Она была ни на что не похожей…
Да-да! Квиету Дакия представлялась хотя и прекрасной, но дикой страной, да ещё и с такой восхитительной и не тронутой природой. О-о, эти горы! Эти высокогорные и уединённые долины! Эти непроходимые лесные чащи! Этот воздух... Воздух там был совершенно особенный. Необыкновенно чистый и какой-то хрустальный! Но сейчас, кажется, она действительно уже оставалась где-то в прошлом.
Впереди был – Рим. Ну а путь до него оказался достаточно утомительным и долгим.
Вначале Квиет и его друзья достигли Трансмариски и по величественному мосту Аполлодора, покоившемуся на каменных быках, переправились на противоположный берег Данувия, который римляне, старательно подражая и здесь грекам, по-прежнему привыкли называть Истром. Далее, через Иллирию и Македонию, они добрались до Эпира, и уже в этой гористой провинции, преодолев почти сотню миль, смогли достичь приморского Бутрота, где их неделю дожидалась готовая к отплытию военная трирема «Даная».
Море было спокойным и через два дня плавания «Даная» пришвартовалась в порту Брундизия. Там уже Квиета и его друзей тоже ждали. На этот раз это были двое вольноотпущенников греков, которые являлись доверенными людьми принцепса, и у которых наготове были кони.
Квиет и его соратники тотчас же отправились на Северо-Запад, в сторону конечной цели своего путешествия.
***
Квиет и его друзья двигались по знаменитой Аппиевой дороге, по краям которой растянулись высаженные словно по линейке кипарисы. Повсюду глаз не могли не радовать расчерченные на аккуратные прямоугольники, засеянные заколосившейся пшеницей поля, оливковые рощи и виноградники. Путники пересекли Апулию, затем Самний и Кампанию, и через полторы недели достигли Лациума, столичной области.
Лузий Квиет и его соратники практически проехали через всю Италию и вскоре вдали под солнечными лучами заблестела ленточка извилистой реки. Это был Тибр.
Ну а под вечер появились и пригороды огромного города.
Перед взорами утомлённых путников предстала уже и долгожданная столица империи – блистательный Рим.
***
Как известно, Вечный город располагался на семи холмах, и даже частично перекинулся на правый берег Тибра. Там, помимо вилл богатых патрициев и парочки храмов, а также и некоторого количества многоэтажных инсулл, были устроены в том числе и обширные сады, названные в честь Цезаря, и в которых в последнее время полюбили отдыхать квириты.
Население Рима к тому времени уже превышало миллион жителей, а если сюда прибавить и рабов, которых было не на много меньше чем свободных и полноправных граждан, а также и население многочисленных пригородов, то оно подбиралось к двум миллионам. То есть в этом громадном мегаполисе уже проживал каждый четвёртый обитатель тогдашней Италии или же каждый сороковой житель всей необъятной империи, охватывавшей значительные части Европы, Азии и Северной Африки!
Ну ни один другой город во всей тогдашней Ойкумене и близко не мог сравнится с Римом!
Квиету и его спутникам следовало спешить, так как к заходу солнца все семнадцать ворот Вечного города закрывались, и никого во внутрь Рима до самого утра уже не пропускали.
Но вот закончились пригороды и показались долгожданные Аппиевы ворота… Перед ними образовалась приличная по размерам толпа.
Собравшиеся люди волновались, потому что городская стража эти ворота начала перед самым носом недовольных бесцеремонно закрывать.
Один из вольноотпущенников принцепса растолкал собравшихся и успел проскочить во внутрь и потребовал, чтобы его и тех, кто с ним всё-таки немедленно пропустили. Стражники заартачились было и стали ссылаться на указ префекта столицы, и тогда грек-вольноотпущенник, зло выругавшись, выхватил откуда-то из-за пояса золотую пластину с императорским гербом и ткнул её прямо в глаза начальнику вигиллов.
И это подействовало…
Тут же ворота были приоткрыты, и Квиет и его спутники благополучно проехали в город.
