посвящается всем учителям по призванию
Аня жила с мамой в крохотном городке, затерянном в амурских просторах. Он был так мал, что отыскать его можно было разве что на самых подробных картах области. Школ здесь было всего две. Первая — новая, светлая, гордо возвышавшаяся в центре, как символ если не счастливого, то хотя бы стабильного будущего. А вторая ютилась на окраине, в покосившемся деревянном доме, похожем на старенького, уставшего человека. Учились в ней лишь те, чьи дома стояли рядом — унылые двухэтажные бараки и обветшалые общежития, видевшие ещё первых строителей этого посёлка. Ане не повезло с районом: её дом стоял на самом краю города, последним бастионом перед царством тайги. Из окна было видно, как двор резко обрывался, упираясь в сплошную, непроглядную стену хвойного леса. Таких мест в амурской глубинке — не счесть.
Мама Ани, Ирина Петровна, была женщиной с руками, натруженными от бесконечной работы, и с глазами, в которых притаилась усталость, но не погасла искорка надежды. Она тянула их с Аней одна, и чтобы дочь ни в чём не знала острой нужды, работала на двух работах. С утра и до двух дня она разносила почту — обходила с тяжеленной сумкой через плечо все эти бараки и общежития, вручая людям пенсии, извещения и редкие весточки от уехавших детей. А после небольшого перерыва отправляется на вечернюю смену на молокозавод, где стояла у конвейера, фасуя в целлофан сырки. Возвращалась она затемно, пахнущая молоком, уставшая до такой степени, что иногда засыпала, не добравшись до кровати, прямо за кухонным столом.
Добираться в новую школу в центре города было не на чем — автобусы ходили редко и с перебоями, а на такси денег не было. Ближайшей была как раз та самая старая школа, в убогом деревянном доме на окраине. Туда Аня могла доехать на своём велосипеде — стареньком, покрашенном мамиными руками в зелёный цвет, «козлике», как они его ласково называли. Каждое утро она проделывала один и тот же путь: пятнадцать минут по пыльной грунтовой дороге, огибая лужи и ямы, и парковала своего двухколёсного друга возле самого крыльца домика-школы, прислонив к ставням того самого окна, из которого на переменах выглядывали старшеклассники.
Школа внутри была не лучше, чем снаружи. Скрипели половицы, пахло старым деревом и варёной капустой из столовой, а из окон второго этажа открывался вид на крыши тех самых бараков, где жили почти все ученики. Аня, тихая и замкнутая девочка, чувствовала себя здесь чужой. Её не обижали, но и не замечали. Она прилежно училась, но часто болела из-за холода в классах и долгих поездок в непогоду.
А потом случилось несчастье, которое в их мире было равноценно катастрофе. Однажды весенним днём, когда Аня вышла после уроков, её «козлика» на привычном месте не оказалось. Сначала она подумала, что ошиблась, обошла всё здание, заглянула за угол — нет. Велосипед украли. Для неё это был не просто транспорт, это была её свобода, её независимость и просто верный помощник. Она шла домой пешком, по той самой дороге, которую обычно пролетала на колёсах, и крупные, горькие слёзы капали на пыльную землю.
Теперь путь до школы занимал у неё больше получаса пешком по безлюдной дороге. Первое время мама, выбиваясь из графика, провожала и встречала её. Аня, тогда ещё второклассница, часто капризничала. Ноги гудели от усталости, ранец казался неподъёмным, а дорога — бесконечной. Она могла замедлить шаг, хныкать и проситься на ручки, хотя была уже большая. Ирина Петровна молча брала её портфель, вздыхала и шла дальше, чувствуя, как с каждым днем силы её тают, как песок сквозь пальцы.
Однажды такую сцену — уставшая, бледная мать и капризная, заплаканная дочь — увидела из своего окошка бабушка-соседка, Мария Степановна. Она жила в таком же доме, через два двора от них. Пенсионерка, проработавшая в этой самой старой школе все сорок лет, сначала учителем начальных классов, а потом завучем. Она была одинока, как пень в поле. Её собственная внучка, светловолосая Лидочка, с которой она когда-то водилась, как с собственной дочкой, жила теперь в далёкой-далёкой Москве. Родители увезли её пять лет назад, и виделась бабушка с ней только по видеосвязи, да и то редко. Аня, с её двумя хвостиками и большими, серьёзными глазами, чем-то неуловимо напоминала ей ту девочку.
