Монастырь Святого Молчания возвышался на краю обрыва, подобно каменному стражу, обречённому вечно взирать в бездонную пропасть. Серые стены, пронизанные узкими бойницами-окнами, окутывала тишина — такая густая и тяжёлая, что она, казалось, сжимала барабанные перепонки, словно тиски.
Микаэль сидел в своей келье, глядя на голые каменные стены, и чувствовал, как безумие подкрадывается к нему, словно крыса в темноте.
Прошла неделя с тех пор, как по воле отца его доставили сюда. Неделя строгих постов и бесконечного, невыносимого молчания. Это было самое изощрённое наказание. Монахи здесь общались лишь жестами, и Микаэль чувствовал, как его разум, лишённый звука человеческого голоса, начинает пожирать сам себя изнутри.
— Это не жизнь, — прошептал он в пустоту кельи, и его собственный голос прозвучал чужим. — Это могила для живых!
На деревянном столе лежал единственный лист пергамента и перо — монахи разрешили ему писать раз в неделю. Микаэль долго смотрел на чистый лист, затем макнул перо в чернила. Его рука дрожала — не от страха, а от ярости, которую он едва сдерживал.
«Мэрэлен,
Пишу тебе из места, которое хуже ада. Здесь нет огня, нет мучений — только бесконечная тишина и серые стены. Отец заточил меня в монастыре, и я не знаю, на сколько. Может, на годы. Может, навсегда.
Я сожалею обо всём. О том, что соперничал с Дайманом за твоё внимание, о том, что ползал через канализацию, как крыса, лишь бы увидеть тебя. О том, что не смог защитить тебя от отца и его планов. Я был эгоистом, думал только о том, как завоевать твоё сердце, не спросив, чего хочешь ты.
Прости меня. Я больше никогда тебя не увижу. Эта мысль убивает меня медленнее, чем эта тишина, но так же верно.
Если можешь — помоги. Я знаю, у тебя есть связи, влияние. Эсмеральда уважает тебя. Может быть, она сможет замолвить слово перед отцом. Я хочу вернуться. Хочу доказать тебе, что достоин твоей любви.
Умоляю. Не дай мне сгнить здесь.
Твой несчастный,
Микаэль»
Он запечатал письмо дрожащими руками, капнув воском на сгиб. Печать легла криво — руки не слушались. Микаэль передал письмо монаху, который молча кивнул и исчез в коридоре.
Три дня Микаэль ждал ответа. Три бесконечных дня, в течение которых он почти не спал, вслушиваясь в каждый шорох за дверью. Он представлял, как Мэрэлен читает его письмо, как её зелёные глаза наполняются слезами, как она бежит к Эсмеральде, умоляя помочь...
Когда монах наконец принёс ответ, Микаэль выхватил письмо из его рук с такой силой, что едва не порвал пергамент. Пальцы дрожали, когда он ломал печать.
«Микаэль,
Мне жаль, что ты оказался в таком положении. Правда. Но помочь я не могу и не буду.
Ты и Дайман — вы оба разочаровали меня. Вы ползали в грязи, дрались, как уличные псы, и думали, что я буду восхищаться этим? Я хочу мужчину, который станет правителем мира. Сильного, решительного. А не жалкого неудачника, запертого в монастыре, или изгнанника, сосланного в легион.
Вы оба показали мне, что вы — дети, играющие в войну. Вы боролись за меня, как за игрушку, но ни один из вас не спросил, чего хочу я. Ни один не попытался понять меня.
Не пиши мне больше. Я ищу того, кто достоин меня. А вы с братом — вы просто две стороны одной медали. Одинаково эгоистичные, одинаково слепые.
Прощай,
Мэрэлен»
Микаэль медленно опустил письмо. Руки его дрожали — не от горя, а от ярости, холодной и острой, как лезвие ножа. Он перечитал последние строки снова и снова, пока слова не впечатались в его мозг огненными буквами.
— Неудачник? — прошептал он, и голос его был тих, опасен. — Правитель мира? Дети?
Он встал так резко, что стул опрокинулся с грохотом. Микаэль подошёл к узкому окну и посмотрел вниз. Внизу, далеко-далеко, за морем и горами, расстилались земли Алетрана — бескрайние леса, поля, города. Всё это принадлежало его отцу. Всевышнему.
