Семейная пара едет к родственникам на поминки бабушки. В тот же день жена чуть не погибает. Бабка-соседка суеверно предрекает еще одну смерть. Ей не верят, но через несколько дней в деревне опять трагедия. Что это – печальное стечение обстоятельств или кто-то сводит счеты с неугодными?
Данное произведение является оригинальным произведением автора yandexID:shopotstranic@yandex.ru Все права защищены. Копирование, воспроизведение полностью или частично, а также использование материалов без предварительного письменного согласия автора запрещено. Для обсуждения использования свяжитесь со мной через email: shopotstranic@yandex.ru
***
Человек метался по комнате, как зверь в клетке, пытаясь укротить горевший мозг. Мысли наслаивались и никак не могли выстроиться в логическую цепочку. Он резко остановился, закрыл глаза и начал размеренно делать вдох и выдох. Вдох - счёт до десяти, выдох - счёт до десяти. Через минуту дыхательные упражнения начали действовать. Он начал вспоминать по шагам события последних дней.
Первое - сбежать он всегда успеет, время у него пока есть. Немного, но есть. Дальше. Бабу он завалил идеально, не подкопаешься. Черт дёрнул этих малолеток пойти гулять именно на озеро. Да ещё эта шавка чуть его не засекла в кустах, хорошо, ее привязали сразу к дереву, чтобы не мешала. А на кого она там лаяла, разбираться некогда было в суете. Но, главное, баба его не видела. Опознать не сможет. С Васькой тоже не до конца разделался. Хрен знает, четыре острых пики на вилах, а вот надо же, ни одна ни повредила ничего мало-мальски важного. Да потому, что это мешок с дерьмом, шантажист чертов, а что может быть важного в мешке с дерьмом. Его опять начала заливать волна бешенства. Он сделал три медленных вдоха-выдоха, успокаиваясь.
Так. Видео никому ничего не скажет, он был в кепке, в сумерках, а Васька ещё не преуспел в ночных съемках новым телефоном. К тому же, по номеру его не отследить, и сам аппарат, разбитый гантелей в пыль, он выкинул в три разных урны. Единственная опасность, что Васька очнётся.
Второе – то, что заветная цель, от вожделения обладания которой тряслись руки, была близка. Так близка, что закрывая глаза, он чувствовал под пальцами все ее шероховатости, неровности и грани. Вдыхал ее терпкий запах, неповторимый, тот самый запах , который он узнавал сразу - запах добычи...
Он встряхнулся, возвращаясь в настоящее.
Подкупленный санитар в больнице сказал, что Ваську продержат в коме минимум двое суток - он, хоть и не сдох, но крови потерял много. Может, ещё сдохнет от сепсиса, мрачно усмехнулся человек. Вилы не выглядели стерильными. А, судя по тому, как суетятся родственники той бабы, наследницы, нотариус заявится к ним не сегодня - завтра. Не попрут же они беременную ударенную головой наследницу за сто верст...
В общем, жучок в вазе, фора во времени и неожиданность нападения должны сыграть ему на руку. Слишком долго он ждал, пора идти ва-банк.
Он прижал пальцы к запястью. Пульс был спокойным, ровным. Он усмехнулся. Он всегда получал всё, что хотел. И сейчас получит. Подумаешь, некоторые нестыковки. "Некоторые, но очень существенные. Опасные. Надо всё бросить и спасаться" - услужливо подсказал внутренний голос.
Человек стиснул зубы и сжал кулаки.
Это. Моё. Последнее. Дело. Почти законченное. Я не отступлю.
Он со свистом втянул воздух сквозь стиснутые зубы, задержал дыхание и резко выдохнул. Открыл глаза. Надо действовать.
***
Утро началось сумбурно.
Гену выдернул из сна звонок телефона — тихий, но настойчивый, словно комар. На экране мигало имя - Оля.
— Что случилось?, — резко выдохнул он.
— Гена, — она говорила почти шепотом, но решительно, — забери меня отсюда. Немедленно. Я больше не могу. Эти их капельницы, эта неуёмная забота, и это… тупое созерцание потолка. — Последние слова она почти прошипела.
Он даже не стал спорить. Стряхнул сонное оцепенение, рывком встал с кровати и коротко бросил в трубку:
— Жди. Сейчас буду.
В комнате было серо и прохладно. Сквозь неплотно задвинутые шторы пробивался первый утренний свет — мутный, осенний, будто небо ещё не решило, устроить им серый невзрачный день или всё-таки показать солнце.
