Первой сдалась раковина. Она исчезла под горой грязной посуды, венчаемой засохшим на дне макарониной, как памятник моему поражению. Я стояла на пороге квартиры, которую снимала для своего взрослого, 24-летнего сына, и дышала воздухом, густо замешанным на запахе несвежего белья, дорогой туши и чужого пота. Мой сын, Артём, тот самый мальчик, чью первую пятерку я хранила в шкатулке, сейчас смотрел на меня пустыми глазами. А его «девочка», Карина, лет десяти от роду если по уму, доедала на моём же диване йогурт, оставляя крышечки под ПОДУШКОЙ. «Мама, я просто не привыкла убирать. Родители всегда всё делали», — говорила она мне месяц назад, смотря на меня синими кукольными глазами. И я, дура, верила. Верила, когда она клялась, что научится. Верила, когда сын, уставший после смены, умолял «не накручивать». Я снимала им эту квартиру в своем же доме, чтобы быть ближе. Чтобы помогать. Я была ответственным съёмщиком, но чувствовала себя Золушкой, приходящей вычищать хлев. Использованные ватны
Я платила за квартиру сыну и его инфантильной девушке, пока она не стала одалживать у меня на новые штаны.
25 октября25 окт
3
3 мин