В современном мире образование является одной из наиболее важных сфер общества. Появление новых профессий, увеличение потребляемой информации требуют умения работать с этой информацией и получать необходимые знания. От недостаточного уровня образованности граждан страдают все области общественной жизни, а страны, уделяющие недостаточно внимания просвещению граждан,становятся неконкурентоспособными.
В первую очередь, развитие образования определяется государственной политикой, но не стоит забывать, что ее реализация зависит от людей – начиная с министра и заканчивая учителем. Искренность их намерений приносить пользу отечеству и понимание этой пользы может нейтрализовать действие неудачного законодательного акта, хотя бы в пределах одной школы, или, наоборот, исказить в худшую сторону самые благие начинания законодателя.
Все вышесказанное можно отнести не только к дню нынешнему, но и к дореволюционной России. В условиях, когда огромные массы крестьянства оставались малограмотными, вопрос просвещения стоял очень остро. Даже в начале XX века дворяне являлись одним из наиболее образованных слоев общества, многие их представителя занимали высокие посты в государстве и формировали его политику. Наиболее достойные члены дворянского сословия понимали важность вопроса об образовании для развития страны. К ним можно отнести и героев данной статьи – А.Н. Боратынского и А.К. Рачинского.
Казанская ветвь рода Боратынских, потомков поэта Евгения Боратынского всегда отличалась тягой к образовательной деятельности. Сестра Александра Николаевича – Ксения, организовала школу для крестьянских детей и сама же в ней преподавала. Сам Александр, будучи земским деятелем, пристальное внимание уделял сельским школам и педагогическому составу, а также вопросам образования инородцев. Рачинские также показали себя радетелями за дело народного просвещения. Отец Александра Константиновича являлся директором Московского сельскохозяйственного института. А его дядя Сергей Александрович Рачинский был известным педагогом.
В последние десятилетия сложился устойчивый интерес к эпистолярному наследию казанского дворянства. В фокусе внимания исследователей были письма интеллектуальной, творческой и политической элиты, раскрывающие новые факты в биографиях, показывающие характер взаимоотношений в дворянско-интеллигентской среде.
Среди комплекса эгодокументов дворян Казанской губернии письменное наследие Боратынских занимает особое место. Изучение и научная публикация семейной корреспонденции, дневников и воспоминаний является перспективной источниковедческой темой, так как помогает представить мировосприятие не только отдельно взятых представителей знатного рода, но и всего провинциального дворянства. Боратынские вели активную переписку с родными и близкими, проживавшими в разных уголках Российской империи. Среди адресатов особо стоит отметить знаменитого педагога С.А. Рачинского, в письмах к которому преобладали вопросы делового характера, связанные с постановкой школьного дела в сельской местности. В письмах к сестре и матери С.А. Рачинского содержались семейные новости. Еще одним адресатом Боратынских был Александр Константинович, младший брат С.А. Рачинского.
Письма А.Н. Боратынского к А.К. Рачинскому представлены в фонде Российского государственного архива литературы и искусства. Всего 3 письма, охватывающие период не позднее 1913 г. и до 1917 г. включительно. Но, как следует из их содержания, это была продолжительная переписка и, вероятно, в фондах других учреждений могли сохраниться остальные письма, поиск которых еще предстоит. Эти документы ранее не становились предметом исследования и публикации и вводятся в научный оборот впервые.
Изучение данной корреспонденции позволяет познакомиться с темами, которые волновали двух крупных специалистов в области народного просвещения в начале 20 столетия; показать мировоззрение А.Н. Боратынского, его отношение к своему родственнику, занимавшему высокий государственный пост.
А.К. Рачинский родился в богатой семье дворян Смоленской губернии. Его отец был директором Московского сельскохозяйственного института. Бабушка Александра Рачинского приходилась сестрой поэту Е.А. Боратынскому, а дядей был знаменитый просветитель С.А. Рачинский.
Во взрослую жизнь Александр Константинович вступил обеспеченным и образованным юношей. Он получил образование в 5-й московской классической гимназии, затем окончил юридический факультет Московского университета. Владения А.К. Рачинского были сосредоточены в трех губерниях – Смоленской, Тамбовской и Черниговской – и насчитывали свыше 7000 десятин земли, в связи с чем он участвовал в дворянском самоуправлении, а с 1911 г. дважды избирался на должность черниговского губернского предводителя дворянства, но в 1915 г. был вынужден оставить общественную службу, поскольку был назначен на пост товарища министра народного просвещения. Именно это назначение сблизило его с казанским родственником – Александром Николаевичем Боратынским, с 1902 г. находившегося на земской службе и активно занимавшегося вопросами образования.
Казанское уездное земство занималось и последовательно улучшало школьную систему образования с самого его создания в 1860-е гг., этим же занимался и отец Боратынского, будучи дворянским предводителем.
