Колька Булыгин был влюблен в Лизу Пронину с пятого класса. Учительница, разозлившись за болтовню с другом Борькой, пересадила его на другой ряд к этой тихой девочке. Сначала было и неудобно, и стыдно, но постепенно пришло осознание, что с Лизой до замирания сердца приятно сидеть рядом, наблюдая как она шуршит страницами, открывая учебник или перекладывает карандаши в пенале. Ему очень нравились и её русые косы с большими бантами, и чуть раскосые зеленые глаза. Но насколько ему дорога Лиза Колька понял, когда их внезапно рассадили. На уроках он исподтишка ревниво поглядывал на нового соседа Лизы. Витька Ершов был обыкновенным оболтусом и не заслуживал счастья сидеть с такой замечательной девочкой: дразнил её и дергал за косички. У Кольки руки чесались подраться с ним, но побаивался, что все поймут причину неприязни. Правда, у Лизы были братья старшеклассники, поэтому, когда Ершов особо зарывался, походя, отвешивали Витьке затрещины.
Шли годы. Увлеченность не проходила, а становилась все сильнее и сильнее. К окончанию восьмилетки Кольке окончательно стало ясно, что это и есть настоящая любовь. Он уехал в райцентр и поступил учиться на автомеханика, а вот Лизу родители из села не отпустили.
- Пусть дальше учится. Рановато ей самостоятельной становиться.
Нужно ли говорить, что каждую субботу Колька рвался домой.
- Что ты туда-сюда то и дело мотаешься? – ворчала мать. – Неужто в райцентре и сходить некуда, что тебе обязательно надо в наш клуб попасть?
Конечно, Колька нашел бы чем заняться на выходных и в общежитии техникума, но там не было Лизы. На дискотеке он обычно стоял у стены и буквально пожирал её глазами. А уж когда она принималась танцевать… у него кружилась голова.
«Остановите музыку!» - жалостливо выводил местный ансамбль, и Кольке в отчаянии казалось, что это поет его душа.
- Да хватит тебе сверлить её глазами, - отговаривал его Борька. – Мало ли других девчонок. Подойди и пригласи кого-нибудь на медляк!
- Не хочу.
- И охота тебе влюбленным дураком себя выставлять? Над тобой уже все смеются.
У Кольки сжалось сердце.
- Кто смеется?
- Ой, да многие ржут. А Лизка…красивая она! Вон, глянь, и Витька возле неё кружится – забыл, как Федька и Петька ему фонари под глазами за сеструху ставили. Гляди, как бы и тебе не досталось. Кстати, разберись, чего это он на твою девушку заглядывается?
- Лиза не моя.
- Эх, слабак ты! Девчонки любят, когда за них дерутся. А Витька совсем берега попутал. Надо его на место поставить!
Братья Пронины к этому времени уже отслужили в армии и работали механизаторами в колхозе – сестру они любили, и все знали, что за Лизу горло перегрызут. И вот сейчас парни недобрыми взглядами проводили Витьку, пригласившего сестру на танец. Витька что-то шептал Лизе на ухо, а Колька умирал от ревности. Но в какой-то момент он вдруг поймал на себе взгляд Лизы, и было в нем нечто такое, что его словно огнем обожгло. И сразу же в сердце вспыхнула надежда.
- Видел? Она на меня посмотрела! - схватил он Борьку за рукав.
- И че, посмотрела и посмотрела… ох и дурак ты! На Витьку она смотрит и с ним танцует.
- Подойду к Лизе! – решился Колька. - Вот сейчас объявят следующий медляк и подойду, а потом будь, что будет.
Но, увы, за всеми переживаниями он не заметил, как время подошло к полуночи и ансамбль объявил последний «быстрый» танец.
Тут нужно сказать, что село Степное когда-то основали на берегу реки у подножья бугров. По мере разрастания село прирастало улицами в узких долинах между холмами. Не мудрствуя, местные эти улицы называли концами: Захарьевский, Суджанский, Аресьев - по фамилии жителей, когда-то первыми заложившими там дома. А вот центральную, самую старую часть села прозвали Храмовой.
Со стороны было нелегко, наверное, понять разговор жителей Степного:
- Зайцевы дочку замуж отдают.
- Это же какие захарьевские или суджанские?