***
Повсюду зажигались факелы, но проспекты и улицы города всё равно заметно пустели. Уже начали закрываться и некоторые таверны, из которых принудительно выпроваживались засидевшиеся посетители. И некоторые из этих посетителей как обычно вели себя неразумно и даже бузили.
Преодолев укрепления Сервия Туллия – а это были внушительные стены, которые возвели ещё при одном из этрусских царей, - кавалькада из семи всадников направилась к самому центру Рима.
Слева возвышался Авентин, а справа другой холм, который назван был Целием.
Эти два холма сплошь застроили домами разной этажности и разных размеров, но все они были с красными черепичными крышами, и только кое где зеленели небольшие платановые и кипарисовые рощицы. Впереди же возвышалась громада Большого цирка. На его вытянутой арене по праздникам и иногда в будние дни проводились гонки колесниц. Ну а справа от Большого цирка возвышался Палатин, и это было самое сердце императорского Рима!
Ведь на Палатинском холме, в самом центре Вечного города, располагались не только несколько главных форумов столицы, но здесь же ещё находился и лагерь Преторианцев. Тех самых, которые уже много лет охраняли повелителя огромной державы. Ну и, конечно же, здесь же сосредотачивались и императорские дворцы.
Всего их к тому времени уже было четыре.
И я считаю необходимым вновь вернуться к рассказу об этих дворцах…
***
Самый первый императорский дворец построил Август. Он был достаточно скромных размеров и построил его этот правитель, который был последователем Юлия Цезаря и ещё заложил основы империи, до новой эры.
Поблизости от него находились два очень красивых храма, посвящённых Аполлону и Весте. Они тоже были возведены из камня и мрамора, и в храме Аполлона разместились, к тому же, две библиотеки: для римских и отдельно для греческих рукописей.
Второй дворец был выстроен в правление Тиберия, и он уже по занимаемой им площади был более внушительным. Тиберий не экономил при его возведении ни на чём. Особенно много пошло на этот дворец знаменитого мрамора из Карары.
Однако же Калигула, преемник Тиберия и по совместительству его племянник, решил переплюнуть задушенного им ворчливого старца и выстроил ещё более роскошную резиденцию. При этом он очень хотел поразить всех своих подданных её внешним и внутренним убранством.
И, пожалуй, это сумасбродному выскочке удалось.
На эту резиденцию, в которой он толком и не успел-то пожить, - как уверяют некоторые древние авторы - был истрачен двухгодичный доход всей империи! А что? Гулять так гулять уж по полной и ничего не стоит при этом жалеть!
Но самым большим и самым роскошным дворцом стала четвёртая императорская резиденция, выстроенная уже Домицианом. (Была ещё правда и пятая, но она возводилась не на Палатинском холме, а между этим холмом и Эсквилином, и эта резиденция не была достроена. Это был так называемый «Золотой дом», который должен был занять огромную площадь. Хотя этот дворец, после убийства Нерона, так никогда и не достроили. И в виду своей запущенности, он выглядел всё более неприглядно.)
Так что, читатель, ты – я надеюсь – уже смог представить, каким же был этот самый Палатин при Ранней империи, но обычно, если Траян не возглавлял какой-нибудь поход, а находился непосредственно в Риме, то лето он проводил не в самом городе, а на загородной вилле, располагавшейся в двенадцати милях к Северо-Западу от столицы, на берегу речки Аниены. Но на этот раз он жил не на своей вилле, то есть он находился в самом сердце имперской столицы. И всё потому, что только что закончился триумф.
Триумф второго Антонина.
И уже который день по его случаю в цирке Флавиев продолжались гладиаторские бои, которые, между прочем, устраивались не за счёт городского магистрата, а в основном за счёт самого императора.
Дакийский триумф Траяна превзошёл все прежние! И об этом который уже день на перебой судачили тысячи квиритов.