— Если ты хочешь правителя мира, милая Мэрэлен, — прошептал Микаэль, и в его глазах загорелся опасный огонь, — то я им стану. Я докажу тебе, что я не неудачник. Я завоюю не просто твоё сердце — я завоюю весь проклятый Алетран. И ты будешь моей.
Он вернулся к столу, достал новый лист пергамента и начал писать. Теперь его рука была твёрдой, уверенной. План формировался в его голове с кристальной ясностью. Если Мэрэлен хочет правителя — она его получит. И тогда посмотрим, кто из них неудачник.
* * *
В легионе на северной границе Дайман точил меч. Снова и снова, пока искры не летели в темноте казармы. Ритмичный скрежет металла о точильный камень действовал на нервы окружающим, но никто не осмеливался сказать ему об этом.
Казармы были холодными, сырыми, пахли потом, кожей и дешёвым элем. Вокруг храпели солдаты — простые воины, которые смотрели на него с любопытством и недоверием.
— Эй, принц, — окликнул его один из солдат, грубый детина с шрамом через всё лицо. Рик. Он поднял кружку с элем, расплескав половину на пол. — Слышь, когда твой папаша за тобой приедет? Или ты теперь насовсем с нами?
Несколько солдат захихикали, толкая друг друга локтями. Один, совсем молодой, с прыщавым лицом, подхватил:
— Может, он вообще про тебя забыл! Типа, был у меня сын, да сплыл куда-то...
Хохот стал громче. Дайман не поднял головы, продолжая точить меч. Скрежет стал громче, злее, искры полетели ярче.
— Рик, дружище, — протянул он почти ласково, не отрываясь от клинка, — у меня к тебе деловое предложение. Заткнись прямо сейчас, или я проверю остроту этого красавца на твоей жирной шее. Звучит справедливо?
— Ой-ой-ой, — Рик поднялся со своей койки, пошатываясь, расплескивая эль. — Испугался я! Принц угрожает! А то что сделаешь? Побежишь жаловаться папочке? — Он театрально всхлипнул.
Солдаты захохотали ещё громче, кто-то даже захлопал. Дайман медленно, очень медленно поднял голову. Его голубые глаза были холодными, как лёд на северных озёрах, и в них плясали отблески факелов — хищные, опасные.
— Знаешь, Рик, — сказал он тихо, почти нежно, и улыбка на его губах была острой, как бритва, — я тут подумал. Представь такую картину: ты просыпаешься завтра утром. Вернее, пытаешься проснуться. Но что-то не так. Твоя башка лежит в углу, а твоё тело всё ещё храпит на койке. Красиво, правда? Почти поэтично. — Он наклонил голову, изучая солдата, как интересный экспонат. — Так что выбирай прямо сейчас, дружок. Заткнуться и дожить до утра, или продолжать веселить публику. Я весь во внимании.
Смех стих мгновенно, словно его обрезали ножом. Рик сглотнул, и кадык дёрнулся на его толстой шее.
— Я... я просто... это шутка была, принц, — пробормотал Рик, пятясь к своей койке. — Не со зла. Правда. Мы тут все... того... от скуки...
— Тогда заткнись и спи, — холодно бросил Дайман и вернулся к мечу. — И молись, чтобы я забыл твою рожу к утру.
Дайман усмехнулся и вернулся к точильному камню. Но внутри него кипела ярость — горячая, удушающая, как расплавленный металл. Отец унизил его. Выбросил, как надоевшую игрушку. Отправил сюда, в эту вонючую дыру, к этим недоумкам, словно он — никто. Словно все годы тренировок, все усилия, вся кровь и пот ничего не значили.
И всё из-за чего? Из-за Мэрэлен. Из-за того, что он посмел полюбить девушку, которую отец считал недостойной. Сироту. Воспитанницу Эсмеральды.
«Ну что ж, папочка, — мрачно подумал Дайман, проводя клинком по камню с особым нажимом, — посмотрим, кто окажется недостойным, когда я вернусь. И я вернусь. Обещаю».
