У птиц существуют десятки причудливых и прекрасных английских названий для стай, но лишь немногие звучат столь же зловеще и образно, как мрачное «убийство ворон» (a murder of crows). Что любопытно, вóроны — хотя, казалось бы, именно они больше заслуживают столь смертоносного титула — отделались куда более мягким прозвищем «немилость» (an unkindness of ravens).
Чтобы докопаться до корней этих собирательных существительных, нам придётся совершить путешествие в эпоху Средневековья и рыцарской охоты. Для аристократии того времени охота была не просто забавой или способом добыть пищу; она была важным мерилом знатности и благородства. Каждый аспект этого действа — начиная от названий преследуемых животных и частей их тела, заканчивая этапами погони и поведением гончих — оброс собственной, тщательно выверенной терминологией.
Этот специализированный охотничий лексикон, известный как «термины травли» (terms of venery), был своего рода пропуском в высший свет. Владение им чётко отделяло утончённого джентльмена от простых йоменов, крестьян и деревенщины.
Языковой калейдоскоп
Параллельно с этим английский язык переживал бурный рост, и мода давать коллективные имена охотничьим животным быстро вышла за пределы аристократии, захватив и другие сословия. В последующие столетия эта практика превратилась в повальное увлечение, породив сотни новых красочных терминов: от «клубка» жаб (a knot of toads) и «табуна» ослов (a drove of donkeys) до «пронырливости» обезьян (a shrewdness of apes).
Создание этих красочных описаний требовало незаурядного остроумия и фантазии. Их придумывали, используя самые разные лингвистические приёмы: от звукоподражания («гоготание» гусей, a gaggle of geese) и отсылок к повадкам («рывок» чирков, a spring of teal) до визуальных образов («парламент» сов, намекающий на их мудрый и важный вид, a parliament of owls).
Порой в процессе переписывания рукописей в термины закрадывались ошибки, искажавшие первоначальный смысл. Так появились, например, «осада» цапель (a siege of herons) на самом деле, слово восходит к их месту обитания — осоке (sedges and reeds) и тростникам болот. Или «школа» рыб (a school of fish), искажённое от слова «косяк» (shoal).
Средневековые бестселлеры
Многие из этих коллективных названий, дошедшие до наших дней — будь то «очарование» щеглов (a charm of goldfinches), «гордость» львов (a pride of lions) или то самое «убийство» воронов, — впервые были зафиксированы в двух манускриптах середины XV века: «Эгертонском манускрипте» и «Книге Сент-Олбанса» (The Book of St Albans).
Что интересно, хотя щеглы и впрямь очаровательны, слово «charm» в их случае происходит от старофранцузского слова, означавшего «пение», а не от современного «шарм».
Традиция жива
Эта занимательная традиция — придумывать коллективные существительные — не угасла и по сей день. В современную эпоху появились свои шедевры, такие как «счетная палата» банкиров (a wunch of bankers — каламбур, обыгрывающий слово lunch и стереотип о банкирах, заключающих сделки за ланчем, и слово bunch - группа).
Преступление и наказание
Но почему же именно «убийство» воронов? Самое вероятное объяснение кроется как в поведении этих птиц, так и в том, какими их видели люди. Вóроны — падальщики, они питаются трупами и охотятся на мелких животных, например, ягнят, и разоряют гнёзда, воруя яйца и птенцов. В прошлом воронов и других врановых часто видели на полях сражений, у стен средневековых госпиталей, на кладбищах и у виселиц, где они терпеливо ждали возможности поживиться мёртвой плотью. Именно эта мрачная связь со смертью и породила множество суеверий и легенд, окутывающих воронов.
Один из таких мифов гласит, будто вóроны собирают нечто вроде трибунала или парламента, чтобы судить и наказывать провинившегося сородича. Если «подсудимый» признан виновным, стая собственноручно совершает над ним расправу. Возможно, в этой истории есть крупица правды: вóроны действительно могут убить ослабленную или больную птицу, вторгшуюся на их территорию. Однако нет никаких свидетельств того, что вóроны практикуют смертную казнь в отношении себе подобных на регулярной основе.
Стаи со множеством имён
Известно и множество других названий для стаи воронов: от толпы (a horde) и роя (a hover) до сборища (a mob), шайки (a parcel), парламента (a parliament) и даже болтовни (a storytelling).
Слово «парламент» также прочно закрепилось и за совами. Эти птицы с древних времён ассоциируются с мудростью — это представление восходит ещё к Древней Греции, где богиня мудрости Афина часто изображалась в сопровождении совы. Существует несколько теорий, объясняющих этот образ, но, скорее всего, он вызван их внимательным, глубоким взглядом и удивительной способностью видеть в темноте.
Что касается воронов, то, скорее всего, их стаю тоже назвали «парламентом» из-за упомянутой ранее народной сказки о судах над сородичами. Впрочем, учитывая, что нам теперь известно о высоком интеллекте воронов, не исключено, что какой-нибудь средневековый лингвист тоже разглядел в них эту черту.
А вот происхождение термина «болтовня воронов» (a storytelling) окутано тайной. Вóроны известны тем, что собираются большими шумными стаями, оглашая окрестности громким карканьем. Возможно, какой-то наблюдатель, услышав этот гомон, решил, что птицы затеяли не перекличку, а неспешную беседу и обмениваются друг с другом занимательными историями.
А нужны ли они вообще?
На самом деле, орнитологи в своей работе не используют эти охотничьи термины. Они называют группу любых птиц просто стаей.
Поскольку эти старинные названия не являются официальными и их так много, что немудрено и запутаться, — может, нам стоит от них отказаться?
Я считаю, что нет. Это ведь весёлый, творческий способ использовать язык и показать наш интерес к существам, с которыми мы делим планету. Например, «весёлая возня выдр» (a romp of otters) звучит невероятно мило:)
Выражение «убийство воронов» отражает предрассудки времён, когда мы не понимали, насколько сложным и умным являются эти птицы.
Сейчас мы могли бы сделать акцент на их сообразительности. И придумать, например, «интеллект воронов» (an intelligence of crows). Будет звучать весьма неплохо:)