Ну а только что прибывшим в столицу Квиету и его спутникам предоставили покои не где-нибудь, а в мансионесе (добротной гостинице, располагавшейся рядом с дворцом Августа), и на следующий день Лузий удостоился аудиенции с самим Траяном.
***
Траян рано вставал, и поэтому Квиет думал, что аудиенция ему будет назначена если и не на утро, то, во всяком случае, в первой половине дня, то есть до обеда, но она состоялась ближе к вечеру.
Когда Квиет прошёл в императорские покои через длинный и заставленный мраморными бюстами коридор, то сразу же увидел Траяна. Император пребывал в приподнятом настроении и даже что-то себе под нос насвистывал.
На фоне лощённых и рослых преторианцев, облачённых в богатые доспехи, Траян терялся и не выглядел впечатляюще.
Он был облачён в простую шерстяную походную тунику и лишь только на правой руке у него красовался массивный перстень с императорской печатью.
Траян только что вернулся из цирка Флавиев и ещё до конца не отошёл от тех эмоций, которые его там с головой захлестнули.
Даки и на арене цирка бились отчаянно. Сражались пленные умело и при этом не жалели себя. Всё-таки воины Децебала были отменными бойцами. Особенно принцепсу понравился третий поединок, когда всего лишь один дак, правда вооружённый дакийской фалькатой, оружием очень грозным, сумел сотворить чудо и отбился от семерых здоровенных германцев, при этом четверых из них он обездвижил, а остальных и вовсе отправил на свидания с валькириями.
А ещё этот дак своим телосложением чем-то походил на Лузия Квиета. Он был с таким же мощным торсом, с накаченными руками и с такими же длинными и сильными ногами.
Увидев Квиета, Траян ещё больше обрадовался.
Не соблюдая никакого придворного этикета, он энергично и по-простецки притянул к себе друга и обнял его, а затем, когда его отпустил, то велел ему тут же занять кресло напротив себя.
Квиет замешкался, однако всё же подчинился Траяну и уселся в указанное кресло.
- Ну-у-у, давай уж рассказывай, как там в Дакии? – нетерпеливо спросил бывшего трибуна VIII Ульпиевой когорты император. – Не стало там спокойнее? Проконсулу Скауриану удаётся обуздать норов диких северных варваров?
- А-а-а!.. – отмахнулся рукой Квиет, - по-прежнему в Дакии, Божественный, неспокойно…
- Не спокойно?!
- Ну-у-у, разумеется! А ведь там по твоему приказу, Божественный, теперь и заложников приходиться постоянно брать! Повсеместно, и почти что каждый день. Проконсулу Скауриану тяжело приходится. Он всё, что может предпринимает. Он жёстко поступает и спуску дакам вообще не даёт, но ничего пока что не помогает! Даже казни провинившихся или подозрительных варваров.
- Получается, мой выбор Скауриана в качестве наместника этой новой провинции оказался неудачным?
- Отчего же? Скауриан – хороший исполнитель. Он – вовсю старается. И даков он не жалеет.
- Но там же, с твоих слов, Квиет, пока что мало что меняется! И что, долго так будет там продолжаться?
- Я думаю, ещё достаточно долго. Ты же знаешь, у даков необузданный норов, Божественный.
- Мда-а-а… это всё так… - И тут же тень пробежала по лицу принцепса.
Лузий впервые обратил внимание на то, что Траян с их последней встречи изменился. Он, кажется, немного постарел, у него появились новые морщины, особенно много их появилось на лбу, и виски у принцепса начали заметно серебриться.
Принцепс вновь мыслями вернулся в Дакию и вынужден был признать, что, хотя и разгромил царство даков, и разрушил их столицу, но так до конца и не покорил этот народ.
И лишь только через некоторое время Траян отвлёкся от своих не слишком приятных мыслей и произнёс:
- А может я поторопился с выводом из Дакии основной части армии, а? Как ты считаешь, Лузий?
Квиет на это ничего не сказал.
