В начале 1950-х годов в эмигрантских кругах разнеслась сенсация – найден древний славянский текст, который не только старше «Слова о полку Игореве», но старше всех известных древнерусских текстов!
Его будто бы начертали на деревянных дощечках волхвы, хранители дохристианской мудрости. В их строках – следы забытой веры, героических походов и древнего славянского языка, «чистого» и неискаженного. Так родилась легенда о «Велесовой книге», о «священном» писании языческих славян, которое вот-вот должно было вернуть народу утраченную историю.
Но за красивой историей скрывалась одна из самых изобретательных фальсификаций XX века.
Создатели мифа
История «Велесовой книги» начиналась не с археологов и не в архивах, а в кругу русской эмиграции. Ее «открыватель» – Юрий Миролюбов, инженер-химик, публицист-любитель и неисправимый романтик прошлого.
После долгих скитаний по Египту, Африке, Индии и Европе он осел в Бельгии, где увлекся поисками «истоков русской духовности». Миролюбов уверял, что еще в 1920-х годах видел и переписывал загадочные деревянные дощечки с древнерусскими надписями – некий летописный свод дохристианской Руси.
Но миру эта «находка» стала известна лишь 30 лет спустя – благодаря Алексею Куренкову, редактору любительского журнала «Жар-птица». Куренков тоже был белоэмигрантом. В США он окончил Колледж божественной метафизики, где получил степень доктора психологии. Куренков увлекался мистикой, оккультизмом и «тайными знаниями Востока». Именно он опубликовал тексты Миролюбова и объявил их сенсацией – открытием древней письменности славян, которая якобы предшествовала кириллице. Так на свет появился миф, проживший куда дольше своих создателей.
Откуда взялись эти загадочные таблички?
По рассказу Миролюбова, всё началось в 1919 году, во время Гражданской войны. Тогда полковник белой армии Федор Изенбек, художник по профессии, будто бы наткнулся в одной разоренной помещичьей усадьбе на древние деревянные дощечки с неизвестными письменами. Он приказал своему денщику собрать их в мешок и с тех пор возил их с собой. Когда он эмигрировал, то увез эти древние таблички из России.
Уже в эмиграции, в 1925 году, судьба свела Изенбека и Миролюбова. Миролюбов, мечтавший написать поэму о древней Руси, пожаловался на отсутствие исторического материала и тогда Изенбек указал на мешок с досками, лежавший на полу. «В нем, – вспоминал Миролюбов, – я нашел дощечки, связанные ремнем, продетым через отверстия». По его словам, они были размером около 38 на 22 сантиметра и толщиной около 0,5 см.
С тех пор, утверждал Миролюбов, он на протяжении 15 лет переписывал текст с этих дощечек. Изенбек не позволял выносить их из своей мастерской, где работал над росписью тканей. Миролюбов мог работать лишь под его присмотром. С его слов, он пытался склеивать поврежденные доски, выравнивать трещины, с трудом разбирал полустертые знаки и постепенно «восстанавливал» смысл.
После смерти Изенбека в 1941 году следы дощечек исчезли.
Почему Миролюбов столько лет молчал?
Если верить рассказам Миролюбова, он начал переписывать тексты с дощечек уже в 1920-х годах, но ни одна публикация о них не появлялась вплоть до 1953 года. Сам Миролюбов объяснял это «неверием современников» и тем, что не находил издателя, готового напечатать столь необычную находку.
Однако факты говорят о другом. В своих довоенных и первых послевоенных сочинениях он свободно рассуждал о «древней вере славян» и о дохристианских традициях, но о самих дощечках не упомянул ни разу. Более того, он жаловался, что ему не на что опереться – что у него нет никаких источников, кроме нескольких воспоминаний старушек. Лишь после войны, оказавшись в трудном жизненном положении и нуждаясь в признании, Миролюбов «вспомнил» о своем сенсационном источнике и представил миру «тексты, спасенные от забвения».
Публикация в «Жар-птице»
В ноябрьском номере 1953 года журнал «Жар-птица» объявил сенсацию: «Отыскались в Европе древние деревянные дощьки V века с ценнейшими на них историческими письменами о древней Руси».
Куренков уверял, что редакция получила из Бельгии фотографии нескольких дощечек. Миролюбов, выступивший автором публикации, сопровождал ее пространным вступлением о «великом открытии», которое должно было вернуть славянам их забытое прошлое.
Но обещанные снимки так и не были представлены. В действительности журнал опубликовал только одну фотографию – мутное изображение, на котором невозможно было различить ни фактуры дерева, ни других отличительных признаков.
Позднейшая экспертиза показала, что это вовсе не доска, а рисунок, выполненный на бумаге. Несмотря на это, «Жар-птица» продолжила публиковать отрывки из «Дощек Изенбека» в пересказе Миролюбова, подавая их как подлинные фрагменты древней летописи.
