На фестивале «Маяк» показали «Прозрачные земли», вторую за год картину Дмитрия Давыдова («Пугало», «Чума») и первую снятую за пределами Республики Саха. О том, почему это почти бессловесное кино с почвеническими интенциями заставляет вспомнить не только деревенскую прозу, но и некрореализм, размышляет Никита Демченко.
Никита Демченко
Редактор российского направления медиа Кинопоиска
Забытая богом тверская деревня, жители которой когда-то радостно водили праздничные хороводы, доживает свой век. Пустые покосившиеся избы скрипят под тяжестью навалившегося снега, ветер свистит сквозь разбитые окна. Оборону против безжалостного времени держат только три дома. Хозяйствуют немолодые Блоха, Вячка и Михась (Александр Келарев, Юрий Кондратьев, Владимир Бурдов — непрофессиональные актеры, которых Давыдов собирал по всей стране).
Бубня что-то под нос сквозь густые бороды, они скучают по прошлому и смиренно тянут лямку быта. В основном разгребают снег, покуривая табак, попивают заваренную крапиву, ставят другу другу банки и безуспешно гоняют жирующих под полой мышей. Иногда осторожно выходят на охоту в лес, где пошаливает медведь-шатун, наносящий непоправимый ущерб их и без того некрепкому хозяйству. Во время очередных работ по укреплению противомедвежьей обороны деревни Блоха, Вячка и Михась случайно находят в реке замерзшего парня (Фёдор Зорин), который, оказавшись дома, чудесным образом оттаивает. А вместе с ним оживают и мужички. Радоваться, впрочем, рано — жизнь пришла в деревню ненадолго.
В Геленджик плодовитый кинематографист Дмитрий Давыдов, прославивший якутское кино на всю страну, приехал уже во второй раз, спустя пару лет после «Чумы», награжденной за режиссерскую работу и даже собравшей пару-тройку миллионов в прокате.
«Прозрачные земли» сняты по сценарию, написанному еще в 2019-м, и потенциал культового народного кино в них тоже есть. Например, главный мотив фильма — смерть деревни — вполне вписывается в культурный канон почвенничества, набирающий в последнее время новую популярность. Кажется, именно деревня и является тут центральным персонажем, а ее медленная и неизбежная смерть — единственной настоящей драмой; в этом сюжете копошение людишек на холодной земле имеет смысла не больше, чем шевеление волос от ветра на голове героя какого-нибудь конвенционального фильма.
Жанровые регистры у Давыдова переключаются туда-сюда между хоррором, комедией и страшной сказкой, история если куда и движется, то только в могилу. Зато камера, за которой стоит талантливый оператор Александр Красновский, наделена самыми широкими полномочиями. Словно дух (видимо, давно минувших дней), она то размеренно выписывает круги в полутемных интерьерах, то эмпатично вглядывается в морщинистые лица стариков-лесовиков, то, наоборот, безучастно фиксирует свысока, как один за другим перестают работать дымоходы.
Это спокойствие смерти, ставшей продолжением быта, и ощущение тотального разложения внезапно роднят «Прозрачные земли» с фильмами ленинградского некрореализма. У Давыдова тоже сугубо мужской молчаливый мир; первое подобие речи слышится минуте на пятнадцатой. При этом рудиментарность диалогов компенсируется неслыханной для российского кино детализацией саундшафта. Фильм можно не смотреть, а просто слушать, закрыв глаза: скрип ведер и потрескивание огня, хруст снега и хлопки мышеловок, рык косолапого хищника и карканье ворон, сопровождающее оружейные выстрелы.
Временами в эту шумовую партитуру прорывается гул каких-то запредельных сущностей, и тогда «Прозрачные земли» начинают напоминать о другом реализме — магическом. Во дворах снуют старообрядцы, затягивающие хороводами в потусторонний мир; загадочный размороженный парень печет хлеб, излучающий свет, а потом бесследно исчезает; ни на секунду не появляющийся в кадре медведь кошмарит бедных мужиков и символизирует то ли божественную беспристрастность и равнодушие, то ли разъяренный народ, восставший против архаичных устоев.
К сожалению, камуфляж сказочной условности не придает фильму драйва. На протяжении всех полутора часов Давыдов, заручившийся продюсерской поддержкой кинопанков Максима Добромыслова и Александра Ханта, испытывает своих зрителей на прочность. И большинство эту битву проиграет, уснув или сбежав из зала быстрее, чем деревня на экране окончательно испустит дух. Что, впрочем, не делает «Прозрачные земли» плохим фильмом. Да, это не то кино, которое создает зону комфорта, но это такое кино, которое ожидаешь увидеть на ведущем российском фестивале.