- Не… храмовые. Свадьбу, говорят, в колхозной столовой играть будут, чтобы аресьевские в очередной раз драку не затеяли.
Была такая беда в Степном – отчаянно дрались друг с другом парни, проживающие в этих самых концах. Свадьбы и дискотеки практически всегда заканчивались потасовками. Сколько народа после них увозили в больницу, знал точно только старый участковый Иван Никифорович. И это он ещё многим делам не давал хода, стараясь уговорить стороны не поднимать лишнего шума.
- Сам ваш Мишка виноват. Чего он с колом на Жорку пошел? Знал ведь, что тот сильнее. Вот и получил ваш сын в результате этим же колом по кумполу. Соображать надо!
И вот вдобавок ко всем злоключениям Кольки сам он жил в аресьевском конце, а Лиза в суджанском. Соваться одному на чужую территорию было чревато не только синяками – местные могли и покалечить. Верный же Борька - тоже аресьевский - куда-то исчез. Вроде бы толкался рядом в раздевалке, но, когда Колька вышел на улицу и огляделся в поисках друга, не увидел в спешно покидающей клуб толпе его приметной красно-белой шапки.
«Может убежал какую-нибудь девушку провожать?» - подумал Колька и, тоскливо посмотрев вслед стайке девушек, в которой шла и Лиза, поплелся домой.
Стояла поздняя осень – самая глухая пора: морозно, темно и бесприютно. Ветер пробирал до костей. Колька машинально похлопал себя по карманам, нашел перчатки. Но едва успел натянуть одну, когда увидел, что из-за поворота, ведущего в Захарьевский конец, вывернулась шумная компания. Судя по распахнутым пальто, парни где-то хлебнули самогона и теперь рыскали по улицам в поисках жертвы. Колька хоть и был неробкого десятка, едва заметив распоясавшуюся кодлу, припустил что есть сил к родному околотку.
Бегал он хорошо, но все равно натерпелся страху, слыша за спиной приближающиеся азартные пьяные голоса.
- Лови его! Это же Колька аресьевский!
- Ишь, какой шустрый заяц! Стой, морда царская, всё равно поймаем и ноги переломаем!
Особенно громко орал и матерился известный в селе забияка Дринкин. Все в Степном знали, что, когда тот выпьет, совсем зверем делается. К тому же ходили слухи, что он носил с собой приличных размеров свинчатку. Во время драки, Дринкин зажимал её в кулаке и мог запросто проломить противнику нос. И бегал он, кстати, тоже быстро.
Мчавшийся из последних сил Колька затылком ощущал его приближение, а до аресьевского конца было ещё далеко. Но тут погоне перерезал путь старенький «уазик». Председатель колхоза откуда-то за полночь возвращался. Увидев, что происходит, Егор Фомич выскочил на дорогу.
- У кого тут кулаки чешутся? Со мной не сразитесь? Стыдоба – вдесятером на одного мальчишку накинулись!
Едва завидев начальство, толпа моментально рассеялась. Колька не мог поверить в такую удачу, с трудом пытаясь отдышаться. Егор Фомич окинул его взглядом и неожиданно мягко предложил:
- Давай до дома подкину.
- Да не… я сам.
- Много не разговаривай.
И Егор Фомич подвез его прямо к крыльцу. Мать, завидев из окна свет фар, выскочила из дома.
- Забирай, Андреевна, своего сына, - буркнул председатель, - Мы ему направление в техникум от колхоза дали, чтобы он профессии учился, а не по танцулькам шлялся.
Ох и устроили родители Кольке головомойку, а отец даже затрещину дал. Однако после пережитого страха, он особого внимания на родительский гнев не обратил. И даже во сне ему чудился взгляд Лизы… тот самый… особенный.
Утром он проснулся от громких голосов. Мать с кем-то объяснялась в горнице странно испуганным голосом.
- Привез его Егор Фомич на машине где-то полпервого ночи. Спит.
- А что случилось, Иван Никифорович? – это уже осведомился отец. – Что за дело у тебя к нашему сыну?
- Виктора Ершова нынче ночью убили. Уборщица, что в клубе убирается, домой возвращалась и наткнулась на него в проулке.
Колька так и ахнул. Он выскользнул из-под одеяла и принялся торопливо одеваться, путаясь в штанах.