- Ла-а-адно… - хмыкнул Траян, - Поговорим о тебе теперь, Лузий… По поводу тебя у меня появились некоторые соображения…
- И какие же? – переспросил трибун.
- Ты, Лузий, - продолжил Траян, - прекрасно проявил себя в Дакии, по сути ты и твоя когорта сумели сорвать замыслы Децебала… Ведь этот самый Децебал, как мне стало известно от перебежчиков с той стороны, намеревался привлечь многочисленных карпов, склавинов, пиквинов и бастарнов к себе на помощь, и ты, мой друг, этому помешал осуществиться. Твоя помощь мне во Второй Дакийской кампании оказалась неоценимой! Клянусь Олимпийцами! Та-а-ак что… Я решил, что ты вполне заслужил повышения по службе… И ты определённо достоин звания уже гораздо более высокого!
- Более высокого?
- Вот именно!
- И какого же? Ты, Божественный, хочешь, чтобы я возглавил теперь не отдельную когорту, а уже что-нибудь более значительное?!
- Например, легион.
- Что-о-о?!
- Да-да! Ты не ослышался!
- Ле-егио-он?! – поражённый от услышанного Квиет даже привстал с кресла. – Ты хочешь меня назначить легатом, Божественный?!
Траян в ответ лишь слегка улыбнулся:
- А что? Я уверен, что ты справишься теперь и с легионом… И из тебя выйдет прекрасный легат! Я в этом даже не сомневаюсь!
***
Предложение Траяна было совершенно неожиданным, и Квиет явно к нему не был готов и заколебался.
Видя это, принцепс продолжил пояснять свои намерения в отношении друга:
- Если не хочешь возглавить легион, то тогда у меня к тебе будет уже другое предложение…
- И какое же?
- Оставайся при мне…
- В Риме?
- Да!
- А что я буду делать в Риме?
- Не переживай, дело тебе найдётся. Будешь рядом со мной. Преданные люди мне всегда нужны!
- Ты меня сделаешь преторианцем? – переспросил Квиет.
- Ну, не обязательно.
- А кем же тогда?
- Ну-у-у… ну, до-о-опусти-и-им… - Траян по привычке наморщил низкий лоб, потёр его усилено рукой и тут же продолжил: - Я считаю, что верность – это самое важное качество в человеке, и по-о-оэтому я привык её оценивать, и оценивать по достоинству! А что если я тебя определю… в сенаторы?
- Т-ты-ы… ты меня хо-оче-ешь сделать се… Се-е-ена-а-атором?!! – от столь необычного предложения Квиет совсем опешил и даже начал заикаться.
- Ну, да, я хочу тебя назначить сенатором! – продолжил Траян. – А почему бы и нет?! Мне свои люди и там нужны, в Сенате! И знаешь, что? А мне, вообще-то, нравится эта идея!
Это новое предложение ещё больше повергло в шоковое состояние бывшего трибуна, и он не сдержался и возразил:
- Но у меня же за душой ничего нет, Божественный! Не забывай! И я ещё до сих пор не имею даже римского гражданства! А в Сенат проходят только те граждане Рима, которые преодолевают внушительный имущественный ценз! Насколько я помню, но он должен быть не меньше, чем десять раз по сто тысяч сестерциев! (Как я уже ранее напоминал, у римлян не было такого понятия, как миллион, а вместо этого они зачастую говорили десять раз по сто тысяч.)
- Ха-а-а, так это не беда! – отмахнулся Траян. – Пу-у-устяк! Ты не представляешь, Лузий, сколько Риму и мне лично досталось золота и прочих богатств, после покорения Дакии! Я тебя наделю всем необходимым. И гражданством, в том числе… И имуществом… вполне достаточным… И это я теперь сделать могу по щелчку пальца!
- И что же, я не гражданин и не коренной италиец, да ещё и бывший раб… и, к тому же, ещё и бывший гладиатор… я смогу пройти в Сенат Рима?!