На посту уездного предводителя дворянства Александр Николаевич пробыл вплоть до 1917 г. К нему обращались за помощью как дворяне, так и люди из низших сословий, ежедневно он принимал просителей, которые приходили со своими нуждами. Так, в 1911 г., используя свой авторитет предводителя дворянства, Александр Николаевич принял участие в защите нескольких учительниц Казанской губернии, уволенных за проявленную «политическую неблагонадежность». Но личный разговор с казанским губернатором М.В. Стрижевским помог восстановить всех этих учительниц в правах.
Кроме того, Боратынский, являясь депутатом Думы в 1908–1912 гг., входил в комиссию по народному образованию, где пытался протолкнуть свои предложения, одним из которых, к примеру, был вопрос о подчинении церковно-приходской школы училищному совету.
Также в разные годы Боратынский являлся членом педагогического и попечительского советов Казанской Мариинской 1-й женской гимназии (а также председателем последнего), членом попечительного совета Казанской женской 3-й («Котовской») гимназии, училищного совета Учительской семинарии.
Деятельность на ниве просвещения двух братьев – А.К. Рачинского и А.Н. Боратынского – послужила поводом для коммуникации и обусловила характер переписки, выдвинув на первый план обсуждение проблем народного образования.
Среди сюжетов, освещаемых в корреспонденции, – слух о возвращении иконы Казанской Божьей Матери (данная тема помогает датировать письмо), создание порайонных педагогических совещаний учителей начальных школ, личностная характеристика педагогического деятеля, представителя казанской миссионерской школы Я.Д. Коблова, обсуждение вопроса о языке преподавания инородцам и отставка Рачинского с должности товарища министра. В деле письма представлены в случайном порядке, поэтому будем анализировать их в хронологической последовательности.
Самое раннее из трех писем к А.К. Рачинскому было направлено в период его депутатства в Государственном совете. В письме А.Н. Боратынский рисует портрет профессора Якова Дмитриевича Коблова, работавшего в области просвещения и хорошо известного А.К. Рачинскому. С 1908 г. Яков Дмитриевич служил чиновником по ведомству народного просвещения, с 1908 по 1910 гг. – инспектором народных училищ Елабужского уезда Вятской губернии, с 1910 по 1914 гг. – инспектором народных училищ Казанского уезда Казанской губернии, с 1914 по 1917 гг. – окружным инспектором Киевского учебного округа (1914–1917). В 1917 г. Коблов вернулся в Казань, где он в юности получил высшее образование. Боратынский имел возможность познакомиться с ним в период службы Якова Дмитриевича в Казани, и дать довольно детальную характеристику его личности: «Дорогой Александр Константинович. Вчера на курсах учителей видел инспекторов народных училищ и вспомнил, что Вы спрашивали мое мнение о Коблове. Весьма трудно охарактеризовать этого человека; у него есть крупные достоинства и крупные недостатки. Он умный и даже довольно яркий человек, но грубоватый по воспитанию, не строгий в своих отношениях к женщинам, не смелый в своих суждениях при столкновении их с мнениями начальства, но не раболепный и не беспринципный. Ум у него философствующего склада, он не равнодушен к добру и правде, я наблюдал в нем иногда недовольство самим собой, настроение, свойственное людям небезнадежным с моей точки зрения. Он занимался инородцами и знает немного татарский язык. Впрочем это «немного» больше, чем сведения других, все же свободно владеть языком, по моему, он не может».
Далее Боратынский переходит к теме о языке преподавания в конфессиональном учебном заведении: «Обдумывая вопрос о школе, предполагаем к осуществлению, я вижу, что самое большое затруднение мы встретим в преподавателях и в невозможности передавать некоторые предметы на инородческих языках. Однако я говорю это не для того, чтобы сложить оружие. Обработать это дело в короткое время нельзя. Несомненно я не буду говорить «крупным татарам» о том, что министерство задумало такую школу, да я не намерен вообще об этом рассказывать пока все это дело еще в зерне».
По всей видимости, речь шла о подготовке новых «Правил о начальных училищах для инородцев», принятых впоследствии в июне 1913 г., и которыми упразднялось требование владения учителем местного языка. В целом, дворяне Казанской губернии признавали необходимость реформирования национальных учебных заведений, но единства в представлениях о том, каким способом это стоило осуществить, не было. И Боратынский, в частности, выступал против резких высказываний в адрес инородцев, он советовал не обострять недружелюбие, так как «подозрительное отношение к распространению в татарской среде русского образования провоцировало создание собственных учебных заведений с преподаванием на родном языке». На заседаниях земского и дворянского собраний А.Н. Боратынский высказывался за то, чтобы в инородческих училищах учителя были обязательно русскими, но знающими местные языки. Эти же идеи А.Н. Боратынский продвигал в Государственной думе.
Именно рассуждение Боратынского относительно некоторых положений законопроекта об инородческой школе дает нам основание утверждать, что данное письмо было написано не позднее июня 1913 г., когда новые «Правила» уже были приняты.