Когда в казарму вошёл гонец — молодой паренёк в потрёпанном плаще, с перепуганными глазами, — Дайман едва удержался от того, чтобы не выхватить письмо из его рук. Гонец протянул запечатанный свиток дрожащими пальцами, пробормотал что-то невразумительное и поспешно ретировался, почти бегом.
Дайман сломал печать — воск треснул с сухим щелчком — и развернул пергамент. Почерк был знакомым — изящным, с завитушками и росчерками. Микаэль. Конечно же, Микаэль.
«Дайман,
Привет из ада. Ну, или из монастыря, что почти одно и то же.
Пишу тебе из этой каменной могилы, где отец решил меня похоронить заживо. Знаешь, что самое смешное? Настоятель сегодня радостно сообщил мне, что папочка оплатил моё «духовное просветление» на десять лет вперёд. Десять лет, брат! Представляешь?
Я знаю, мы с тобой не лучшие друзья. Мягко говоря. Мы дрались, соперничали, пытались убить друг друга из-за Мэрэлен. Весело проводили время, в общем.
Но знаешь, что я сделал? Я написал ей. Нашей рыжей богине. Умолял о помощи, изливал душу, чуть ли не на коленях пополз через пергамент. И знаешь, что она мне ответила?
Она назвала нас обоих неудачниками. Вот так, без обиняков. Сказала, что мы недостойны её, потому что мы не правители мира.
Представляешь наглость? Мы ползали через канализацию ради неё! Дрались! Жертвовали всем! А она просто отбросила нас, как надоевшие игрушки. «Неудачники», видите ли.
Но у меня есть план, брат. План, который заставит эту надменную красотку пожалеть о каждом слове.
Ты учился в военной школе отца. У тебя есть друзья среди воинов — настоящие воины. Торин, Элрих, Кейд — они следовали за тобой, а не за отцом. Они верили в тебя.
Напиши им. Скажи, что пришло время вернуть то, что принадлежит нам по праву. Они освободят тебя, потом — меня. А дальше... дальше мы свергнем старика. Вместе.
Мэрэлен хочет правителя мира? Отлично. Мы дадим ей правителя. Вернее, двух. А потом посмотрим, кто из нас недостоин.
Так что выбирай, брат. Либо ты гниёшь в этом легионе, пока наша рыжая красотка выходит замуж за какого-нибудь жирного лорда с золотыми рудниками. Либо мы берём то, что нам принадлежит. Трон. Власть. Её.
Выбор за тобой. Но выбирай быстро. Время идёт, а терпение у меня заканчивается.
Твой союзник (хочешь ты того или нет),
Микаэль.
P.S. Если откажешься, я сам как-нибудь выберусь. И тогда трон будет только мой. И Мэрэлен тоже. Просто чтобы ты знал.»
Дайман перечитал письмо трижды. Каждое слово било в него, как молот по наковальне. Свергнуть отца? Это было безумием. Государственной изменой. Предательством всего, чему его учили.
Но... Мэрэлен назвала их неудачниками. Его — Даймана, который всю жизнь тренировался, чтобы стать лучшим воином. Который ползал через вонючую канализацию ради неё. Который готов был отказаться от всего ради её любви.
Неудачником.
— Ну что ж, милая, — прошептал Дайман, и улыбка на его губах была хищной, опасной. — Хочешь правителя мира? Получишь. Посмотрим, что ты скажешь, когда я сяду на трон отца.
Он вспомнил своих друзей из военной школы: Торина с его медвежьей силой и преданностью, Элриха с его хитростью и умением находить слабые места в любой обороне, Кейда с его скоростью и безрассудной храбростью. Они были преданы ему.
— Может быть, — прошептал он, складывая письмо и пряча его под рубаху, — пора показать этой рыжей ведьме, на что я способен. Пора показать всем.
Он огляделся по казарме. Солдаты спали или делали вид, что спят. Рик храпел под одеялом, изредка всхлипывая во сне. Дайман тихо поднялся, прошёл к столу командира — тот был на ночном дозоре — и достал чистый пергамент, перо и чернила.
Его рука была твёрдой, когда он начал писать.
