В тот осенний вечер Виктория задержалась в офисе допоздна. Последние лучи солнца давно погасли за стеклянным фасадом бизнес-центра, и только монитор отбрасывал холодный свет на ее усталое лицо.
Они поужинали в почти полном молчании. Воздух на кухне был густым и тягучим, как сироп.
Виктория Орлова, 36 лет, главный бухгалтер транспортной компании «Вектор». Разведена. Ее жизнь напоминала идеально составленный отчет, где каждой цифре было свое место, но не было ни одной строки, отведенной под радость.
— А почему посуда не вымыта? — укоризненно спросила она, снимая пальто. — Сейчас вымою.
Алиса Орлова, 15 лет, дочь Виктории, оторвалась от книги. — Я не успела. Дедушка попросил почитать вслух.
— Уроки сделала? Лекарство деду дала?
— Да.
— А капли для глаз?
— Ой! Забыла.
— Я так и знала, — вздохнула Виктория, принимаясь за раковину.
— Мам, — оживилась Алиса, — у соседки кошка окотилась! Такие крошечные, пушистые комочки! Я всегда мечтала о котенке.
— Только животного еще не хватало в нашем доме, — сквозь шум воды бросила Виктория. — Лишние хлопоты, грязь.
— Я буду заботиться о нем сама! Честно!
— Да о себе-то ты не можешь как следует позаботиться, не то что о живом существе. Ой, вот, из-за тебя сбилась со счета. Другого времени не нашла, чтобы о кошках поговорить?
— А у тебя на меня никогда нет времени! — вспыхнула Алиса. — Уже неделю обещаешь позаниматься со мной историей!
— Прости, я очень устала. Кручусь как белка в колесе: дом, работа... У других матери тоже работают, но находят же время на детей! А ты: «уроки сделала», «лекарства дала», «посуду помыла». Тебя вообще не волнует, что у меня на душе?
— Давай только без этого, — передразнила ее Алиса. — «На душе, на сердце»... Неудивительно, что папа ушел от тебя. Ты как черепаха, спряталась под панцирем, ничего не видишь, не чувствуешь и никого не любишь по-настоящему!
— Что ты себе позволяешь?! — голос Виктории задрожал от гнева и боли. — Кто тебе дал право меня судить? Совсем распустилась!
Отношения с дочерью, никогда не бывшие безоблачными, теперь окончательно зашли в тупик. Каждый день — упреки, слезы, колкие слова, ранящие сильнее ножа.
На следующий день, за чашкой кофе с лучшей подругой Ириной, Виктория пыталась найти оправдание.
— Мои отношения с Алисой никогда не были идеальными, а сейчас испортились совсем. Каждый день упреки, слезы, оскорбления.
— А ты считаешь, ее упреки совсем уж необоснованны? — осторожно спросила Ирина.
— Я же о ней забочусь! И телефон последней модели, и ноутбук, и одевается она не хуже одноклассниц.
— Но телефон и ноутбук — это вещи, Вика. Они не заменят живого общения с самым близким человеком. Скажи честно, тебе самой в ее возрасте не хотелось с кем-то поговорить по-настоящему, искренне, чтобы тебя услышали?
— Еще как хотелось, — тихо призналась Виктория, глядя в окно. — Когда мне было лет десять, я случайно узнала, что родители меня удочерили. Но заговорить с ними об этом я так и не решилась. Отец сказал мне правду только полгода назад, после смерти мамы и своего инсульта.
***
В гостиной Аркадий Петрович, 63 года, отец Виктории, вдовец, перебирал шахматные фигуры.
— Пап, давай я тебе лекарство принесу, — предложила Виктория.
— Погоди, дочка. Посиди со мной. Я давно хотел тебе кое-что сказать, но все не решался. А после того, что со мной случилось, понял: откладывать нельзя. В любой момент может стать слишком поздно.
— Папа, все будет хорошо, не волнуйся.
— Нет, подожди, не перебивай. Я и так волнуюсь. — Он глубоко вздохнул. — Вообще-то, я был против, чтобы ты узнала, но твоя мама настаивала. Она говорила, что ты имеешь право знать правду.
— Ну, говори уж, — сжалась Виктория.
— Твоя мама не могла иметь детей... и мы тебя удочерили.
— Я... я знаю.
Аркадий Петрович остолбенел. — Знаешь? Откуда? Мама тебе сказала?
— Нет. Я просто случайно подслушала ваш разговор. Мне было десять лет, а вы думали, что я сплю.
— И ты молчала все эти годы? — прошептал он.
— Просто я не знала, как об этом заговорить. Я думала, может, когда вас не станет, ты хотел сказать, чтобы я нашла свою настоящую мать?
— Папа, вы с мамой — мои единственные и настоящие родители. Других мне не нужно.