- Если я захочу, то теперь пройдёшь! – уверенно произнёс принцепс. – Обязательно пройдёшь! Даже не сомневайся! Ведь после Второй Дакийской кампании мне уже никто не посмеет перечить. А я этого хочу! Я тебе обязан жизнью, Лузий! Ты меня уже несколько раз спасал, причём от верной смерти, и я тебе после этого всецело доверяю! И по-о-отом… в Сенате уже много не италийцев. Там есть и выходцы из Испании, и из Греции, и даже из Галлии! Да я и сам родился не в Италии! Не забывай этого! Меня до сих пор за глаза называют испанцем! Я-то это знаю.
- Но я же… я же ещё и чернокожий… и я-а-а… я же бывший гладиатор, к тому же… - продолжил возражать принцепсу уж сильно сомневавшийся в этой затеи Лузий Квиет.
Однако Траян всё-таки настоял на своём.
***
Всё о чём говорилось Траяном на той памятной аудиенции не было лишь только словами или какими-то благими и пустыми пожеланиями.
Траян умел держать слово. И он его через несколько дней сдержал!
Ну, во-первых, Квиету и его соратникам предоставили хорошую крышу над головой по близости от дворца Августа, причём предоставили жильё совершенно бесплатно, а уже на следующей недели…
Траян объявил, что выдаёт бывшему трибуну VIII Ульпиевой когорты награду за недавно успешно закончившуюся Вторую Дакийскую кампанию. Награда была более чем внушительной – семьсот тысяч сестерциев! Читатель, ты не ослышался! Именно такая была выдана сумма Квиету из казны!
А ещё Лузий Квиет получал в подарок уже лично от принцепса виллу, располагавшуюся неподалеку от Рима, и которая стоила до полумиллиона сестерциев.
Многие при императорском дворе и в ближайшем окружении принцепса после этого стали гадать: а отчего столь щедрый золотой дождь пролился на голову какого-то никому неизвестного трибуна, да ещё и негра, и, к тому же, бывшего раба?!
Ну а когда по распоряжению Траяна Лузия Квиета ввели в состав Сената, то это вообще многих повергло в шок! Но ни Траян, ни тем более его соратник, бывший гладиатор, особо не распространялись из-за чего всё это получил Квиет от Божественного.
У обоих у них рты были запечатаны. Причём крепко на крепко. И все в Риме по этому поводу могли только гадать и строить разные предположения.
***
Чтобы понять, до какой же степени назначение сенатором бывшего раба и, к тому же, ещё и бывшего гладиатора шокировало окружающих, надо объяснить, что же из себя представлял этот самый римский Сенат…
Он появился ещё на заре становления Рима, как самостоятельного государства, а значит истоки его уходили в середину VIII века до новой эры. И он являлся по сути обычным советом старейшин (senex с латинского переводится, как старик). Сто сенаторов заседали уже при первых царях Рима и были в дальнейшем объявлены патрициями.
Седьмой и самый последний царь Рима Тарквиний Гордый казнил многих сенаторов и на их место назначил новых, которые происходили хотя и из зажиточных, но всё же из плебейских родов.
Уже в эпоху Республики третий её консул, Публий Валерий Публикола, довёл число сенаторов до трёхсот, и половину из них составили представители всаднического сословия (это сословие относилось к зажиточным слоям населения, но стояло всё-таки на ступень ниже патрициев).
При Республике сложился своеобразный триумвират и именно Сенат, совместно с высшими должностными лицами магистрата и народными собраниями (так называемыми комициями) начали распоряжаться финансами и управлять всей внутренней и внешней политикой Римского государства. Но законы имел право принимать лишь только Сенат. Хотя в исключительных случаях допускалось это делать и народным собраниям (комициям), или же мог быть назначен для принятия чего-то сверхважного и плебисцит.
Впрочем, справедливости ради надо сказать, что подобные случаи за всю историю Рима были крайне редкими.
***
После изнурительного противостояния с Карфагеном состав Сената по объективным причинам вновь изрядно был прорежен, и тогда в него начали вводиться новые члены, и именно с этого времени автоматически сенаторами становились высшие должностные лица Римского магистрата: консулы, преторы, народные трибуны, магистры конницы и другие наделённые властью лица.
