Ну а теперь настала пора, читатель, нам вновь перебраться в Азию и переключить твоё внимание на такую страну, как Армения… И объяснить почему же она оказалась в центре всех последующих событий, связанных с противостоянием Римской империи и Парфянского царства?
И тут следует сказать, что эта страна изначально формировалась в непростых условиях…
Предки армян обитали на Армянском нагорье издавна, но как таковой Армении до начала VI века до новой эры не было, а на её месте находились вначале царство Хайяса, один из главных противников хеттов, а затем и Урарту. Последнее создали хурритские племена, и оно на протяжении почти двух веков соперничало с Ассирией за доминирование на Ближнем Востоке.
Потом на Армянское нагорье пришли мидийцы, за ними подтянулись родственные им персы. И именно в это время армянам без какого-либо принуждения удалось ассимилировать все остальные народы нагорья и их язык стал здесь преобладающим. Уже находясь в составе империи Ахеменидов, на территории нагорья была образована сатрапия, которая получила название Армения. После же разгрома Ахеменидской державы Александром Македонским впервые образовалось независимое царство Великая Армения со столицей в Армавире.
Впрочем, спустя век с небольшим, эти земли захватили ненадолго Селевкиды, относившиеся к диадохам, то есть к наследникам македонского воителя, однако в 189 году до новой эры царь Арташес I воссоздал независимое Армянское царство, и построил новую столицу для него, город Арташат.
Спустя век Армянское царство достигло наивысшего могущества, и Тигран II даже принял титул Царя царей, отобрав этот титул у парфянских Аршакидов. Однако расцвет Армянского царства продолжался не долго, и после смерти Тиграна II Парфия вновь стала преобладающей силой на Ближнем Востоке, хотя и Рим уже вскоре здесь заявил о себе. Причём произошло это сразу и в полный голос.
Вначале римляне подчинили всю Малую Азию, вплоть до западных границ Армянского нагорья, затем овладели осколками Селевкидской державы в Киликии и Сирии, далее они проникли в Левант и начали хозяйничать уже в Финикии и Иудеи, и, в конце концов, очередь наступила и Египта, где окончательно выродились Птолемеи. Ну а Армения превратилась в буфер между Римом и Парфией, и обе державы не одно десятилетие оспаривали между собой право владеть ею.
Эта борьба была упорной и продолжалась с переменным успехом не один год, но, наконец, в правление уже Нерона, разразился очередной кризис, который вылился в ожесточённую пятилетнюю войну между Римом и Парфией. И по завершению этой войны, в 63 году новой эры, в Рандеи было заключено соглашение: по нему царём Армении становился брат Шахин шаха Вологеза I, Трдат I, однако диадему он должен был получить из рук императора.
И отныне провозглашалось, что и все последующие цари Армении были обязаны получать одобрение в Римской империи. Таково было одно из условий Рандейского соглашения. Это была уступка, сделанная парфянами римлянам, но за то она позволила более-менее прочно утвердиться на троне в Арташате младшей ветви Аршакидов.
И поэтому Трдата I на троне в Армении сменил другой Аршакид.
Однако Великая Армения была не единственным армянским царством в начале новой эры в Северной Месопотамии…
***
В I веке новой эры здесь, к Юго-Западу от Великой Армении, находились и ещё два по сути армянских царства: Коммагена и Осроена. Впрочем, в данном случае пойдёт речь о втором из них, об Осроене.
Так вот, в этом небольшом царстве правил Абгар V.
Он стал известен в том числе и тем, что познакомился с неким проповедником из Назарета, с которым завёл продолжительную переписку, и которого в правление императора Тиберия по наущению недовольных иудеев схватили, подвергли суду и распяли, а его ученики после этого объявили своего казнённого учителя Сыном Божьим. Теперь учение Назаретянина стало приобретать всё большую популярность и начало распространяться по многим землям. И едва-ли не самым успешным распространителем этой новой веры оказался ближайший сподвижник Назаретянина, один из двенадцати его апостолов, которого звали Фаддеем.
Этот апостол, ещё при жизни Учителя, покинул родную Иудею и направился на Север. Он прошёл Дамаск, Апамею и Алеппо, и дошёл до Эдессы, где о нём и услышал кто-то из придворных царя Осроены.