Вечером, снова разговаривая с Ириной, Виктория пыталась все обесценить.
— Родители действительно очень любили меня, и я люблю свою дочь. А все эти слова, разговоры — это все пустое.
— Дело не просто в словах, — мягко, но настойчиво сказала Ирина. — Ты не отважилась поделиться с родителями тем, что тебя волновало, и носила это в себе много лет. Неужели ты хочешь, чтобы Алиса пережила нечто подобное?
— Нет, конечно, но в ее жизни не было ничего похожего!
— А развод? Ты знаешь, как она его пережила на самом деле?
— Ну, Алисе было всего двенадцать, она мало что понимала.
— Именно в этом возрасте дети острее всего реагируют на все проблемы в семье. Теперь твоя дочь повзрослела. Возможно, она хочет поговорить с тобой об этом, а ты ее отталкиваешь. Так можно совсем потерять связь. Очень важно, чтобы ты нашла для Алисы не только время, но и нужные, правильные слова.
***
Найти сиделку для отца оказалось непросто. И вот, разговорившись с соседкой, Виктория узнала о Елене Аркадьевне Беловой, 56 лет, медсестре с огромным стажем, оставшейся одной после смерти мужа.
— Я уже договаривалась с одной семьей, но у них планы изменились, — объяснила Елена Аркадьевна, скромно одетая женщина с умными, добрыми глазами.
— Понятно. Спасибо, если что-то узнаю, обязательно позвоню, — пообещала Виктория.
Поговорив с соседкой и убедившись в безупречных рекомендациях Елены Аркадьевны, Виктория предложила ей работу.
— Пап, познакомься, это Елена Аркадьевна. Очень опытная медсестра, будет помогать тебе.
— О, нестандартная ситуация! — улыбнулся Аркадий Петрович. — Обычно это я ухаживал за женщинами.
— Ну, если вы будете себя хорошо вести и вовремя принимать лекарства, — парировала Елена Аркадьевна с легкой улыбкой, — то у вас еще появится такая возможность. Люблю людей с чувством юмора.
— Когда-то я неплохо играл в шахматы.
— Ну, тогда мы точно поладим.
Очарованы ею были все. Даже Алиса, которая теперь с удовольствием помогала по хозяйству.
— Мам, попробуй борщ! Елена Аркадьевна научила меня его варить, а еще мы пирожки с капустой лепили!
— Вот как, — удивилась Виктория. — Ура, получилось! Елена Аркадьевна, вы волшебница!
— Я-то тут при чем? Это ты их лепила, Алисонька. У меня всегда руки из того места растут для теста.
— Я так мечтала о бабушке, чтобы с ней вместе пирожки печь, — призналась девочка.
Однажды вечером, разбирая документы для оплаты услуг сиделки, Виктория наткнулась на копию паспорта. Фамилия — Белова. Она вздохнула с облегчением, но что-то заставило ее поделиться этим с отцом.
— Знаешь, у нее даже фамилия какая-то... простая. Белова.
— Как ты сказала? — Аркадий Петрович насторожился.
— Белова. А что?
— Закрой, пожалуйста, дверь.
Когда дверь закрылась, он сказал тихо: — Ты что-то знаешь о ней?
— Вы были знакомы?
— Нет. Присядь. Когда мы с твоей матерью были в Доме малютки... мы смотрели детей. Из роддома привезли девочку. Это была ты. В сопроводительных документах было указано имя матери: Белова Елена Аркадьевна, 1956 года рождения.
Сердце Виктории упало. — Ты хочешь сказать, что она... моя родная мать?
— Все сходится. Фамилия, имя, отчество, год рождения. Слишком много совпадений.
Теперь Виктория была уверена: эта женщина не случайно появилась в их доме.
— А разве не ты сама ее пригласила? — не понимала Ирина во время их очередного разговора.
— Сама! Но это была ловушка! Она все подстроила, специально нашла меня и втирается в доверие! Понятное дело, возраст, заболеть может, уход понадобится. Она приворожила отца, Алиса в ней души не чает... А я? Я ей как кость в горле!
— Неудивительно. Ты ведь не любишь душевных разговоров. Вот она и нашла собеседницу. И если бы только ее... Алиса скрыла от тебя, что приехал ее отец.
— Берет пример с меня. Я ведь тоже все скрываю и ношу в себе.
— А кто виноват, что я стала такой? — взорвалась Виктория. — Та женщина выбросила меня из своей жизни как ненужную вещь! А муж предал!
— Ты постоянно ищешь повод, чтобы пожалеть себя, — жестко сказала Ирина. — Но ты же не знаешь, почему Елена Аркадьевна тогда приняла такое решение. Ты не знаешь, как жил все эти годы твой муж. Может, они не так уж и виноваты перед тобой.
Не в силах больше терпеть, Виктория решилась на разговор.
