— Она права, ты действительно никчёмная хозяйка!
Эти слова Павла ударили меня сильнее любой пощёчины. Я стояла посреди нашей кухни, держа в руках тарелку с остывшими котлетами, и смотрела на мужа, который только что выбрал сторону. Не мою.
За его спиной, в дверном проёме, стояла Валентина Петровна — моя свекровь. На её лице играла едва заметная улыбка победительницы. Она добилась своего. После трёх лет непрерывной войны она наконец заставила сына произнести эти слова вслух.
Я медленно поставила тарелку на стол. Руки не дрожали — это удивило даже меня. Внутри всё превратилось в лёд. Холодный, прозрачный, острый.
— Паша, — я произнесла его имя тихо, но в голосе звенела сталь. — Твоя мать три часа рассказывала тебе, какая я плохая жена. И ты с ней согласился. Прямо при мне.
Он покраснел, но упрямо выпятил подбородок. Рядом с матерью он всегда становился другим — маленьким мальчиком, который боится разочаровать маму.
— Ну а что я неправильного сказал? Посмотри на квартиру! Пыль на полках, бельё не глажено... Мама права — нормальная жена так не живёт.
Валентина Петровна величественно прошла в комнату, провела пальцем по серванту и демонстративно поморщилась.
— Я в твои годы, Паша, успевала и дом содержать в идеальном порядке, и работать, и тебя воспитывать. А Марина даже ребёнка родить не может. Третий год замужем — и никаких результатов.
Вот оно. Главное оружие. Она знала, куда бить. Мы с Павлом уже год безуспешно пытались завести ребёнка. Обследования, врачи, анализы — всё это выматывало меня физически и морально. А свекровь использовала это как козырь в своей игре.
— Мама, не надо об этом, — пробормотал Павел, но как-то неуверенно, без настоящего протеста.
— А что не надо? Правду говорить? — Валентина Петровна села на наш диван, как на трон. — Я просто переживаю за вас. Может, дело в том, что Марина слишком много работает? Эти её вечные переводы, компьютер до полуночи... Организм женщины должен отдыхать, а не корпеть над английскими текстами.
Я работала переводчиком с английского и немецкого. Работала дома, что давало свекрови прекрасную возможность врываться к нам в любое время дня под предлогом «помочь по хозяйству». На самом деле она приходила контролировать, поучать и сеять раздор.
— Валентина Петровна, — я старалась говорить спокойно, — мы уже обсуждали это. Врачи сказали, что нужно время. Моя работа тут ни при чём.
Она посмотрела на меня с плохо скрываемым презрением.
— Врачи! Что они понимают? В наше время никаких врачей не было, а дети рождались. Просто женщина должна быть женщиной, а не пытаться заработать больше мужа.
Это была неправда, и она знала это. Павел работал менеджером в автосалоне, и его зарплата была вполне достойной. Но моя работа с иностранными заказчиками приносила больше, и это свекровь переварить не могла.
— Мам, Марина хорошо зарабатывает. Это же плюс для нашей семьи, — попытался вступиться Павел.
Валентина Петровна всплеснула руками.
— Плюс? Сынок, ты не понимаешь! Когда жена зарабатывает больше мужа, она перестаёт его уважать. Начинает командовать, указывать. Посмотри — она уже тебя не слушается!
— Я никем не командую! — не выдержала я. — Мы с Пашей партнёры. Мы вместе решаем все вопросы.
— Партнёры! — свекровь засмеялась. — Какие модные словечки! А где же традиционные семейные ценности? Где уважение к мужу? К старшим?
Она встала и подошла к Павлу, положила руку ему на плечо.
— Сынок, я же вижу, как ты устаёшь. Приходишь домой, а тут... — она обвела рукой комнату. — Беспорядок, жена за компьютером, ужин из полуфабрикатов. Разве ты о такой семье мечтал?
Павел молчал, глядя в пол. Я видела, как он мечется между нами, не зная, что сказать. Но его молчание было красноречивее любых слов. Он не защищал меня. Он позволял матери унижать меня в нашем собственном доме.
— Знаешь что, — продолжала Валентина Петровна, — давайте я буду приходить каждый день. Помогу Марине с хозяйством, научу готовить нормальную еду, а не эти ваши котлеты из магазина.
— Это домашние котлеты! — возмутилась я. — Я их сама делала!
Свекровь подошла к столу, взяла одну котлету, надкусила и тут же скривилась.