Абгар V проявил живой интерес к путешествовавшему проповеднику. А затем Фаддей даже познакомился близко с царём Осроены и стал ему объяснять основные постулаты вероучения назаретян. И получается, что Абгар V оказался одним из немногих правителей, кто подружился с апостолом Сына Божьего и завёл переписку с самим Назаретянином (это, между прочем, подтверждается тем, что несколько писем из их переписки сохранились до наших дней).
Чем же ещё оказался примечателен Абгар V?
Ну вероятно ещё и тем, что он, кажется, стал самым первым правителем того времени, который решился отринуть многобожие и принял новую веру, хотя об этом Абгар и не распространялся особо.
И ещё следует заметить, что у этого царя не оказалось наследников, но за то был двоюродный племянник, звавшийся Санатруком. И этому племяннику суждено было вскоре, после смерти Трдата I, занять трон в Великой Армении.
Ну а когда пришёл черёд переселиться в мир иной и Абгару V, то этот Санатрук без труда присоединил к своему царству Осроену, благо что там больше половины населения уже составляли армяне.
***
Что же можно сказать о Санатруке, которому по сути в руки свалилась ещё и Осроена? Страна, в которой, между прочем, последователи Назаретянина уже преобладали и в открытую поклонялись ему, и где даже появились их первые общины.
В данном случае я сошлюсь на древних писателей…
Ну а они (и не только, кстати, армянские, а и те же римские и греческие) отзывались о нём в основном в положительном ключе. По их утверждениям он был справедливым и даже праведным правителем. Но в тоже время, он не поддерживал вероучение Назаретянина, и по настоянию тогдашнего повелителя римлян Нерона, а также с молчаливого согласия парфян, начал с последователями этой веры в своём царстве достаточно круто обходиться.
Дошло до того, что он не пожалел и бросил в темницу, а затем и казнил свою родную дочь Сандухт, которая присоединилась к назаретянам. А вслед за Сандухт был казнён и апостол Фаддей, успевший обратить царскую дочь в новую веру.
Казнь их состоялась в Шаваршане, летней царской резиденции.
***
После этого супруга Санатрука (у которой тоже было имя Сандухт) оборвала все отношения со второй половиной. И перед тем, как покинуть царский двор, она, обличая мужа, прямо в глаза ему заявила: «Лучше уж быть женой нищего селянина, чем такого изверга, как ты! Ведь ты же не справедливый царь, а – жестокий детоубийца! И у тебя на руках кровь собственного дитя!»
Сандухт покинула столицу и уединилась в небольшом поместье, спрятавшемся в безлюдном высокогорье. Бывшая царица добровольно стала там настоящей отшельницей и никого не принимала. С ней жили только трое старых слуг, которые остались ей верны и добровольно последовали за ней в труднодоступное горное местечко.
Она не виделась с мужем несколько лет, её не баловали вниманием и кто-либо из прежних знакомых, ведь от неё они отвернулись, и можно сказать, что от неё отказался весь двор. И потому эта отшельница пришла в крайнее недоумение, когда старая служанка ей сообщила, что её хочет видеть какой-то незнакомец.
***
Отшельница уже привыкла к уединению и только каждый день прилежно по нескольку часов молилась. Сейчас она закончила свою обычную утреннюю молитву и, поднявшись с колен, спросила у старой служанки:
- Откуда он прибыл?
- Кажется, он прибыл из Парфии, - ответила служанка.
- А что ему нужно? – переспросила отшельница.
- Я не знаю, госпожа. Но он очень хотел увидеться с тобой.
- И зачем я понадобилась ему? – вслух подумала Сандухт.
- Он мне не сказал. Так ты его примешь, госпожа?
- Ла-а-адно… Я приму его, - кивнула головой Сандухт. – Пусть пройдёт.
И бывшая царица, а сейчас отшельница, вновь перекрестилась.
Вскоре незнакомец появился на пороге.
- Кто ты? И что тебе надо? – неприветливо спросила Сандухт незваного гостя.
Сандухт по-прежнему была в траурном чёрном одеянии, которое она не снимала уже на протяжении многих и многих лет. Волосы у неё, когда-то прекрасные и волнистые, а теперь поредевшие и совсем седые, причём ещё и коротко остриженные, были спрятаны под платком.
- Я прибыл от Шахин шаха Хосроя I, - ответил ей парфянин.
- И что Шахин шаху от меня понадобилось?! – удивилась бывшая царица.
- У меня к тебе, госпожа, будет не простой разговор. Но он должен остаться только между нами, - произнёс незнакомец.