Гена торопливо натягивал джинсы, искал футболку, шарил рукой в поисках носков. Сердце стучало быстро, почти гулко, как от внезапного бега. Он понимал, что Ольга не из тех, кто жалуется попусту. Если позвонила в семь утра и попросила забрать — значит, действительно ей там невмоготу.
Он схватил куртку, ключи, телефон. Торопливо выскочил в коридор обуться и на кухне услышал тихий звон посуды. Он заглянул поздороваться. Там за столом сидели родители Ольги. Завтракали: на столе чайник, варенье, отец читал газету (где только нашёл этот анахронизм), и царил тот утренний уют, который когда-то казался ему чем-то почти чужим, а сейчас Гена не прочь был к ним присоединиться.
Мама подняла глаза:
— Куда это ты с утра?
Гена задержался в дверях.
— В больницу, за Олей. Она попросила забрать её.
Мама нахмурилась, отец опустил газету.
— Что случилось? Ей плохо?
— Нет, просто устала от всего этого. Я постараюсь быстро. — Он развернулся и сделал шаг к двери, но вспомнил и добавил, уже почти на бегу: — Пожалуйста, только не звоните нотариусу без нас.
Он не ждал ответа. Сбежал вниз в крыльца, перескакивая через две ступени. Заводя двигатель и прогревая машину, Гена ещё раз мысленно перебрал в голове все события двух последних дней. Потом рванул в сторону больницы, чувствуя, как утро превращается в что-то похожее на предвестие нового витка событий.
Дорога до больницы заняла пару минут, и Гена ехал почти на автопилоте, то и дело проверяя телефон — не позвонила ли снова Ольга, не написала ли что-то ещё.
Больница встретила утренней серостью. На стоянке — несколько машин, в воздухе удивительно перемешался запах дезинфекции и мокрых листьев. В холле сновали медсёстры, кто-то ругался у регистратуры, в коридоре звенели колёса каталок. Всё вокруг было слишком живым и шумным для семи утра.
Ольга ждала его в палате. Бледная, с усталым лицом, она радостно улыбнулась при виде него.
— Ты быстро.
— А ты — не слишком быстро хочешь смыться?, — ответил он, тоже улыбаясь. Оказывается, он чертовки по ней скучал.
Она вздохнула, глядя в окно.
— Я просто не могу больше. Медсёстры и врач приходят — смотрят, молчат, уходят. А я лежу и считаю трещины на потолке. Меня это с ума сводит. Ничего не болит, все анализы в норме. Сотрясение не подтвердилось. Что тут делать? Лежать я и на диване могу, дома.
Он обнял ее, коснулся аккуратно ссадины на лбу.
— Точно не болит?
Ольга кивнула.
Пока они договаривались с врачом и оформляли выписку, природа все-таки решила подарить им еще один солнечный денек.
Когда они вышли из отделения, солнце уже светило вовсю, и мокрая, в росе, желтая и бордовая листва кленов сверкала так, что больно было смотреть. Ольга впервые за утро глубоко вдохнула: воздух был — прохладный, осенний, вкусный.
— Надо же. Везде почти опали, а здесь еще держатся, радуют, — сказала она, с удовольствием шагая по дорожке к машине.
— Рассказывай, что там у вас случилось, — она заглянула ему в лицо. — Ты выглядишь озабоченным.
Они сели в машину и Гена завёл мотор, не глядя на неё. Дома всё равно всё узнает.
— Сейчас расскажу. Только не волнуйся, — он развернулся к ней и коротко рассказал ей о последних событиях — без лишних деталей, только самое главное. Ольга слушала, не перебивая. Лицо её становилось всё серьёзнее, будто она собирала в голове картину. Когда он договорил, задумчиво посидела еще немного.
— Знаешь, мне бабушка хотела что-то рассказать. Еще год назад, когда я осенью приезжала, сказала, что нам надо поговорить. Я ее спросила, о чем. А она задумалась и сказала, что ей нужно время подготовиться к разговору. Потом зимой, на Новый год спросила. Она сказала, что пока время терпит, ничего важного. И вот, не успела.
Слёзы полились у нее из глаз так внезапно, что Гена аж перепугался.
— Олечка, дорогая, не плачь, пожалуйста. Всё хорошо, да?
Она, закрыв лицо ладонями, начала плакать уже навзрыд.
— Давай, может, обратно в больницу вернемся?