«Как же так-то? Как же так?» - стучало в голове
- Жалко, конечно, парня, - после небольшой паузы изменившимся голосом произнес отец. – Ну, а Колька-то наш причем?
- Говорят, что он сохнет по Елизавете Прониной. А вчера в клубе Витька только возле неё и крутился. Может от ревности Колька того… чем-то тяжелым ему череп проломил?
Родители умолкли, и в этот момент из-за цветастых занавесок показался растрепанный Колька.
- Никого я не убивал, - твердо заявил он. – После клуба домой сразу пошел.
Егор Фомич смерил его испытывающим взглядом.
- Перчатки свои покажи.
Мать кинулась к вешалке, трясущимися руками перевернув многоцветие шапок и платков, но нашла только одну перчатку.
- А где вторая? – растерянно спросила она сына. – Неужели потерял? Ведь я недавно их связала.
Колька наморщил лоб, вспоминая.
- Наверное, выронил где-то.
Мать протянула участковому оставшуюся перчатку. Тот её тщательно осмотрел, а затем смерил Витьку таким взглядом, что ему стало не по себе. Встревоженно переглянулись и его родители.
- А кто может подтвердить, что ты вчера домой пошел, а не кинулся вслед за Витькой?
- Один был… Борька куда-то запропастился.
- Гм… значит, алиби у тебя нет?
Колька покраснел: неприятно признаваться в собственной трусости и свои аресьевские ребята засмеют, но другого выхода, пожалуй, не было.
- Захарьевские гурьбой на меня напали, едва от клуба отошел. Их с десяток было да ещё Дринкин… все пьяные. Вот и пришлось убегать. Тогда, наверное, и перчатку потерял.
Участковый задумчиво покряхтел.
- Так себе алиби - они ни в жизнь не признаются, что хотели тебя покалечить.
- Их Егор Фомич видел. Он меня и спас, и до дома довез.
Глаза Ивана Никифоровича чуть потеплели.
- Егор Фомич, конечно, серьезный свидетель. А ты, когда был в клубе, не видел ничего подозрительного? Может Витька с кем-то поссорился?
Колька только плечами пожал.
- Ничего такого. Разве что Витька от Лизы не отходил, а неё братья – звери!
- Чтобы всех женихов от сестры отвадить, им полсела пришлось бы на тот свет отправить.
Участковый досадливо поморщился.
- Пронины в большой компании домой возвращались. Да и не стали бы с вами – мелюзгой сопливой – связываться. Хорошего щелбана для науки вполне хватило бы.
Всё это время молчавший отец неожиданно встрял в разговор.
- А где Витьку-то убили?
- В проулке, ведущем в захарьевский конец. Там место безлюдное… только огороды по обе стороны.
- То есть кодла, что на Кольку выскочила, обязательно наткнулась бы на Витьку, если бы он уже к этому времени был мертв?
- Получается так, - согласился участковый. – В сорочке ваш сын родился: и не побили его, и алиби обеспечили.
Он взмахнул перчаткой.
- Ведь вторую нашли окровавленной возле трупа. Внутри была тяжеленая свинчатка, который и проломили висок Виктору.
Булыгины так и ахнули, а Колька вообще от ужаса поперхнулся.
- У меня никогда не было свинчатки, - прокашлялся он.
- Выясним, - вздохнул Иван Никифорович, поднимаясь с табурета. – Собирайся – вместе к Дринкину пойдем. Послушаем, что этот обормот расскажет.
Грядущей встрече Колька не обрадовался, но не мог не осознавать, что компания драчунов спасла его от подозрения в убийстве.
Пока они пробирались к захарьевскому концу, Колька немного пришел в себя.
– А кто вам сказал, что я… это … приревновал Лизу к Витьке?
Участковый хмыкнул.
- Добрые люди сказали. Опергруппа из района только на рассвете прибыла, так полсела успело возле трупа побывать. Все следы затоптали. Языками кто во что горазд мололи. Чего я только не наслушался! И про то, что ты вместо того, чтобы в техникуме учиться, дурью маешься мне тоже сказали
Кольке стало неприятно и стыдно одновременно, и он перевел разговор на другое
- Я слышал от ребят, что Дринкин с собой свинчатку таскает. Но ведь он тоже не мог…
- Мог не мог… выясним. Слышать - одно, а вот за руку поймать – другое, а то давно уже зону топтал бы.