Сандухт ещё больше удивилась. Ей этот незнакомец показался странным, и даже весьма подозрительным. Она уже хотела оборвать аудиенцию, но незнакомец показал Сандухт печатку с гербом. И действительно, на этой печатке изображались два сокола и между ними сияло солнце. А это и был родовой герб парфянских Шахин щахов! И только после этого у Сандухт напряжение несколько спало, и она поняла, что перед ней действительно был не провокатор, подосланный её бывшим муженьком, а представитель Хосроя I, который сейчас правил в Ктесифоне.
- Что нужно Шахин шаху Хосрою от меня? – повторно спросила незнакомца Сандухт.
- Ты же по-прежнему испытываешь неприязнь к своему бывшему мужу? – с подтекстом спросил у Сандухт незнакомец.
- Ну-у-у… Ну-у, допустим и так… И что с того? – передёрнула плечами отшельница.
- А не желаешь-ли ты ему воздать должное?
- … А что ты имеешь ввиду?
- Ведь ты же можешь покарать его за смерть своей любимой дочери… На нём же – её кровь! Именно он приговорил её к жестокой казни, совершённой когда-то в Шаваршане! Вспомни всё, что там было… Неужели про это ты позабыла, госпожа?!
Глаза у бывшей царицы на какое-то мгновение вспыхнули, перед ней возникло видение… То самое, которое касалось казни её дитя. Она явственно вновь увидела, как убивали её кровиночку. Всё происходило как будто на её глазах и прямо сейчас. Она увидела и высокий помост, и палача в островерхом колпаке, закрывавшем его лицо полностью, и как после удара топором с глухим стуком покатилась голова её дочери по ступеням помоста и остановилась лишь у ног царя Санатрука. Ну а тот… А он издал какой-то совершенно не человеческий звук, всем телом задрожал, побледнел смертельно и даже от страха резко отшатнулся в сторону. И Сандухт ещё отчётливо увидела, как длинные и волнистые волосы её дочери разметались по земле. И остекленевший взгляд её прекрасных глаз уставился в небо. И от этого виденья Сандухт стало совсем плохо.
Голова у бывшей царицы закружилась и Сандухт чуть не сошла с ума.
Но вот она немного успокоилась, и взгляд у неё тут же потух.
И после долгого молчания Сандухт всё-таки произнесла:
- За э-э-это… злодейство… За неоправданное убийство собственной дочери пусть покарает моего бывшего мужа Бог!
***
Так что же произошло в этом удалённом высокогорном поместье? Кому-то из вас , читатель, это может показаться странным? Ну а я вам отвечу: не-ет, всё произошедшее там было вполне логично! Ведь бывшая царица Сандухт уже полностью прониклась верой назаретян.
Ну а те…
А вот они, эти назаретяне, не признавали само понятие мести и напрочь отвергали какое-либо насилие.
Ну а что же тогда царь Великой Армении? Грызло ли его раскаяние за совершённое им ужасное злодеяние?
***
На мой взгляд он должен был раскаиваться. И воспоминания об этой казни его долго преследовали. Он долго мучился, но с годами эти чувства его всё реже посещали. И он своей преступной выходке находил всё время какие-то оправдания. Чтобы своё преступление окончательно вычеркнуть из памяти.
Так он оправдывал себя тем, что к расправе над дочерью его принудили. Что в этом принуждении повинны были римляне. И прежде всего к этому склонил его такое чудовище на троне, как Нерон. А ведь это чудовище совершил ещё большее злодеяние. Представляете, но этот тиран опустился до того, что, заподозрив собственную мать в политических амбициях, убил её, а потом поджёг Рим и развернул беспрецедентные гонения на назаретян по всей империи, обвинив их в том, что это именно они виноваты в поджоге Вечного города. Тогда в Риме от страшного пожара сгорело из четырнадцати районов не меньше десяти. И получается, что на руках обезумевшего тирана была кровь не только его собственной матери, но и сотен тысяч невинных людей, включая беспомощных стариков и малых детей.
И вот такими мыслями Санатрук себя и пытался постоянно успокаивать.
Ну а в Арташате, при армянском царском дворе, жизнь между тем протекала своим чередом. Всё было, как и раньше. Будто бы ничего ужасного и предосудительного в самом дворце и вне его стен никогда и не совершалось.