Как-то раз, встретив их возвращающихся из школы, Мария Степановна вышла на крыльцо.
— Ирочка, девочка моя, — сказала она маме, — ты совсем измучилась. А ты, Анечка, чего плачешь? Учёба не в радость?
Аня, застенчиво уткнувшись в мамину куртку, только пожала плечами.
— Да у нас, Мария Степановна, беда — велосипед украли, — с горькой прямотой ответила Ирина. — Теперь вот пешком таскаемся. Она устаёт, я понимаю, но что делать-то…
Бабушка внимательно посмотрела на Аню, потом на её мать.
— Знаете что, — сказала она твёрдо. — Водить её через день в эту школу смысла нет. Она выматывается, а толку — чуть. Я учитель, мне заняться нечем, скучаю по детям. Пусть ко мне ходит. После вашей работы. Час-другой. Помогу ей наверстать пропущенное, позанимаюсь русским да математикой. Бесплатно, конечно, — увидев, что Ирина хочет возразить, добавила она. — Мне самой от этого радость будет.
Так и порешили. Для Марии Степановны эти занятия стали глотком воздуха, возвращением к любимому делу, смыслом заполнить одинокие вечера. Для Ани — спасением. Оказалось, что в тишине бабушкиной комнаты, заваленной книгами и пахнущей пирогами и старыми страницами, учиться было гораздо интереснее, чем в шумном классе. Бабушка умела объяснять так, что сложное становилось простым. Она показывала старые диафильмы, читала вслух и рассказывала истории из жизни города, который знала как свои пять пальцев.
А со школой вышла отдельная история. Сначала Аня просто пропускала дни, когда мама не могла её отвести. Потом пропусков стало больше. Ирина Петровна переживала, ходила к директору, оправдывалась. И , когда она однажды пожаловалась Марии Степановне, та вдруг сказала: "Давай Анюту совсем заберем из школы? Есть такая форма обучения - семейная. Ребёнок прикреплён к школе, но занимается самостоятельно, а приходит только для сдачи аттестаций. Она девчонка умненькая, покладистая, мы справимся!"
Оформить всё оказалось проще простого. Директор старой школы, сама понимая все обстоятельства семьи, только вздохнула с облегчением — меньше проблем с непосещением. Так Аня официально стала учиться дома.
Это решение перевернуло их жизнь. У Ирины Петровны отпала необходимость в изматывающих переходах через весь город. У Ани появился чёткий, но гибкий график. Утром она сама садилась за учебники, а вечерами к ней приходила Мария Степановна, ставшая уже практически членом семьи. Они разбирали сложные темы, готовились к контрольным, которые Аня исправно писала раз в четверть в стенах школы.
Шли годы. Тихая и робкая второклассница превратилась в собранную, ответственную старшеклассницу. Домашнее обучение научило её главному — самоорганизации. Она сама составляла себе план, сама искала информацию. Городская библиотека, маленькая и пыльная, стала для неё вторым домом. Она перечитала там всё, что можно, и брала учебники за старшие классы, готовясь к выпускным экзаменам. Она четко знала, что хочет быть педагогом, как и Мария Степановна.
Мама с большим трудом, но все же накопила дочери на старенький компьютер. И теперь из окна той самой комнаты, из которой видна непроглядная тайга, в ночи горит огонёк не только лампы над учебниками, но и монитора, открывающего для Ани весь мир. А на столе у нее лежит открытка от Марии Степановны, подаренная накануне. На ней детским почерком, тем самым, которому бабушка когда-то учила первоклашек, выведено: «Не бойся. Ты знаешь всё. Ты — моя умница и моя гордость».
И Аня не боится. Потому что знает: какой бы сложной ни была дорога впереди, у неё есть свой прочный тыл — её маленький город, её мама и её бабушка, которые всем сердцем верят в неё. И этот тыл крепче любой стены.