«Торин, старый друг. Помнишь, как мы поклялись друг другу в верности? Пришло время исполнить эту клятву. Я хочу вернуть то, что принадлежит мне по праву. И мне нужна твоя помощь. Приезжай. И приведи тех, кто готов сражаться за настоящего лидера, а не за стареющего тирана. Время пришло.
Дайман».
Когда он закончил, небо за окном уже светлело. Дайман запечатал письмо и усмехнулся. Мэрэлен хотела правителя мира? Она его получит. И тогда посмотрим, кто из них недостоин.
* * *
Ночь была безлунной, когда воины ворвались в легион. Облака закрывали звёзды, и темнота была такой плотной, что казалось, можно было резать её ножом. Их было двадцать — все в чёрных плащах, лица скрыты капюшонами, движения бесшумные, как у призраков.
Дайман проснулся от звука открывающейся двери. Инстинкт, отточенный годами тренировок, сработал мгновенно — рука метнулась к мечу под подушкой, тело напряглось, готовое к бою. Но голос остановил его:
— Дайман, это мы. Не вздумай орать.
Торин. Дайман узнал бы этот низкий, хрипловатый голос, похожий на рычание медведя, где угодно. Он сел на койке, всматриваясь в темноту, сердце колотилось.
— Торин? — Дайман вскочил на ноги, едва сдерживая радостный вопль. — Вы... чёрт возьми, вы правда пришли! Я думал, вы решите, что я спятил. Что это самоубийство.
— Ещё как пришли, — Торин оскалился, обнажив крепкие зубы. — Получили твоё письмо. Потом письмо от твоего братца. Собрались, выпили, обсудили. Решили — хватит терпеть этого старого тирана. Пора менять власть. Пора ставить на трон того, кто действительно достоин.
— А стража? — спросил Дайман, лихорадочно натягивая сапоги, пальцы дрожали от адреналина. — Их тут человек десять на воротах, плюс дозорные...
— Спит вечным сном, — Элрих усмехнулся, обнажив кривые зубы. — Быстро и тихо. Как ты учил.
— Хорошо, — Дайман застегнул ремень с мечом и усмехнулся. — Знаете, я всю неделю думал, как буду прощаться с этой дырой. Хотел поджечь казарму, но ваш вариант тоже неплох.
— А теперь за твоим братом, — сказал Кейд. — Потом...
— Потом отец, — закончил Дайман, и в его голосе зазвучала сталь. — Пора старику уйти на пенсию.
Они покинули легион под покровом ночи, оставив за собой мёртвую стражу и спящих солдат. Дайман бросил последний взгляд на казарму и усмехнулся. Прощай, дыра. Прощай, Рик. Было не весело.
К рассвету они уже были у монастыря. Серые стены вздымались на краю обрыва, мрачные и неприступные. Море бушевало внизу, разбиваясь о скалы с рёвом.
— Как проникнем? — спросил Кейд, глядя на массивные ворота. — Там наверняка...
— Стражи нет, — перебил Дайман. — Это монастырь, а не крепость. Монахи — не воины. Они даже сопротивляться не станут. У них обет ненасилия или какая-то подобная чушь.
Он оказался прав. Когда они подошли к воротам, старый монах-привратник просто отступил в сторону.
— Видите? — Дайман усмехнулся, проходя мимо. — Святые люди. Даже спасибо не скажут за визит.
Они ворвались внутрь, их сапоги гулко стучали по каменному полу. Монахи в коридорах молча расступались, прижимаясь к стенам, их лица были пустыми, отрешёнными. Никто не кричал, не бежал. Только смотрели своими мёртвыми глазами.
— Жутковато, — пробормотал Кейд, оглядываясь. — Как будто мы в склепе, а не в монастыре.
— Это и есть склеп, — буркнул Дайман. — Для живых. Отец знал, что делал, когда отправил сюда Микаэля. Хотел сломать его. Превратить в одного из этих... — он кивнул на монахов, — безмолвных призраков.
Они поднялись по узкой винтовой лестнице в северную башню. Дайман шёл первым. Он не видел брата неделю — интересно, как изменил его этот проклятый монастырь?