Приёмы, исполнение обязательных жреческих обрядов, посвящённых многочисленным языческим богам, праздничные церемонии, которые зачастую выливались в разнузданные пиры, и прочие развлечения… Всё это не прекращалось. И всё это происходило если и не каждый день, то практически каждую неделю.
Ну а надо сказать, что по меркам того времени Санатрук был уже в достаточно преклонном возрасте, ему ведь перевалило за шестьдесят, однако пока что он не жаловался особо на здоровье, и даже иногда охотился, но только уже преимущественно в окрестностях Арташата.
Вот и на этот раз он пожелал поохотиться, не удаляясь сильно от столицы, и выехал со свитой в ближайший заповедный лес.
Эта в некоторых местах трудно проходимая чаща раскинулась на правом берегу Аракса и тянулась до самого подножия величественного Арарата, подпиравшего двумя своими вечно заснеженными шапками девственную синеву неба.
***
Стоял солнечный и необычно ясный день. Небо было совершенно безоблачным. Кавалькада всадников преодолела по мосту с каменными опорами, возведённому ещё при Селевкидах, бурную и довольно-таки широкую реку, и постепенно стала углубляться в тёмную чащу заповедного леса. Свора охотничьих собак радостно лаяли и рвались с поводков. Загонщики уже погнали к ручью, впадавшему в Аракс, стадо пугливых оленей, и Санатрук возглавил погоню за ними.
Через некоторое время олени оказались в поле зрения охотников, и царь начал первым пускать им вслед стрелы. Он довольно-таки ловко натягивал тетиву лука и упорно пускал одну стрелу за другой. Но лишь только с пятой попытки царь попал в одного из оленей и, потрясая луком, торжествующе вскричал:
- Слава Арамазду! Сла-а-ава! Я не промахнулся! Я по-о-опал! Я уби-и-ил оленя! Вы все видели?! Видели же?! Это мой новый трофей!
Впрочем, этот олень был только ранен, и он нашёл в себе силы подняться и побежать дальше.
Тогда Санатрук продолжил погоню за раненым оленем и выпустил ещё три стрелы в него, и лишь только после восьмой тот споткнулся и окончательно упал на землю.
Санатрук попридержал своего коня и, убедившись, что олень уже не встанет, вновь торжествующе прокричал. Скакавшие вслед за Санатруком всадники из его свиты поддержали царя и тоже торжествующе закричали:
- О-о, Арамазда Великий, ты всё тоже видел?! Это, наверное, ты водил рукой государя! И-и-именно ты!
- Какой же меткий выстрел?!
- Ты, государь, по-прежнему ловок и удачлив, как и в свои прежние молодые годы!
- И у тебя, как и раньше, зоркий глаз и твёрдая рука! Тебе нет равных! Арамазд это подтвердит!
- Сла-ава! Сла-а-ава, нашему государю!
- Тебе нет равных, наш повелитель!
Поощряемый многочисленными льстивыми криками с разных сторон, царь подстегнул своего коня и продолжил охоту. Вскоре он вновь натянул тетиву и приготовился пустить ещё одну стрелу, уже в другого оленя, но вдруг у него голова странным образом дёрнулась и…
И Санатрук как-то совсем неестественно захрипел…
Откуда-то сбоку прилетела не понятно чья стрела, которая на вылет пронзила горло царя, и царь Армении мгновенно испустил дух.
Так в Арташате, при царском дворе, решили, что на охоте по какому-то случайному недоразумению погиб тогдашний царь Великой Армении. Но, впрочем, в Ктесифоне знали, что это была совсем не случайная стрела…
И что это вовсе не был несчастный случай.
***
Понятно, что всё на самом деле было подстроено. И шлейф от этого убийства тянулся за пределы Армении, и вёл непосредственно в Ктесифон.
Так почему же Шахин шах пожелал любой ценой устранить царя Великой Армении Санатрука и, к тому же, тоже принадлежавшего к роду Аршакидов и являвшегося Хосрою I достаточно близким родственником?
