«Мечтаю о липосакции и хочу отрезать всё лишнее», — рассказала Гузеева правду о внешности.
Знаете, что меня всегда цепляло в Ларисе Гузеевой? Честность. Причём такая, от которой становится неловко — за неё, за нас, за всех, кто пытается убежать от собственного возраста.
Недавно она выдала в интервью фразу, от которой я долго не могла отделаться: «Безбожно себя фотошоплю». И вот это «безбожно» — оно про всё сразу. Про то, как мы живём в эпоху, где реальное лицо стало чем-то неприличным, что нужно прятать за фильтрами и цифровыми масками.
От Огудаловой до экрана смартфона
Лариса Андреевна Гузеева родилась 23 мая 1959 года в селе Буртинском Оренбургской области. Та самая девчонка из провинции, которая окончила Ленинградский институт театра, музыки и кинематографии и в 1984-м году взорвала экраны ролью Ларисы Огудаловой в «Жестоком романсе» Рязанова.
Тогда она была идеальна — яркая, темноволосая, с контрастными бровями и пронзительными голубыми глазами. Правда, уже тогда это была не совсем природная красота, но об этом позже.
После громкой роли была карьера в кино, театре на «Ленфильме», звание заслуженной артистки России в 1994 году. А потом случилось телевидение. Сначала программа «Я — мама» на ТВЦ с 2001 по 2005 год, а в 2008-м — легендарное «Давай поженимся!» на Первом канале.
Её сначала «умоляли» согласиться, она «кобенилась», думала: «Зачем мне какие-то «женилки»». Но согласилась. И стала лицом проекта на семнадцать лет, получила «ТЭФИ» за лучшую ведущую ток-шоу.
Секрет, который не секрет
А теперь о том, о чём не очень принято — о манипуляциях с собственным лицом. Гузеева как-то раскрыла карты: от природы она практически бесцветная. Нет ни тёмных бровей, ни выразительных волос.
Всю жизнь красилась, чтобы на контрасте были видны те самые голубые глаза, чёрные брови и волосы, которыми мы все привыкли её помнить.
Когда попробовала появиться в естественном виде, поклонники сравнили её с Бабой Ягой. Представьте себе, каково это — услышать такое о себе в 66 лет. Хотя, честно говоря, в любом возрасте приятного мало.
И вот тут начинается самое интересное. Актриса открыто говорит: не принимает своё отражение в зеркале. Не видит «ничего благородного и милого в собственном старении». Поэтому фотошопит — «безбожно».
Выкладывает в соцсети одно, а в жизни выглядит совсем иначе. И знаете, что поражает? Не то, что она это делает. А то, что признаётся в этом. В мире, где все делают вид, что проснулись вот такими красивыми, это почти подвиг.
Хочу резать, но боюсь
О пластике Гузеева говорит с какой-то обречённостью. «Надо резать», «хочу отрезать всё лишнее», мечтает о липосакции. Борется с лишним весом уже лет тридцать — безуспешно.
Садится на диеты перед съёмками, срывается. Пользуется массажёром для лица ежедневно по 5-7 минут, понимая, что это, по её словам, не решит проблему кардинально. Но до операционной так и не доходит.
Причины? Отпуск всего 10-11 дней — на восстановление не хватит. И ещё один вопрос, который она себе задаёт: «А кого удивлять?». Вот это, по-моему, ключевое. Женщина в 66 лет вдруг понимает, что делать всё это... для кого? Для молодого любовника, которого у неё нет и не планируется? Для поклонников, которые всё равно скажут, что «изуродовалась пластикой»? Для себя — но если она себя не принимает, поможет ли скальпель?
Пластический хирург Мадина Байрамукова, кстати, считает, что Гузеева всё-таки делала подтяжку лица и блефаропластику. Но «набегами красоты», не систематически. Отсюда резкие перепады: то моложе выглядит, то на свой возраст. То есть даже если она и ложилась под нож, это не принесло ей ни душевного спокойствия, ни стабильного результата, ни принятия себя.
Зеркало с фильтром
Мне кажется, история Гузеевой — это зеркало для целого поколения женщин. Тех, кто застал времена, когда стареть было нормально, и тех, кто теперь живёт в эпоху, где морщина на лице приравнивается к личной неудаче.
Фотошоп, фильтры, инъекции, подтяжки — всё это стало не выбором, а почти обязанностью. Не сделал — значит, запустил себя. Сделал — значит, не принял естественную красоту. Замкнутый круг, из которого нет выхода.
Гузеева хотя бы честная в своей растерянности. Она не разыгрывает спектакль под названием «Я прекрасна в любом возрасте» и не демонстрирует «естественную красоту», пропущенную через три слоя цифровой обработки.
Она говорит прямо: мне не нравится, как я выгляжу, я себя переделываю на фотографиях, я думаю о пластике, но боюсь и не понимаю, зачем. Это не героизм и не слабость. Это просто правда, которую большинство предпочитает не произносить вслух.
И вот сидишь и думаешь: а что, если бы все так же честно? Если бы перестали делать вид, что в 66 можно выглядеть на 40 без последствий? Что фотошоп — это «чуть-чуть света добавила», а не тотальная перерисовка лица? Может, тогда стало бы легче просто жить, а не существовать в режиме вечной недовольства собственным отражением.