Дверь кельи была не заперта. Дайман толкнул её и вошёл. Микаэль сидел у окна, глядя в темноту, его силуэт был неподвижен, как статуя.
— Микаэль, — позвал Дайман, и голос его прозвучал громче, чем он хотел. — Вставай, брат. Пора сваливать. Твой гениальный план сработал. Мы здесь.
* * *
Замок Всевышнего возвышался над столицей, словно каменный исполин. Братья проникли в замок через старый туннель, ведущий в винные подвалы. Воины остались снаружи, охраняя выход.
— Кабинет отца, — прошептал Дайман, останавливаясь у подножия знакомой лестницы. — Он всегда там по вечерам. Сидит над своими картами и свитками, строит свои «великие планы». Думает, что он — центр вселенной.
— Скоро центром вселенной станем мы! — добавил Микаэль с радостью.
— Именно так, брат, — усмехнулся Дайман.
Они поднялись по винтовой лестнице, прижимаясь к стенам, едва дыша. Каждый скрип половицы заставлял их замирать. У двери кабинета стояли два стражника — ветераны с тяжёлыми мечами и шрамами. Но они не ожидали нападения изнутри замка. Дайман напал на них бесшумно. Стражники рухнули без звука.
— Как в старые добрые времена, — прошептал Дайман, затаскивая тело в угол. — Помнишь, как мы крали пироги с кухни?
— Только сейчас ставки выше, — ответил Микаэль.
Внутри кабинета горел камин. Массивный дубовый стол был завален свитками. У дальней стены стоял огромный шкаф.
Братья забрались внутрь, притаившись среди сундуков, старых плащей и доспехов.
— Теперь ждём, — прошептал Микаэль.
Они ждали час. Может, больше. Время тянулось мучительно медленно. Ноги затекли, спина заныла. Но они не шевелились, едва дыша, вслушиваясь в каждый звук за дверью..
Наконец дверь открылась, и в кабинет вошёл Всевышний. Он был высоким, могучим, несмотря на седые волосы и годы. Короткая борода, суровое лицо, изрезанное морщинами и шрамами. Он прошёл к столу тяжёлой походкой воина, налил себе вина из графина и сел, откинувшись в массивном кресле с высокой спинкой. Выглядел он усталым. Старым.
— Сейчас, — прошептал Дайман.
Всевышний среагировал мгновенно — годы войны не прошли даром. Он вскочил, опрокидывая кресло, рука метнулась к мечу на поясе. Но Дайман был быстрее. Он схватил отца за запястья, используя всю свою силу, чтобы прижать их к столу. Микаэль бросился к ногам, обхватив их и дёрнув.
Всевышний взревел — звук был нечеловеческим, полным ярости и шока:
— Что?! Вы?! Предатели! Вы посмеете?!
— О, мы уже посмели, папочка, — рыкнул Дайман, рывком прижимая запястья отца к столу. Веревка свистнула в воздухе. Петля затянулась на запястьях Всевышнего. — Сюрприз! — Его усмешка расползлась шире. — Твои любимые сыновья вернулись домой. Соскучился?
— Дайман! Микаэль! — Всевышний дёргался, пытаясь вырваться, лицо покраснело от усилий. — Я убью вас! Слышите?! Я разорву вас на части!
— Заткнись уже, — холодно бросил Микаэль, затягивая верёвку на лодыжках отца. Потом выпрямился, достал кляп — грубую тряпку — и, не церемонясь, засунул её отцу в рот. — Вот так-то лучше.
Всевышний замолк, но глаза его полыхали такой яростью, что Микаэль невольно отступил на шаг. В этом взгляде было столько ненависти, столько обещаний мучительной смерти...
— Затолкаем его в шкаф, — приказал Дайман. — Нужно будет придумать, что с ним делать дальше.
Они схватили отца за плечи и поволокли к шкафу. Всевышний был тяжёлым, мускулистым даже в свои годы, и они задыхались от усилий. Он дёргался, мычал, пытался укусить их сквозь кляп. Наконец они втолкнули его внутрь, и Всевышний рухнул на пол шкафа с глухим стуком.
— Готово, — выдохнул Дайман, отряхая руки. — Теперь трон...