Она яростно помотала головой, и не отрывая ладоней от лица попросила:
— Домой!
Гена выкрутил руль и рванул по улице.
Пока он парковался во дворе, из дома, к великому его облегчению, вышла Нина Игоревна.
— Нина Игоревна! Помогите, Оля плачет, никак не могу успокоить.
— А что случилось?, - теща почти подбежала у машине.
— Да я ей рассказывал про наши приключения, она бабушку вспомнила и вот, - он в бессилии развел руками.
— Понятно, - Нина Игоревна открыла дверь и почти вытащила Ольгу из машины.
Та уже не плакала навзрыд, но всхлипывала и вытирала слезы каким-то детским движением.
— Девочка моя!, - теща обняла дочь, поцеловала, вытерла слёзы. – Устала? Соскучилась? Проголодалась? Пойдем домой.
Она развернула Ольгу к дому, и потянула за руку.
— Пойдем, сейчас мы тебя и умоем, и накормим, - как с маленькой разговаривала.
Гена забрал сумку и поспешил за ними.
Дома было тихо. Слишком тихо после больницы. Гена помог Ольге раздеться.
— Пойдем на кухню, позавтракаем. Ты что хочешь?, - она повернулась к дочери.
— Я хочу крепкий чай, сладкий. И соленый бутерброд.
Нина Игоревна открыла холодильник, а Гена поставил греться чайник, и включил кофемашину. Как ни странно, но родители Оли предпочитали обычный чайник, не электрический. А вот кофемашина у них была современная, дорогущая.
Ольга села за стол. На щеках ещё виднелись следы слёз, но глаза уже повесели.
— Знаешь, — сказала она Гене тихо, — странно. Как-то так нахлынуло неожиданно. Прости за истерику.
Гена улыбнулся, наливая ей чай.
— Всё нормально. Тебе нужно просто немного отдыха.
Ольга закатила глаза, она явно развеселилась, а Нина Игоревна поставила перед ней тарелку с двумя толстыми кусками черного хлеба, намазанными маслом, а сверху лежали кусочки селедки.
— Так хотела?
Оля кивнула, откусила от одного бутерброда и закрыла глаза от наслаждения.
— Я об этом мечтала с того момента, как очнулась, - объявила она с полным ртом – а меня в больнице кормили чем-то, что выглядит и по вкусу напоминает мокрый теплый картон, - и опять откусила чуть ли не половину куска.
— Не подавись, ешь помедленней. Никто у тебя не отбирает. И это не истерика, а гормоны, - Нина Игоревна улыбалась, глядя на дочь и зятя, который прихлебывал кофе и не отводил глаз от жены.
После съеденных бутербродов Ольга явно осоловела. Гена отвел было ее в спальню, но она потребовала ванную смыть больничный запах. Он терпеливо подождал, пока она наплещется, потом таки запихал ее в постель, где она заснула, едва коснувшись подушки.
Он сбежал вниз, на кухню, чувствуя, что готов съесть слона. Он открыл дверь, и в нос ему ударил аромат.
— Закрой дверь быстрее, а то вдруг Оля унюхает. Чтобы ее мутить не начало, - теща развернулась от плиты, и перед Геной материализовалась тарелка с жаренной картошкой, котлетой и яичницей.
Он накинулся на еду, как коршун, постанывая от удовольствия и вспоминая, что ест нормально первый раз за пару-тройку дней.
Нина Игоревна села напротив, поставив ему и себе по чашке кофе.
— Отец поехал в магазин за продуктами, должен вернуться через часик. Тогда и позвоним нотариусу.
Гена мотнул головой.
— Ну да, подождем, если что, пока Оля проснется.
Он кивнул.
Теща продолжила:
— Костя с Мариной приедут после обеда. Детей договорились с друзьями пока оставить опять. Демин не сказал, когда приедет?
Гена опять помотал головой.
— Понятно. Наверное, к вечеру соберется…
Гена наконец-то прикончил завтрак и почувствовал, как к нему возвращаются силы.
Через пару часов они собрались в прибранной гостиной – выспавшаяся Оля, Гена, родители.
Отец достал визитку из кармана и протянул ее жене.
— Звони ты, Ниночка. Ты же дочь.
Та набрала номер, включила громкую связь и они все застыли в напряжении.
После третьего гудка из трубки донеслось приятное женское контральто:
- Приемная нотариуса Ивановского, слушаю вас.