Так эта фальсификация получила свое первое публичное воплощение – под видом научного открытия, не имеющего ни одного вещественного доказательства.
Первые сомнения
Эмигрантская пресса встретила публикацию Миролюбова по-разному. В кругах русских ученых не было ни одного специалиста, готового признать подлинность «дощечек».
Уже в 1954 году историки и филологи обратили внимание на странности текста: смесь церковнославянских и современных оборотов, грамматические ошибки и несуществующие формы слов. Стиль «летописи» слишком напоминал литературные подражания XIX века, а не язык древнерусских памятников. Не меньше вопросов вызвало и то, что никто, кроме самого Миролюбова, этих дощечек никогда не видел.
Сомнения росли, но Миролюбов и Куренков продолжали настаивать на своем. Они утверждали, что фотографии утеряны, а оригиналы погибли во время войны.
Первые сторонники
Для части эмигрантов история удивительной находки «Велесовой книги» стала утешительным мифом о древнем и самобытном происхождении Руси, способным примирить изгнанников с потерянной родиной.
Одним из главных популяризаторов «Велесовой книги» стал эмигрант Сергей Парамонов, публиковавшийся под псевдонимом Лесной. Вообще-то он был энтомологом, специализировался на систематике двукрылых. Но он очень увлекался историей и опубликовал ряд популярных книг о Древней Руси.
Специалисты находили его работы дилетантскими, но это его ничуть не смущало. Лесной не только посвятил «Велесовой книге» несколько трудов, но и в 1960 году направил в Советский славянский комитет фотографию одной из предполагаемых «дощечек», надеясь на признание древности памятника.
Однако проведенная экспертиза показала, что изображение представляет собой не снимок с деревянной таблички, а рисунок на бумаге, а сам текст содержит языковые формы разных эпох, что исключает его подлинность. Лесной отверг выводы экспертов, заявив, что они «не знают языка», однако его возражения не убедили научное сообщество.
Второе дыхание после распада СССР
После распада Советского Союза интерес к «Велесовой книге» неожиданно возрос. Текст стал активно тиражироваться в России – сначала в любительских самиздатовских изданиях, затем в популярных книгах о древней истории славян. Его воспринимали как «утерянное свидетельство» дохристианской Руси, иногда даже приписывая книге пророческий или мистический характер.
Многие авторы, не имея доступа к оригинальным документам, ссылались на публикации Миролюбова и Лесного, часто не делая различия между переписанным текстом, фотографией сомнительного качества и вольными пересказами содержания табличек.
В результате миф о «Велесовой книге» проник в широкую публику: она обсуждалась в журналах, на форумах, на лекциях по истории и оккультизму, становясь символом «древнего славянского знания».
Научная критика и опровержения
Фактически научной дискуссии вокруг «Велесовой книги» не ведется. Специалисты сразу узнают в тексте подделку и, за редкими исключениями, не считают нужным подробно ее анализировать или даже упоминать в своих работах.
Подробный разбор «Велесовой книги» сделал крупнейший специалист по древнерусской литературе Олег Викторович Творогов. Он подчеркнул, что ее текст сочетает разновременные языковые факты, которые не могли сосуществовать в каком-либо реальном славянском языке. Также он выявил грамматические и морфологические аномалии, которые исключают возможность подлинности текста.
Критический анализ «Велесовой книги» проводил выдающийся славист Андрей Анатольевич Зализняк. Он указал на то, что в «Велесовой книге» соседствуют черты разных славянских языков, приправленные выдуманными окончаниями и случайными формами.
«Такой язык никогда не существовал. Он не соответствует ни одной стадии развития славянских языков», – писал Зализняк.
Ошибки, которые допускает автор, невозможно объяснить «устной традицией» или «неправильной передачей». Это ошибки человека XX века, плохо представлявшего себе, как выглядела реальная древнеславянская грамматика.
Как фальсификация стала «священной»
В 1990-е годы, когда в России вспыхнул интерес к неоязычеству и альтернативной истории, «Велесова книга» пережила второе рождение. Ее издавали массовыми тиражами, цитировали в телепередачах, на нее ссылались участники неоязыческих объединений. Научные опровержения при этом почти никто не читал.
Почему миф жив до сих пор? «Велесова книга» продолжает привлекать внимание как символ «утраченного знания» и тайны древней Руси. Ее популярность подпитывается сочетанием жажды связи с прошлым, романтической идеи о дохристианской мудрости и увлечения загадочными, запретными текстами. Кроме того, это зеркало идеологий – сначала эмигрантской тоски, потом постсоветского поиска идентичности.
«Велесова книга» – яркий пример того, как миф может жить независимо от фактов. Ее судьба напоминает, что желание верить в загадочное и необычное часто сильнее строгой науки, и что легенды могут существовать параллельно с исторической правдой, подпитывая воображение огромного количества людей.