С последующим преобразованием Римской республики в империю власть от Сената и высших магистратов стала плавно перетекать в руки императоров, которые правда на первых порах (при Юлиях-Клавдиях, Флавиях и отчасти Антонинах) скромно себя называли лишь только первыми сенаторами (ну, то есть, принцепсами).
И можно теперь было понять, как же в Римском Сенате отреагировали на известие о назначении Траяном своего фаворита членом этого по-прежнему сверхэлитарного собрания. Этого клуба избранных.
По мнению многих сенаторов, это назначение было неслыханным и откровенно скандальным.
Но возмущение среди этих «лучших людей империи» не вылилось во что-то серьёзное, так как авторитет Траяна был тогда уже совершенно непоколебим. Самой дерзкой была лишь только язвительная шутка, которую кто-то из сенаторов запустил: "мол если уж Калигула производил в сенаторы своего коня Инцитата, так почему бы и Траяну не сделать сенатором бывшего гладиатора?!"
***
Однако этим всем принцепс Марк Ульпий Нерва Траян не ограничился…
Ещё один его подарок располагался на берегу уже мной упомянутой речки Анианы, притока Тибра, и находился неподалеку от загородной резиденции самого принцепса.
Это была двухэтажная вилла с несколькими хозяйственными пристройками и небольшим участком, где в основном выращивался виноград.
Эта вилла была Траяном выкуплена у вдовы одного из легатов, который командовал легионом где-то на Западе, кажется на Германо-Ретийском лимесе, и передана была вместе с двадцатью семью рабами Квиету.
Квиет, который ещё вчера сам был рабом, немедля всех этих людей сделал вольноотпущенниками и объявил, что предоставляет им право покинуть его. Но увидев его отношение к ним и узнав получше характер Квиета, никто не захотел уходить от бывшего гладиатора.
Квиет быстро на подаренной ему вилле осваивался.
Он перевёз из Рима приёмную дочь Дару, которая стала женой Гиемпсала. Дара уже повзрослела и превратилась в женщину, родив года два назад Квиету долгожданного внука, которого он настоял, чтобы назвали в честь венценосного друга, и Марк стал главной радостью для новоиспечённого сенатора.
Теперь осталось только женить ещё и её брата Масиниссу, которого бывший трибун тоже несколько лет назад усыновил.
Их всех, а с ними ещё Кварта и Шадара, Квиет разместил на вилле, которую ему подарил принцепс.
***
И, кажется, у бывшего гладиатора, а ныне новоиспечённого сенатора с этого момента потекла размеренная и совершенно мирная жизнь…
Квиет по воинской привычке вставал рано. И до обеда занимался физическими упражнениями, чтобы не потерять форму, а потом и какими-то делами. А ещё он очень любил в свободное время возиться со своим внучком, но начал замечать, что кроха Марк почему-то становился всё более капризным и раздражительным. А тут ещё и Дара призналась, что у неё на всё не хватает рук, и ей бы хорошо найти помощницу. Всё умеющую делать по хозяйству и сноровистую. И тогда Квиет предложил ей вместе посетить городской рынок рабов и подыскать там кого-нибудь подходящего. Тем более, что после разгрома Дакии на рынке появилось много новых рабов обоего пола и цены на них резко упали.
И вот, ранним утром в субботу, Квиет вместе с Дарой отправились на невольничий рынок…
***
В тогдашнем Риме рынков, на которых продавали рабов, было несколько. Квиет и Дара выбрали тот, который располагался у Тибуртинских ворот.
Уже с раннего утра на этом рынке было многолюдно.
Квиет полагался на Дару, что она лучше его знает, кого же необходимо подобрать для их хозяйства. Они обошли рынок на три раза, пока не задержались у одного помоста, на котором выставлены были на продажу с два десятка дакиек разного возраста. От совсем девочек и до женщин уже по старше. А одна из невольниц так и вовсе Квиету и Даре показалась почти что древней старухой.