— Домашние? Милочка, в них же одни специи! Паша с детства не любит острое, а ты даже этого не знаешь о своём муже!
Это было ложью. Павел обожал острую еду, мы часто заказывали тайскую кухню. Но сейчас он молчал, не опровергая слова матери.
— Паша, — я повернулась к мужу. — Скажи ей правду. Ты же любишь острое.
Он поднял на меня глаза, и в них я увидела что-то, чего раньше не замечала. Трусость.
— Ну... в целом да, но мама права, эти котлеты действительно слишком острые.
Предательство. Мелкое, бытовое, но от этого не менее болезненное. Свекровь торжествовала.
— Вот видишь! А ты говоришь — партнёры. Ты даже вкусы мужа не знаешь. Я вот за тридцать лет брака всегда готовила отцу Паши то, что он любит. И дом был в порядке, и сын воспитан. А у вас что? Квартира в ипотеке, детей нет, и ты ещё смеешь перечить мне, когда я пытаюсь помочь!
Упоминание об ипотеке было особенно язвительным. Валентина Петровна владела двумя квартирами — одну оставил покойный муж, вторую она унаследовала от своей матери. Она постоянно напоминала нам, что живёт на доходы от сдачи одной из них, пока мы «горбатимся» ради ипотеки.
— Знаете что, — я глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться. — Давайте закончим этот разговор. Валентина Петровна, спасибо за визит, но нам с Пашей нужно побыть вдвоём.
Свекровь возмущённо охнула.
— Ты выгоняешь меня? Меня, мать Паши?
— Я никого не выгоняю. Просто прошу дать нам возможность поужинать вдвоём.
— Паша! — Валентина Петровна повернулась к сыну. — Ты позволишь ей так со мной разговаривать?
И тут случилось то, чего я боялась больше всего. Павел встал и сказал:
— Марина, не груби моей матери. Она же хочет как лучше.
— Как лучше? — я не могла поверить своим ушам. — Она унижает меня уже полтора часа, а ты молчишь! И теперь ещё обвиняешь меня в грубости?
— Ты действительно грубишь, — сказал он тихо. — Мама старше, нужно быть вежливее.
Валентина Петровна всхлипнула — наигранно, театрально.
— Вот до чего мы дожили! Сноха указывает мне на дверь, а сын молчит. Видимо, правду говорят люди — Марина тебя полностью подчинила. Ты уже не мужчина в этом доме.
Это сработало. Павел покраснел и резко повернулся ко мне.
— Извинись перед мамой.
— Что? За что я должна извиняться?
— За своё поведение. За неуважение.
Я смотрела на него и не узнавала. Где тот человек, который три года назад клялся мне в вечной любви? Который обещал защищать меня от всего мира? Сейчас передо мной стоял маменькин сынок, неспособный противостоять материнской манипуляции.
— Я не буду извиняться за то, что защищаю своё достоинство, — сказала я твёрдо.
— Тогда мы с мамой уйдём ужинать в ресторан, — Павел взял куртку. — А ты можешь сидеть тут со своим достоинством.
Они ушли. Просто взяли и ушли, оставив меня одну с остывшими котлетами и разбитым сердцем.
Я села за стол и впервые за весь вечер позволила себе заплакать. Но плакала недолго. Слёзы быстро высохли, уступив место холодной решимости.
Я достала телефон и открыла переписку с Анной — моей лучшей подругой и по совместительству юристом.
«Аня, мне нужна консультация. Срочно».
Ответ пришёл через минуту.
«Что случилось? Опять свекровь?»
«Хуже. Кажется, мне нужен развод».
Телефон тут же зазвонил.
— Марина, что произошло? — голос Ани был встревоженным.
Я коротко рассказала о сегодняшнем вечере. Анна слушала молча, лишь иногда тяжело вздыхая.
— Понятно. Слушай, у меня есть предложение. Помнишь, я рассказывала про немецкую фирму, которая ищет штатного переводчика? Они готовы предложить удалённую работу с окладом в два раза выше, чем ты сейчас получаешь. И самое главное — они оплатят временное жильё на первые три месяца.
— Аня, я не знаю...
— Марина, послушай меня как юрист и как друг. То, что происходит в твоей семье — это психологическое насилие. Свекровь манипулирует, муж её поддерживает. Это не изменится. Будет только хуже.
Я знала, что она права. Глубоко внутри я понимала это уже давно, просто боялась признаться себе.
— Дай мне время подумать.