Мать Дринкина встретила их с выражением вселенской скорби на лице.
- Опять это лишенец что-то натворил? Под утро пьяный как зюзя приплелся. Вы, Иван Никифорович, уж поговорите с ним, пристыдите его!
- Перчатки его, Зинаида, покажи.
Пока мать, ворча под нос, копалась, разыскивая перчатки сына, из соседней комнаты вышел зевающий Дринкин.
- Что за шум, а драки нет? – и он удивленно уставился на Кольку. – А че ты, Иван Никифорович, этого шкета притащил? Мы же вчера так… ради физкультуры и здоровья побегали. Я его пальцем не тронул.
- Вот, - протянула перчатки участковому Зинаида.
Тот внимательно их осмотрел.
- А почему у тебя правая перчатка так растянута?
Дринкин дурашливо почесал затылок.
- Не знаю… сама как-то растянулась.
- Я вот сейчас изыму её и отдам на экспертизу, если ты мне и дальше голову морочить будешь. Тогда уже срок верный тебя ждет. Быстро рассказывай, где свинчатка, иначе… ты меня знаешь!
- Говори, вражина, когда тебя человек спрашивает, - взревела и Зинаида, и, взмахнув полотенцем, огрела сына по спине.
- Да, потерял, потерял я свинчатку, - он опасливо отскочил от разъяренной матери, - точнее, выронил, поискал, но темно было… в общем не нашел.
- За Колькой в это время гнались? – быстро сообразил участковый. – И ты решил на бегу свинчатку в перчатку сунуть, а она выскользнула. От дружков же отстать не мог… в раж вошел, поэтому и время на поиски тратить не стал. Так ведь?
- Так… – неохотно протянул Дринкин. – Место приметил, а когда под утро вернулись, она как сквозь землю провалилась.
- Небось у Райки Калаихи добирали? – гневно прошипела Зинаида. – У алкашки этой!
- Ой, мама, хоть сейчас-то не выноси мозги. Короче, завернули с ребятами в проулок, а там уже милиция, Витька лежит. С нами его старший брат Семка был, ну и… А его моей свинчаткой что ли грохнули? Разве я думал, что так дело обернется?
- Да ты вообще никогда не думаешь! – рыкнула мать и умильно посмотрела на участкового. – Иван Никифорович, он, конечно, дурак, но на зоне совсем свихнется. Помогите! Так-то он работящий, хороший, но как выпьет – несет, не остановишь.
Участковый внимательно посмотрел на словно уменьшившегося в размерах бледного Дринкина, а потом глухо спросил:
- Все время у Калаихи пробыл? Никуда не отлучался? Честно признавайся – все равно ведь дознаюсь!
Только в этот момент до парня дошло, в чем его обвиняют.
- Вы что такое говорите. Разве я Витьку тронул бы? – покрылся он багровыми пятнами. - Мы с его братом…
- Цыть! – отмахнулся от его оправданий участковый. – Лучше скажи, когда в поисках свинчатки оглядывался, никого окрест не приметил?
Дринкин задумался.
- Вроде бы за палисадником у Анучкиных кто-то прятался, - неуверенно пробормотал он, наморщив лоб. - Так-то он хорошо сховался, но шапка торчала - приметная такая, белая с полосками. Да я не приглядывался особо. Парней нужно было догнать.
Он ещё что-то говорил, но Колька уже не слушал. Его словно огнем обожгло.
«Нет, не мог он!»
Но когда они покинули дом Дринкиных, Колька все же не удержался.
- Иван Никифорович, это вам Борька сказал, что я ревновал Витьку к Лизе?
Участковый удивленно покосился на него.
- Допустим. А что?
- Да так…
«Борька был вчера в белой с красными полосками шапке. И сам все время в клубе переживал, что Лизка с Витькой танцует. Меня науськивал, мол, если не слабак, должен с ним разобраться. Прям распирало его! А если ему Лиза тоже нравится? А я этого не замечал?»
Колька вспомнил события вчерашнего вечера, и многое уже увиделось по-другому.