Он обернулся и застыл, как вкопанный. Микаэль уже сидел на троне отца — массивном кресле из чёрного дерева с высокой спинкой, украшенной резьбой. Он откинулся назад, положив руки на подлокотники, и на его лице играла улыбка — торжествующая, опасная, почти безумная.
— Что ты делаешь? — медленно, очень медленно спросил Дайман, и в его голосе прозвучала смертельная угроза. — Слезай. Немедленно.
— Занимаю своё место, — спокойно ответил Микаэль, и его пальцы сжали подлокотники кресла. — Своё законное место, брат. То, что принадлежит мне по праву рождения.
— Какое ещё право? — Дайман шагнул вперёд, рука легла на рукоять меча. — Мы договаривались. Мы свергаем отца вместе. Делим власть. Вместе правим.
— Ты так думал? — Микаэль усмехнулся, и в его глазах плясали отблески камина. — Дайман, милый, наивный брат. Ты правда думал, что я хочу делить власть? Делить трон? Делить Мэрэлен?
Он встал, расправляя плечи, и голос его стал холодным, как лёд:
— Я старше тебя на три минуты. Три жалкие минуты, но этого достаточно. По древнему закону Алетрана, трон наследует старший сын. Не самый сильный, не самый умный — старший. И это я.
— Ты... — Дайман побледнел. — Ты использовал меня. С самого начала.
— Конечно, — Микаэль усмехнулся. — Ты думал, я правда хотел делить трон? Делить Мэрэлен? Нет, брат. Она будет моей. Только моей.
— Ты сукин сын, — прошипел Дайман, и голос его дрожал от ярости. — Ты предатель! Хуже отца!
— Мы оба сукины сыны, — парировал Микаэль с усмешкой. — Но я — старший. И Мэрэлен будет со мной. Потому что я — правитель. Я — Всевышний.
Дайман рванулся вперёд с рёвом, как раненый зверь. Он схватил Микаэля за грудки и рывком поднял с трона, их лица оказались в дюйме друг от друга.
— Ты предал меня! — прорычал он.
Дверь распахнулась с грохотом, и в кабинет ворвалась стража — капитан и пятеро воинов, их мечи обнажены, лица растерянные.
— Ваша светлость, мы слышали крики... — начал капитан, но замер, увидев братьев, сцепившихся друг с другом.
— Стража! — громко сказал Микаэль, вырываясь из хватки Даймана и отступая к трону. — Свидетели мне нужны! Слушайте внимательно!
Он выпрямился, расправил плечи, и голос его зазвучал с королевской властностью:
— Всевышний бесследно пропал. По древнему закону Алетрана, трон наследует старший сын. Я, Микаэль, родился на три минуты раньше Даймана. Спросите у повитух, у записей в храмовых книгах. Всё задокументировано. Трон принадлежит мне по праву рождения!
Стражники переглянулись, ошеломлённые, не зная, что делать.
Микаэль торжествующе улыбнулся и вернулся на трон, садясь с видом победителя:
— Вот видишь, брат? Всё законно. Всё по правилам. Никакого обмана. — Он откинулся в кресле. — Теперь у тебя выбор. Либо присягни мне на верность и стань моей правой рукой, моим военачальником...
— Либо? — прорычал Дайман.
— Либо присоединишься к отцу в шкафу, — закончил Микаэль, и голос его стал холодным, как лёд. — Выбирай быстро. Моё терпение не бесконечно.
Дайман смотрел на него долгим, тяжёлым взглядом. Стража замерла, не зная, что делать, руки на рукоятях мечей.
Затем Дайман медленно, очень медленно шагнул вперёд. Микаэль напрягся, готовясь к атаке. Но Дайман просто схватил его за плечи, развернул и, прежде чем кто-то успел среагировать, связал той же верёвкой, что и отца. Движения были быстрыми, отточенными — он делал это уже второй раз за вечер.
— Ты хотел трон, братишка? — прошипел Дайман, затягивая узлы на запястьях Микаэля. Его голос был полон яда и насмешки. — Получай.
— Дайман, нет! — закричал Микаэль, дёргаясь, пытаясь вырваться. — Стража! Он нападает на законного наследника! Остановите его!
