом тоже несколько раз уже говорила. А если все будет меняться, то и отношение людей к мусору будет меняться. Все можно изменить”.
Но пока активисты готовы бороться не за победу над мусорной реформой, а хотя бы за чистый воздух у себя дома. «Меньшее, что можно сделать, это прекратить ввоз сюда мусора и разобраться с тем, что есть. Но это просто будет значить, что мусор повезут куда-то в другое место. Эта проблема не решится сама по себе, если не изменится общий подход», — говорит Александр.
Все экоактивисты уверены, что главное — работать с людьми, донести до них и доказать им, что, например, раздельный сбор мусора — если отвозить его компаниям, которые действительно занимаются переработкой, — поможет всем. И просветительской работой должны заниматься не только активисты, но и государство.
Пока же свалка у деревни Поцелуево планирует лишь расширяться. Дальше, по общему убеждению, будет становиться только хуже. При этом в судах уже идут процессы против КПО «Восток»: так в сентябре началось рассмотрение иска жителей о компенсации морального вреда, причиненного деятельностью предприятия. До этого суд обязал КПО должно устранить запах вне санитарной зоны (на расширении которой также настаивают местные) к 30 декабря 2025 года, и это решение вступило в законную силу. Как можно остановить запах в пределах санитарной зоны, никто не знает — видимо должно случиться чудо.
«Мы хотим, чтобы случилось чудо, — говорит Антон Поликша. — Чудо, которое должно случиться по закону».
Татьяна Струкова