«Мы вместе должны были из клуба возвращаться, а Борька куда-то исчез. Может от страха перед захарьевскими спрятался за палисадником Анучкиных? Но зачем его туда вообще понесло – это ведь не по пути? Зато от дома Анучкиных недалеко до проулка, ведущего в захарьевский конец. А вдруг Борька за палисадником Витьку дожидался? Мог заметить, как Дринкин что-то потерял. А когда все убежали, выбрался из укрытия, подошел и обнаружил и мою перчатку, и свинчатку Дринкина. А потом… Неужели ему уже тогда пришло в голову меня подставить? Не может быть!»
Он так задумался, что не заметил, каким изучающим взглядом смотрит на него участковый.
- Эй, приятель, если ты что-то знаешь, лучше расскажи - статью в УК о сокрытии информации о преступлении никто не отменял.
Колька покраснел.
- Ничего скрывать не собираюсь, но и подставлять друга…
Он прикусил губу, поняв, что проговорился. Но Иван Никифорович сразу же догадался, кого он имеет ввиду.
- Думаешь, это Бориса заметил Дринкин за палисадником?
- Может такая шапка есть ещё у кого-нибудь.
Участковый хмыкнул.
- Из тех, с кем я встречался сегодня, только на Ширяеве видел что-то попадающее под описание. Но ведь дело не только в шапке, правда?
Колька смутился.
- Просто не понимаю, зачем Борька рассказал, что я Лизу ревную.
- Может как честный человек хотел помочь следствию изобличить убийцу?
- Да с чего он взял, что я убийца? – оторопел Колька.
- Думаю, что Борис точно знал, что ты к этому делу никакого отношения не имеешь.
- Тогда зачем вам сказал, что я влюблен в Лизу? Что я ему плохого сделал? Мы ведь дружили, часто выручали друг друга? – у Кольки на глазах закипели слезы. – Да, я видел, как Борька переживал, что Витька крутится возле Лизы. Он даже подначивал меня с ним разобраться. Но я не верю, что Борька мог потом мою перчатку в кровь испачкать и бросить возле… трупа. Во-первых, это подло, а во-вторых, не такой он! Могу представить, что Борька хотел выяснить отношения с Витькой - ну там припугнуть его, даже подраться… но убить, да потом ещё попытаться меня подставить?
- Думаю, он и не собирался убивать. И, скорее всего, хотел потерю тебе потом вернуть, а свинчатку, возможно, на грузила переплавить. Но разговор с Витькой мог пойти совсем не как Ширяев запланировал. Может Витька сам затрещин ему надавал, а в кармане между тем лежала свинчатка. Про убийство в состоянии аффекта слышал?
Участковый тяжело вздохнул и снисходительно похлопал его по плечу.
- Люди-то, парень, разные, и в душу к ним не заглянешь. С иными можно всю жизнь рядом прожить, а он однажды возьмет и рубанет тебя топором исподтишка. А тут, думаю, девушка между вами встала. Давай, все в подробностях опиши под протокол, что было с тобой ночью и иди домой. Тебе сегодня ещё в райцентр возвращаться. А мы тут сами разберемся. Нужен будешь - вызовем.
Можно представить, с каким тяжелым сердцем уезжал из дома Колька. Родители на прощание жестко заявили:
- Картохи полмешка дадим, сала и двадцать рублей, и чтобы пока вся эта канитель не пройдет, домой и глаз не казал.
Но какая тут учеба! Колька на лекциях не мог сосредоточиться. «За что он меня так? Из-за Лизы? Так ведь она на меня и не смотрит почти… ну было один раз. Неужели тоже приревновал? Нет, тут какое-то другое объяснение!»
Увы, вскоре от родителей пришло письмо, что Борьку арестовали – оказывается в ту ночь его видела из окна мающаяся бессонницей старушка, когда он возвращался из захарьевского конца. Пенсионерка подивилась, как Ширяев отважился в чужой конец зайти? А когда услышала про убийство, на следующий день прихромала к участковому.
Борьку прижали к стенке, и он во всем признался. Его судили и как несовершеннолетнему дали десять лет колонии. Колька очень переживал. Но, когда под Новый год вернулся домой, то пошел в клуб и все-таки пригласил на танец Лизу. Но это уже, как говорится, совсем другая история.
Если вам понравился рассказ, ставьте лайк и подписывайтесь на мой канал