В 22 года она потеряла маму, через год — отца, потом квартиру, которую купила в ипотеку, но не смогла за неё платить из-за небольшой зарплаты. Обрушившиеся несчастья привели девушку к психологу, который вытащил её из многолетнего цикла горя. Теперь она сама помогает преодолевать травмы тем, кто возвращается с полей специальной военной операции.
«Психолог должен опускаться на глубину травмы человека, особенно когда у него есть собственный опыт», — считает красноярский психолог Екатерина Черниговская.
Под святым покровительством
Татьяна ФИРСОВА, krsk.aif.ru: Екатерина, то, что вы пережили в юности, действительно стало для вас отправной точкой в выборе профессии?
Екатерина Черниговская: Именно так. Никогда не мечтала и не планировала стать психологом. У меня был многолетний цикл горя, я не успевала оправиться от одного события, как случалось другое. К тому времени я осталась одна, так как масштаба моих страданий не выдерживал никто из моего окружения.
Не понимала, почему это со мной произошло, ведь я порядочная и хорошая. Помню момент, когда искала, какому богу помолиться и у кого просить помощи.
Тогда попала к психологу Анастасии, которая вытащила меня из психологической ямы. Я решила выбрать эту профессию. Подумала, что мой колоссальный опыт утрат поможет моим будущим клиентам. Как волонтёр два года работала в Фонде помощи людям с онкологией «Огромное сердце».
Бога я нашла спустя три года после всех печальных событий. По материнской линии передавалась икона, как считала родня, Николая Угодника. Моя прабабушка говорила, что благодаря ей она пережила блокаду Ленинграда.
Я вспомнила про икону и поняла, что не знаю, где она. Начала молиться, чтобы семейная реликвия ко мне вернулась. В результате в родительском доме в Усть-Куте мои дядя и тётя нашли её в куче хлама и передали мне.
Оказалось, что на иконе изображён святой Феодосий Черниговский. Моя фамилия, как вы знаете, Черниговская. Совпадение? Нет. Промысел Божий. Тогда я поняла, что нахожусь под его покровительством.
Мина замедленного действия
— Полтора года назад вы организовали бесплатные открытые встречи для родных участников СВО. Почему решили этим заниматься?
— Сегодня необходимо, чтобы жёны, матери и сёстры военнослужащих, вернувшихся из зоны боевых действий, понимали, что происходит с их близкими людьми и как выстраивать с ними диалог.
Когда бойцы будут массово возвращаться с СВО в мирную жизнь, полученные ими психологические травмы станут поколенческими, то есть приведут и к травматизации их детей тоже. Близкие могут убедить бойцов: если они готовы пойти к психологу, это не означает, что они слабые или с ними что-то не так.
В феврале 2024 года я прошла специальную подготовку, чтобы работать с ПТСР, и поняла: нужно поднимать эту злободневную тему. При погружении в неё изучала примеры вьетнамской и афганской войны. Один из них меня очень сильно впечатлил. Участник войны в Афганистане из Новосибирска вернулся домой, устроился на хорошую работу, женился, два сына, начал строить дом. И спустя 12 лет, словно мина замедленного действия, у него проявился посттравматический синдром. Спусковым крючком стала игра в футбол с сыновьями. В памяти у мужчины всплыла картинка, когда советские солдаты зашли в дом мирных жителей и увидели расстрелянных детей. После этого он начал спиваться, потерял семью и работу. То есть человек не понимал, что это ПТСР.
Адреналиновая зависимость
— Каковы признаки посттравматического синдрома?
— Человека мучают кошмарные сны, он видит реалистичные картинки событий на передовой. Или слышит на улице какой-то знакомый запах, звук, который провоцирует воспоминания о событиях и возвращает его туда. Закрывается от родных, меньше с ними общается.
Нередко военнослужащие не могут справиться с эмоциями и начинают искать спасение в алкоголе, наркотиках, азартных играх, чтобы не чувствовать, не видеть, не слышать и хоть как-то забыть пережитое.
У меня был случай, когда женщина привела супруга, вернувшегося с СВО, с сильным ПТСР. Он очень тяжело переживал гибель своих однополчан. Мне удалось ему помочь.
Когда вижу, что после занятий лицо человека словно начинает сиять изнутри, затуманенный взгляд становится ясным, испытываю огромное удовлетворение.
— Как объяснить тот факт, что после ранения ветераны стремятся вернуться на передовую?
— Есть такое понятие, как адреналиновая зависимость. К ней относятся также прыжки с парашютом, альпинизм, дрифт на автомобилях и другие виды, связанные с риском для жизни. Поэтому не факт, что адреналиновая зависимость у бойца сформировалась в зоне СВО. Она могла быть у него и до этого. Хочу отметить, что не все военнослужащие возвращаются со спецоперации с ПТСР. Психика у всех разная.
— Нет сомнений, что психологическая помощь крайне важна бойцам, вернувшимся с передовой. Кто ещё должен помогать ветеранам СВО решать проблемы?
— Это должны быть организации, группы по интересам, где ветераны вместе занимаются спортом, ходят на пробежку, в баню, ездят на рыбалку. Такие динамические действия способствуют снятию напряжения. Важно, чтобы человек ощущал поддержку родных, друзей, общества в целом и не оставался один на один с воспоминаниями, чтобы близкие, особенно жёны, понимали, что происходит с их супругами и как выглядит ПТСР.
Считаю, что должна быть создана система психологической помощи и поддержки военнослужащих СВО. Может быть, стоит на законодательном уровне ввести для них обязательный курс психологической помощи. К слову, такой опыт психотерапии активно используется в МЧС.
Есть ли волшебная палочка?
— В работе с участниками СВО с ПТСР важна квалификация психолога?
— Без сомнения. Психологическая помощь не может сводиться к тому, чтобы покивать, поговорить или послушать. Психолог должен опускаться на глубину травмы человека.
Тем, кто приходит ко мне с посттравматическим стрессовым расстройством, говорю, что буду работать с ними, как хирург, и оперировать его психологическую «опухоль». Но основную работу по реабилитации человек должен делать сам. Психолог не отменит опыт, полученный на СВО, но может научить интегрировать его в жизнь. Важно, чтобы у человека было желание, иначе мы бессильны.
— Как помочь близким, потерявшим мужа, брата, отца, пережить горе? Есть волшебная палочка?
— Нет, волшебной палочки точно нет. Можно помочь облегчить этот процесс. Человеческая психика проживает горе от утраты в среднем от года до трёх лет. Если острая фаза, когда человек постоянно плачет, длится больше года, нужно обращаться к специалисту.
Процесс переживаний считается завершённым, когда от воспоминаний мы испытываем лёгкую грусть, а не боль, от которой хочется выть.
— Наткнулась в интернете на ИИ-психолога, который заявляет, что знает больше, чем живой специалист. Можно доверять искусственному интеллекту или это банальное зарабатывание денег?
— Учёные много лет пытаются понять, за счёт чего происходит целительный эффект в кабинете психолога, и до сих пор не могут ответить на этот вопрос. Но они доказали, что он наступает в определённый момент, когда два человека смотрят друг на друга, когда один может взять другого за руку, обнять, рассказать о своём опыте. Поэтому человеческое общение не заменит никакой искусственный интеллект.