Чтобы всё это объяснить мне следует немного вернуться назад и рассказать о некоторых моментах, которые и запустили развитие всех последующих событий. Поистине, роковых. Причём роковых, как для Армении, так и для самой Парфии…
Но для этого вначале перенесёмся вновь в Римскую империю, а точнее на полуостров Малая Азия, и посетим её Северо-Западную часть, провинцию Вифинию…
***
Жизнь в Халкедоне, в доме купца и по совместительству римского разведчика Эмилия Павла шла, как и обычно, размеренно и где-то даже неторопливо…
Эмилий Павел по-прежнему был безнадёжно влюблён в своенравную и гордую роксоланку, которую он по сути выкрал у мужа и привёз из-за моря, но Савлея так и не подпускала его к себе близко, и отчуждение, возникшее между ними с самого начала их знакомства, сохранялось до сих пор.
Эмилий Павел от этого переживал и весь издёргался. Ведь самая желанная для него женщина была рядом, но в то же время она была и по-прежнему недоступна. И вот из-за этого он не мог ни о чём другом думать. Однако пока что наладить отношения с Савлеей у него не получалось. Их отношения в лучшем случае можно было бы назвать только дружескими, а Эмилию Павлу этого было недостаточно. Впрочем, он держал слово, хотя совсем отказаться от женщин не смог, и спустя некоторое время вновь стал заглядываться на молоденьких рабынь в своём доме, а потом… и вовсе не выдержал и начал их приводить на своё ложе. Но об этом он сильно не распространялся, так как не хотел, чтобы о его новых похождениях узнала бы и Савлея.
А вообще-то римский купец продолжал заваливать Савлею подарками, как и прежде, и ничего для непреступной роксоланки не жалел. Ну а как же на это реагировала сама роксоланка?
А она к его вниманию и подаркам оставалась равнодушной. Потому что она по-прежнему помнила и любила своего мужа, княжича Воислава. И не могла его до сих пор забыть.
***
Какое-то время, после посещения Никомедии, Савлея увлеклась театром, благо что он был и в Халкедоне, хотя и не такой большой, как в столице провинции, но через несколько месяцев и театр, и книги, и даже прогулки по городу и его окрестностям ей наскучили, и тогда она попросила у Эмилия Павла разрешения совершить длительное путешествие.
- Тебе этого так уж и хочется? – настороженно спросил у роксоланки Эмилий Павел.
- О-о-оч-чень... О-оч-чень хочется! – на это ответила ему Савлея. – Мне в Халкедоне стало скучно.
- Ну допустим… А куда тогда ты хочешь отправиться?
- Я хочу отправиться в Грецию!
- В Грецию?
- Ну, да!
- Почему именно туда?
- Я хочу посмотреть эту страну, - ответила Савлея. – Я очень много о ней слышала и ещё больше о ней читала. Я узнала, что это восхитительная страна и что там множество удивительных по красоте памятников, таких, к примеру, как Акрополь или Дельфы! В Греции же есть всё! В общем, мне хочется её посмотреть. И ты же, между прочем, римлянин, мне обещал Грецию показать! Обещал ведь? Разве я не права?
- Ну, да. Обещал…
И Эмилий Павел скрепя сердцем, но дал на это своё согласие. Однако он побоялся её отпускать в такое многомесячное путешествие одну и поехал вместе с ней.
***
Они посетили Дельфы с их знаменитым святилищем, Афины, Коринф, и на обратном пути на целую неделю задержались на большом острове Эвбея. Однако и этого роксоланке показалось недостаточно, и она выпросила у купца в подарок… коня.
Молодого и горячего двухгодовалого жеребца, стоившего целого состояния.
И стала затем на подаренном жеребце почти ежедневно совершать верховые прогулки по окрестностям Халкедона.
Больше всего она полюбила посещать берег моря и иногда её прогулки затягивались на много часов.
***
Обычно, по поводу её прогулок Эмилий Павел особо не переживал, но в этот раз, когда Савлея до заката солнца домой так и не вернулась, римлянин не на шутку встревожился. Он тут же, взяв с собой четверых молодых и крепких рабов, направился вслед роксоланке. Уже темнело, когда они добрались до того места, где следы Савлеи потерялись. Это ещё больше взволновало Павла. Купец пол ночи провёл в поиске пропавшей роксоланки и вернулся домой совершенно обессиленный и ни с чем.
А под утро Савлея сама заявилась.
У неё была изодрана одежда, роксоланка вся была растрёпана и перепачкана землёй, и всё тело у неё было в многочисленных синяках. Савлея объяснила, что её кто-то захотел украсть, увидев, что она прогуливалась по берегу одна. На неё напали с разных сторон люди в чёрных масках, и даже на какое-то время они смогли её связать и увезти на виллу, тоже приютившуюся на берегу моря, но которая находилась в нескольких часах пути от дома Эмилия Павла, однако ей удалось перехитрить охранников и сбежать из своего заточения.