- Здравствуйте, - от волнения голос Нины Игоревны охрип и она откашлялась. – меня зовут Нина Игоревна Иванова и я дочь Екатерины Сергеевны Павловой. Я бы хотела поговорить с нотариусом Ивановским.
- Да, он ждет Вашего звонка, переключаю…
- Даже ждет, - удивленно протянул Павел Петрович и они все напряженно переглянулись над снова ожившим телефоном.
- Ивановский, - раздалось из трубки, - здравствуйте, Нина Игоревна.
- Здравствуйте. Мне стало известно, что моя мать оставила у вас завещание или что-то подобное, - начала Нина Игоревна.
- Я сразу Вас перебью, - прервал ее нотариус. - Мне сегодня утром уже звонила Татьяна Васильевна Соколова и вкратце обрисовала ситуацию. Как я вижу, дело не терпит отлагательств. В этом деле я являюсь не официальным душеприказчиком, но скорее хранителем воли покойной Екатерины Сергеевны, ее доверенным лицом. Она хранила у меня пакет, который собиралась отдать своей внучке Ольге Павловне Викентьевой, но не успела. Мы с ней договорились, что если вдруг она умрет, чтобы я вернул этот пакет Ольге Павловне.
- Это я, я здесь, - сбивчиво сказала Ольга.
- Здравствуйте, Ольга Павловна, - опять учтиво поздоровался нотариус. – Не могли бы вы завтра приехать с утра в мой офис?
- Конечно, нам бы всем хотелось максимально быстро решить этот вопрос,- вмешалась в разговор Нина Игоревна, - Но, дело в том, что Ольга Павловна только сегодня утром выписалась из больницы после несчастного случая. И, в силу еще одного обстоятельства, нам бы не хотелось, чтобы она в ближайшую неделю нарушала прописанный врачом режим.
Гена показал теще большой палец.
- Понимаю, да, секундочку, - нотариус зашуршал страницами, - завтра я совершенно точно могу приехать к вам в первой половине дня. Скажем, в 9-30. Вас устраивает?
- Да, нас совершенно точно устраивает. Спасибо. Тогда до завтра? Вы же знаете адрес?, - спросила Ольга.
- Да, адрес знаю, буду у вас в 9-30 завтра. До свидания.
- До свидания, - хором попрощались Нина Игоревна и Ольга, и нотариус повесил трубку.
- Ну что ж, - Гена откинулся на спинку стула, - по крайней мере можно уже сказать, что половина дела понятна. – Бабушка оставила тебе какую-то вещь, которая вызывает у кого-то непреодолимое желание ее заполучить. Очевидно, что это какой-то раритет, наверняка стоящий кучу денег. Иначе зачем так рисковать и идти на убийство.
- Понятна, как Божий день, - насмешливо протянул Павел Петрович. – Что-то где-то у кого-то неизвестно за что. Ниночка! – повернулся он к жене, - ты не замечала у мамы Кати несметных сокровищ, ну или хотя бы картину Айвазовского?
- Да нет, - задумалась Нина Игоревна. – Никогда такого особенного не замечала. И мама мне никогда не рассказывала ни о чем таком. Да и комнату ее вы видели – никаких сундуков, сейфов… так, книги, альбомы с фотографиями, иконы в красном углу. Всё.
- Вы зря смеетесь, Павел Петрович. Вспомните, как диван был порезан. Искали именно книгу или икону. Ну, или да, картину Айвазовского, если он когда-то написал картину размером с книгу, - он помолчал. - А баба Таня молодец, и тут успела раньше нас.
- Ладно, завтра всё узнаем, а пока я на работу заскочу, - Павел Петрович решительно засобирался к выходу.
- Какие планы у нас на вечер? – закричал он уже из коридора жене.
- Ужин часов в пять, Костя с Мариной приедут, может, Демин, из полиции который, зайдет. Мальчишки дома останутся. – ответила Нина Петровна.
- Хорошо, в пять я дома! – прозвучало из коридора и дверь хлопнула.
Гена, Ольга и Нина Петровна еще немного посидели в гостиной, обсуждая предстоящий ужин. Потом теща засобиралась на кухню, и Оля, отбиваясь от попыток мамы и мужа опять засунуть ее в постель отдыхать, пошла за мамой, помогать. А Гена, выудив у жены телефон Кости, пошел ему звонить. Было у него одно дельце, которое он собрался провернуть до ужина, но требовалась помощь.
Продолжение следует. 🌷