— Конечно. Но не затягивай. Предложение действительно до конца недели.
После разговора я прошлась по квартире. Везде были следы нашей совместной жизни — фотографии со свадьбы, сувениры из путешествий, подарки. Но теперь всё это казалось декорациями к спектаклю, который давно пора закрыть.
Павел вернулся около полуночи. Один. Пьяный.
— Ты ещё не спишь? — удивился он, увидев меня на кухне с чашкой чая.
— Нам нужно поговорить.
— Марин, давай завтра. Я устал.
— Нет. Сейчас.
Он тяжело опустился на стул напротив.
— Ну говори.
— Я больше так не могу. Твоя мать разрушает нашу семью, а ты ей позволяешь.
— Она моя мать! — вспылил он. — Я не могу её прогнать!
— Я не прошу тебя прогнать её из твоей жизни. Я прошу защитить меня, свою жену, от её нападок.
Павел потёр лицо руками.
— Марина, ну что ты как маленькая? Мама просто переживает за нас. Да, она бывает резковата, но у неё доброе сердце.
— Доброе сердце? Она сказала, что я неполноценная женщина, потому что у нас пока нет детей!
— Она не так выразилась...
— Паша, очнись! Она манипулирует тобой! И ты ей это позволяешь!
Он встал, пошатываясь.
— Знаешь что? Мама была права. Ты действительно не уважаешь меня. Настоящая жена не стала бы ставить мужа перед выбором — она или мать.
— А настоящий муж не позволил бы унижать свою жену.
Мы смотрели друг на друга через стол, и между нами была пропасть, которую уже невозможно было преодолеть.
— Я ухожу, — сказала я тихо.
— Что? Куда это ты собралась ночью?
— К Ане. А завтра начну искать квартиру.
Павел засмеялся — зло, пьяно.
— На что? На свои переводы? Да ты без меня пропадёшь!
— Посмотрим.
Я пошла в спальню и начала собирать вещи. Павел стоял в дверях и смотрел, как я складываю в чемодан одежду, документы, ноутбук.
— Ты блефуешь, — сказал он неуверенно. — Завтра одумаешься и вернёшься.
Я застегнула чемодан и повернулась к нему.
— Паша, я любила тебя. Правда любила. Но ты предал нашу любовь, выбрав мамину юбку. И знаешь что самое грустное? Твоя мать никогда не даст тебе быть счастливым. Она будет контролировать каждую твою женщину, разрушать каждые твои отношения. И ты ей это позволишь.
— Не смей говорить о моей матери!
— Я больше не буду. Это не моя проблема.
Я взяла чемодан и прошла мимо него к выходу. У двери обернулась.
— Документы на развод пришлю через адвоката. Квартира по ипотеке, платежи пополам — можем продать и разделить остаток после выплаты кредита. Или ты можешь выкупить мою долю.
— Марина, подожди...
Но я уже закрыла за собой дверь.
Три месяца спустя я сидела в своей новой съёмной квартире — маленькой, но уютной студии на окраине города. На столе стоял новый ноутбук, рядом — чашка кофе и стопка документов от немецких партнёров. Предложение Ани оказалось даже лучше, чем я ожидала.
Телефон зазвонил. Номер Павла. Я не стала отвечать. Он звонил каждый день первую неделю после моего ухода, потом реже, теперь — раз в неделю. Я знала, о чём он хочет поговорить. Валентина Петровна, оставшись без объекта для издевательств, переключилась на сына. Теперь она контролировала каждый его шаг, критиковала каждое решение. Без меня — громоотвода — вся её токсичность обрушилась на Павла.
Вместо ответа я открыла почту и улыбнулась. Немецкие партнёры предлагали повышение и возможность поработать три месяца в их офисе в Берлине. Все расходы — за счёт компании.
Я посмотрела в окно. Начинался новый день моей новой жизни. Жизни, в которой не было места унижениям, манипуляциям и предательству. Жизни, в которой я была хозяйкой своей судьбы.
А где-то в другом конце города Валентина Петровна, наверное, готовила завтрак своему великовозрастному сыну и рассказывала, какая я была плохая жена. Только вот слушать её теперь было некому. Павел опаздывал на работу, злой и помятый после очередной ссоры с матерью.
Моя подруга Аня была права — леопард не меняет своих пятен. Свекровь не изменилась. Павел не изменился. Изменилась я. Я выбрала себя.
И это был лучший выбор в моей жизни.