Уже позже Эмилий Павел выяснил, что эта вилла оказывается недавно была выкуплена Аннием Феликсом, никомедийским дружком купца, и после этого всё встало на свои места.
Любитель красивых женщин, и особенно таких экзотичных и привлекательных, какой несомненно была роксоланка, всё не мог успокоиться, что она ему решительным образом отказала. Но Эмилий Павел тогда подумал, что не стоит раздувать из-за случившегося скандал и разрывать отношения со старым другом. Однако этот случай привёл к тому, что римлянин посоветовал роксоланке больше не рисковать и далеко и на долго не отъезжать от их дома.
А ещё через пару месяцев, ну то есть в самом начале 107 года новой эры, и примерно где-то через полгода, как Эмилий Павел с Савлеей посещали Никомедию, из столицы провинции вновь пришёл вызов.
Купца на аудиенцию звал к себе новый наместник Вифинии.
И закадычный друг Эмилия Павла, Анний Феликс, оказался не прав, заявляя, что новым наместником их провинции почти что наверняка должен был стать римский юрист и в то время уже достаточно известный писатель Плиний Младший, но на самом-то деле им был назначен совсем другой претендент.
***
Новым наместником Вифинии стал проконсул Аниций Максим.
Что же о нём знал Эмилий Павел?
Да практически ничего!
Хо-о-отя, впрочем, нет! Он знал только то, что это был римский патриций и сенатор, и что он один раз избирался даже консулом, а ещё несколько лет пробыл наместником, кажется, то ли в Киренаике, то ли где-то в Иллирике. Но Эмилий Павел прежде его никогда не видел и потому ему было любопытно познакомиться с новым наместником.
И оказалось, что он разительно отличался от прежнего, от проконсула Варена Руфа. Если Варен Руф был болезненным и прежде времени одряхлевшим и вечно чем-то раздражённым тщедушным человечком, в конце концов, рано сошедшим от какой-то неизвестной болезни в могилу, то Аниций Максим оказался полной его противоположностью. Это был здоровяк, этакий розовощёкий крепыш с внешне весёлым и незлобивым нравом. И он совершенно не походил на типичного римского сенатора.
Обычно сенаторы представлялись надменными, а этот наместник, при появлении Эмилия Павла во дворце Никомеда, соскочил со своего места и, прямо какой-то по-кошачьи пружинистой и стремительной походкой, прошёл на встречу Эмилию Павлу. Как старого друга он его немного грубовато обнял, и предложил тут же ему сесть в кресло.
Затем Аниций Максим велел слугам принести вина и фруктов.
Всё вышколенными слугами было незамедлительно исполнено.
- Как дорога? – предупредительно спросил у купца новый наместник.
- Дорога мне привычна, проконсул, - ответил Эмилий Павел. – Я редко долго провожу время дома…
- Да, разумеется, я это знаю, - вновь широко заулыбался розовощёкий Аниций Максим.
Немного поговорив ни о чём, наместник приступил непосредственно к делу:
- Тебе же известно, Павел, что Божественный уже вскоре возвращается из покорённой Дакии в Рим, где вовсю готовятся к его торжественной встрече? – спросил Максим.
- Ну, конечно, мне это известно… - кивнул головой купец.
- Слава Юпитеру Громовержцу и всем остальным Олимпийцам, война с северными варварами, наконец-то, успешно закончилась, однако не время расслабляться и вкладывать в ножны мечи, потому что нам предстоят новые не менее важные дела… Теперь нам необходимо будет провести ещё одну кампанию… Уже следующую… И эта следующая кампания будет ещё более масштабной… И ещё более кровопролитной… - и Аниций Максим многозначительно посмотрел на Эмилия Павла.
Купец о многом уже догадывался и тут же отреагировал на слова наместника:
- Как я полагаю, но следующая кампания будет не в островной Британии, и не в дремучих лесах Германии? То есть она начнётся даже и не в Европе!
- Ты проницателен, Павел! Поэтому тебя и ценит Божественный! Теперь легионы направятся на Восток!
- И, получается, эта новая кампания обязательно затронет и Армению?
- И не только её!
- Даже так?
- Вот именно! Даже так! За Арменией зримо проглядывает Парфия. И нам любой ценой необходимо разрушить их союз! – закончил свою мысль проконсул.
