Том III: Лик Творца
Глава 4: Расплата. Боль как эпилог
Настоящее.
Боль. Разрывающая, вселенская. В висках. В сердце, вернее, в той пустоте, где оно было. Везде. Крик дочери. Лейла. Ее тело трещит, как пересушенная глина. Формула не работает. Почему? Все было просчитано. Каждая смерть, каждая капля страха… Недостаточно… Всегда недостаточно. Тянется к регулятору, пальцы скользят по потной, липкой поверхности. Нужно больше энергии. Больше боли.
Воспоминание. Вспышка.
Солнечная комната в их доме в эльфийской роще. Лейла, маленькая, смеется, протягивает ему первый цветок, нежно расцвевший на ее ладони. «Смотри, папа! Это красиво?» Ее глаза сияют чистотой утра. Потом — первый приступ. Резкая боль. Кожа на ее руке деревенеет, покрывается сетью трещин, как старый фарфор. Ужас в ее широких, по-детски испуганных глазах. «Папа, помоги! Больно!» Лекари, лучшие в клане, разводят руками. «Это ее путь. Ее Преображение. Тебе остается лишь принять». Принять? Никогда.
Настоящее.
Капитан. Говорит что-то о предательстве, о долге. Какое он знает предательство? Настоящее предательство — это когда твой собственный народ, твоя культура, твои боги отворачиваются от тебя и твоих детей, называя их мучительную агонию «естественным путем». Илтанар. «Оставь их, Элион. Это воля небес». Я создам свои небеса! Свою волю!
Воспоминание. Вспышка.
Темная, пыльная библиотека в заброшенной башне, пахнущая тленом и забытыми истинами. Ритуалы, требующие жертв. Сначала — животные. Их смерть была ничтожна, пуста. Потом… преступники, приговоренные. Их страх был уже острее, насыщеннее. Потом… просто те, кого не заметят. Добровольцы из сект. Их жизни — всего лишь цифры в уравнении, переменные в формуле спасения. Личина советника. Личина Пророка для впечатлительных юнцов. Все средства оправданы целью. Все. Ради них. Только ради них.
Настоящее. Кульминация.
Машина взрывается. Не физически, а метафизически. Волна искажения, зеленая, как гнилостная плесень, расходится от саркофага. Тело Лейлы не просто умирает — оно стирается. Рассыпается на элементарные частицы, которые тут же поглощаются рвущейся на части реальностью. Ее крик, полный агонии и предательства, обрывается, смениваясь оглушительной, абсолютной тишиной небытия.
Он проиграл.
Не стал богом.
Не стал спасителем.
Стал палачом тех, кого любил больше жизни.
Стоит в эпицентре бури, которую сам же и вызвал. Сознание расползается, как клочья тумана. Он чувствует, как становится частью этого хаоса. Частью безумия, которое выпустил на волю. Это и есть его окончательное Преображение. Не в полубога, а в вечный памятник собственному греху.