— Елена Аркадьевна, я хочу с вами поговорить. Начистоту.
— Что-то не так? — женщина встревожилась.
— Я все знаю о вас. Отец мне все рассказал.
— О чем вы, Виктория? Я не понимаю.
— Я знаю, что вы... моя мать.
Наступила тяжелая пауза.
— Я? — Елена Аркадьевна выглядела совершенно ошеломленной. — Почему вы так решили?
— Папа сказал, что видел документы в Доме малютки. Там были данные матери: Белова Елена Аркадьевна, 1956 года рождения. Все сходится.
Елена Аркадьевна медленно покачала головой, и в ее глазах блеснули слезы. — А я и не знала, что вы не родная дочь Аркадию Петровичу... Виктория, у меня только одна дочь. И другой не было. Моя девичья фамилия — Светлова. Это я по мужу Белова. А замуж я вышла в 1979 году.
Виктория почувствовала, как почва уходит из-под ног. Стыд и облегчение смешались в одно целое.
— А я-то думала... простите меня.
— Простите меня, — тихо сказала Елена Аркадьевна. — Я никак не могла решиться на один разговор. Не люблю я, да и не умею говорить о таких вещах.
— Да, я заметила, вы все в себе держите. Так нельзя. Вам бы еще и с дочкой поговорить.
— Я знаю. Теперь... теперь решусь.
Позже, объясняя все отцу, Виктория была спокойнее.
— Пап, я поговорила с Еленой Аркадьевной. Она не моя мама. Тридцать шесть лет назад у нее была совсем другая фамилия.
— Ну вот, а ты так намучилась. Это я во всем виноват. Не надо было тебе рассказывать про ту Белову.
— Не переживай, папочка. Главное, что мне удалось вылезти из своей раковины и задать прямой вопрос. Если хочешь, я могу поднять все свои старые связи и мы найдем ту... Белову.
— Нет, пап, не надо, — твердо сказала Виктория.
На следующий день она во всем призналась Алисе.
— Ну ты даешь, мам! — воскликнула та. — Я бы на твоем месте все сразу выяснила!
— Видимо, у меня есть чему у тебя поучиться, — улыбнулась Виктория.
— А я ненавижу тайны! Обо всем сразу в лоб спрашиваю. Вот у папы, например...
— Я знаю, что вы общаетесь.
— Мам... Он вернулся сюда ради нас.
— Ради тебя?
— Нет, ради нас. Он тебя очень любит, мам. У него была другая женщина, но он очень быстро понял, что не любит ее. Он не мог ее бросить, потому что она была беременна, но ребенка потеряла. Тогда они расстались. У папы больше никого нет. Только мы с тобой.
Вдруг Виктория спросила: — Слушай, а как там у нашей соседки с котятами? Уже всех раздала?
— Всех.
— Может, тогда на рынок сходим, посмотрим тебе котенка?
— Мам, ты серьезно? Тогда, если ты не против, давай возьмем котенка из подвала. Его кто-то вчера туда подкинул, я его уже покормила сегодня утром.
— Подкидыш, значит? Ну ладно, давай тогда пойдем прямо сейчас, пока ты не передумала.
— Ой, я совсем забыла! Мы же с папой договорились встретиться! — Алиса выглянула в окно. — Он уже ждет внизу. Ты давно ждешь? Прости, а мы в подвал идем за котенком. Хотим его к себе взять.
Из окна Виктория увидела знакомую фигуру. Сердце сжалось. Андрей поднял на нее взгляд и сделал нерешительный шаг назад.
— Понятно. Ну, может, в следующий раз, — крикнул он и повернулся, чтобы уйти.
— Постой! — неожиданно для себя крикнула Виктория. — Не уходи. Нам может твоя помощь понадобиться.
— Да, пап, иди с нами! — поддержала Алиса.
Андрей обернулся. На его лице появилась робкая улыбка. — Хорошо. С удовольствием.
Если бы вы знали, как я мечтала пойти однажды с вами вот так вместе за котенком, — прошептала Алиса, беря родителей за руки.
Страх проявлять свои чувства — это клетка, которую человек строит вокруг себя сам. Он не только мешает общаться с другими, но и отравляет жизнь всей семьи. Героиня этой истории, Виктория, считала, что для дочери достаточно лишь сытого желудка и модного гаджета. А ласка, сопереживание, понимание — это все сентиментальные глупости. Но на самом деле Виктория не была сухарем. Просто однажды в детстве, случайно став обладательницей страшной тайны, она не смогла обсудить ее с самыми близкими людьми. И этот несделанный шаг, невысказанное слово на годы стали ее тюремщиками. Но отчаянное желание дочери быть услышанной помогло и ей самой понять самое себя. И этот прорыв сквозь панцирь страха и обид сделал ее по-настоящему свободной и открытой для любви.