Дайман резко обернулся к страже, и голос его прозвучал с такой властностью, что воины невольно выпрямились:
— Не стойте столбом, как истуканы! — рявкнул он, и эхо прокатилось по кабинету. — Всевышний пропал! Возможно, похищен! Организуйте немедленно поисковый отряд! Обыщите весь Алетран! Поднимите всех! Живо!
Он сделал паузу, глядя на капитана:
— А мы с братом... — он усмехнулся, глядя на связанного Микаэля, — мы сами разберёмся. Это семейное дело. Личное. Понятно?
Капитан замялся, глядя на Микаэля, который отчаянно мычал, пытаясь что-то сказать, глаза умоляли о помощи. Но Дайман шагнул вперёд, и его рука легла на рукоять меча — небрежно, но угрожающе.
— У тебя проблемы со слухом, капитан? — тихо спросил Дайман. — Я отдал приказ. Выполняй. Или хочешь обсудить детали моего семейного конфликта?
— Нет, ваша светлость, — капитан поспешно отдал честь. — Всё ясно. Немедленно организуем поиски.
Он развернулся и вышел, увлекая за собой остальных воинов. Дверь захлопнулась.
Дайман медленно повернулся к брату. Микаэль дёргался, пытаясь освободиться, но узлы были крепкими.
— Знаешь, Микаэль, — сказал Дайман, доставая кляп — ту же грубую тряпку, что использовали для отца, — я всегда знал, что ты хитрый ублюдок. Но чтобы настолько... — Он покачал головой с притворным восхищением. — Это даже для тебя новый уровень подлости. Поздравляю.
— Дайман, подожди, мы можем договориться... — начал Микаэль, но Дайман не дал ему закончить.
Он засунул кляп Микаэлю в рот — грубо, без церемоний. Микаэль захлебнулся, закашлялся, его глаза полыхали яростью.
— Вот так-то лучше, — удовлетворённо сказал Дайман. — Наконец-то тишина. Знаешь, ты слишком много болтаешь, братишка. Всегда болтал. Плёл интриги, строил планы, манипулировал. А я... я предпочитаю действовать.
Он схватил Микаэля за плечи и поволок к шкафу. Микаэль дёргался, пытался упереться ногами в пол, но Дайман был сильнее. Он распахнул дверь шкафа и без церемоний швырнул брата внутрь.
Микаэль рухнул на пол шкафа рядом с отцом с глухим стуком. На мгновение в шкафу воцарилась тишина — шокированная, ошеломлённая.
Всевышний и Микаэль медленно повернули головы и уставились друг на друга. Оба связанные по рукам и ногам. Оба с кляпами во рту. Оба преданные и брошенные в шкаф, как ненужный хлам.
Дайман медленно подошёл к трону, провёл рукой по резной спинке. Дерево было тёплым, гладким, отполированным годами.
Он выдохнул и медленно опустился на трон. Кресло приняло его, словно обняло, и на мгновение он почувствовал головокружение — от осознания, от власти, от того, что он действительно сделал это.
Он сделал это.
Он сверг отца. Всевышнего. Правителя Алетрана.
И он занял трон. Трон, который не принадлежал ему по закону. Трон, который он захватил силой.
Из шкафа доносилось приглушённое мычание. Два голоса, сливающиеся в один жалобный стон.
Дайман откинулся в кресле, положил руки на подлокотники — точно так же, как делал отец. Точно так же, как пытался сделать Микаэль. И впервые за много дней он почувствовал... покой. Удовлетворение. Торжество.
— Стража! — крикнул он, и голос его прозвучал властно, уверенно.
Дверь распахнулась почти мгновенно, и в кабинет ворвался капитан с двумя воинами. Они замерли на пороге, глядя на Даймана, сидящего на троне.
— Ваша светлость, — капитан склонил голову.
— Пошлите гонца к Мэрэлен. Немедленно. Лучшего гонца, на лучшем коне. Скажите, что я, Дайман, сын Всевышнего, восхожу на трон Алетрана.
✨ Подробности о жизни Даймана, Мэрэлен и Микаэля доступны в телеграм-каналах «Проект Семь» и «Игра в Реальность».