Владельцем этих рабынь являлся купец-сириец. Он был прыщавый, с необъятным брюхом, при каждом движении колыхавшимся, и с сильной отдышкой. Ещё не наступил полуденной зной, а этот торгаш, сидя под навесом на топчане, уже обливался семью потами и постоянно обтирал свою обширную лысину мокрым платком.
Купец на все лады расхваливал свой живой товар и зазывал к своему помосту покупателей. При этом он визгливо и временами очень громко проходивших мимо покупателей окликал и чуть-ли не хватал их за руки:
- Вай-вай-вай! Дружище, не проходи мимо! – и если потенциальный покупатель откликался, то сириец удваивал свой напор: - Дарагой, у меня есть всё! Всё, что ты пожелаешь! – уже почти на крик переходил он.
Дара остановилась перед его помостом, и, придирчиво оглядев выставленных на продажу женщин-дакиек, уточнилась:
- Хозяин, а есть ли у тебя такие… которые рукастые и всё умеют делать по хозяйству?
- Вай-вай-вай! Обижаешь! Ну, конечно же, есть, госпожа, такие! – откликнулся сириец, и стал тыкать пальцем в своих дакиек: - Вот эта… Эта… И ещё вот эта… За всех этих рабынь я тебе ручаюсь, красавица! Они всё умеют! Видят боги, я не лгу! Всё делают! И готовят, и стирают, и в остальном расторопны...Даже не сомневайся!
На шеях несчастных женщин висели дощечки, на которых были написаны цена продаваемых рабынь и их имя. И тут Квиет обратил внимание на одну из дакиек. В отличии от других выставленных на продажу рабынь она выделялась своей внешностью. Её можно было бы назвать даже красавицей. Она была не только светловолосой, но и тонкой в кости и не загорелой, и всё выдавало в ней представительницу знатного рода. Это была явно не какая-та там простолюдинка.
Но у этой дакийки почему-то была самая низкая цена и на дощечке у неё не отображалось имя.
Квиет указал на эту дакийку и спросил у купца-сирийца:
- Хм-м-м… А почему эта рабыня у тебя так дёшево стоит?
Сириец состроил кислое выражение на прыщавом лице и вздохнул:
- А ты себе подыскиваешь рабыню для постели, господин?
- Ты не ответил на заданный мной вопрос! – раздражённо произнёс Лузий.
Глазки-пуговки у прыщавого забегали и он, сокрушённо ещё раз вздохнув, произнёс:
- У этой рабыни есть несколько изъянов, господин…И очень существенных. Просто их не сразу увидишь…
- И какие же у неё изъяны? – вступила уже в разговор Дара.
И тогда сириец велел своей рабыне отбросить со лба чёлку, и Квиет с Дарой увидели, что у неё на лбу было вырезано по латыне «Волчица».
А у римлян «волчицами» называли женщин лёгкого поведения.
Но и это оказалось ещё не всё!
Когда купец велел дакийке приспустить тунику и оголить свои груди и живот, то покупатели увидели, что и они, а также плечи были в плохо зарубцевавшихся шрамах. Над этой девушкой явно кто-то сильно и долго издевался, и она каким-то чудом выжила.
Стараясь у покупателей вызвать к себе жалость, сириец сокрушённо произнёс:
- Я уже и не надеюсь эту дакийку продать кому-нибудь из приличных людей. На неё могут позариться лишь только изголодавшиеся легионеры. Э-э-эх, мне надо было её сбыть в какой-нибудь легионный лупанар, да я опростоволосился! Вай-вай-вай… Горе ж мне! Та-а-акой из-за неё я понесу убыток… Ой-ёй-ёй! Бедный ж я!
Дара не хотела её выкупать, но Квиет настоял на своём.
И тогда они у сирийца-толстяка, на его радость, приобрели сразу двух рабынь.
(Продолжение следует)