Эмилий Павел понял, что новый наместник Вифинии его вызвал к себе не просто для знакомства и что ему вновь надо будет собираться в дорогу. Однако теперь его путь лежал не в Северное Причерноморье, а в Арташат, в столицу Великой Армении.
***
До Арташата дорога была не близкой, и Эмилий Павел добирался до этого города почти пол месяца. За Галисом закончилась обширная равнина, переходившая местами в холмы, и начались настоящие горы. Они постепенно поднимались всё выше и выше.
Тогдашняя столица Армении, город Арташат, располагалась у подножия величественного Арарата. Рядом нёс свои быстрые воды шумный Аракс. Город этот был достаточно большим, хотя, конечно же, уступал не только Риму, но и Антиохии, и даже столице Вифинии.
Он раскинулся на девяти холмах. И по поверью место для этого города в правление царя Арташеса I выбрал знаменитый карфагенский полководец Ганнибал, который после своего поражения в Италии сбежал на Восток и скрывался одно время от римлян в Армении. Именно он указал на наилучшее место для города. И вот уже на протяжении почти трёх веков Арташат являлся столицей Армянского царства.
Уже в прошлом осталась эпоха, когда Армения доминировала на Ближнем Востоке, теперь же ей приходилось лавировать между двумя своими более могучими соседями - Римом и Парфией, чтобы только выжить. И, в конце концов, Армения прибилась к восточному берегу и стала полностью ориентироваться на Парфию.
Тем более в Арташате уже несколько десятилетий правила младшая ветвь Аршакидов.
На аудиенцию к армянскому царю Санатруку Эмилий Павел не сразу попал.
Римлянину под разными предлогами в аудиенции долго отказывали, но вот, по истечению третьей недели, как он находился в столице Великой Армении, ему сообщили, что царь его всё же готов принять у себя.
***
Царский дворец в Арташате был возведён на вершине одного из девяти холмов, на которых раскинулся город, и который назывался Царским, но до него пришлось подниматься по лестнице, частично вырубленной прямо в скале и которая была очень крутой.
Эмилий Павел, наверное, с пол часа по этой лестнице поднимался, делая периодически остановки, и, в конце концов, даже выдохся (римлянин не знал, что был и другой путь, однако его специально заставили подниматься именно поэтому, который являлся более трудным).
Дворец был выстроен в эллинистическом стиле и оттого крыши у него были высокими и двускатными, а Парадный вход увенчивали внушительные колонны с коринфскими капителями. Лестницу по бокам охраняли львы. Львов было двенадцать. И все они были в разных позах и изваяны были немного топорно, примерно так же, как в древности это делали ещё хетты.
Так как Эмилий Павел представился не послом, а частным лицом, то его приняли не в торжественной обстановке и не в Тронном зале, а во внутреннем дворике, где разбит был тенистый парк и вовсю щебетали птицы.
Эмилий Павел сразу же обратил внимание на то, что царь Армении выглядел, как типичный знатный парфянин. У него была и одежда парфянская, и сапоги, и даже на парфянский манер позвякивали золотые кольца в обоих ушах и все пальцы были унизаны перстнями.
Римский разведчик протянул секретарю Санатрука послание, ну а тот уже с поклоном его передал царю.
Санатрук сорвал печать и развернул папирус, затем приблизил его к лицу. Повелитель Великой Армени немного был близорук, но это тщательно скрывалось им.
При прочтении послания лицо царя стало сосредоточенным.
В папирусе наместник Вифинии передавал приветствие от могущественного владыки Римской империи и его пожелание не только сохранять, но и дальше развивать и укреплять дружбу с Великой Арменией. Однако более важным было то, что Эмилий Павел должен был сообщить на словах.
Прочитав послание, царь поднял глаза и пристально посмотрел на римлянина.
- Я тоже дорожу дружбой с Великим Римом! – произнёс по-гречески армянский правитель.
- Я это передам Божественному, но мне переводчик не нужен… - ответил на чистейшем греческом Эмилий Павел, и его намёк Санатрук прекрасно понял.
Секретарь царя был немедленно удалён.
Когда Санатрук и Эмилий Павел остались одни, то римский купец и по совместительству разведчик заговорил более свободно. Однако, заранее продумав этот разговор, - а он был очень важен, и при ведении его ни в коем случае нельзя было допускать оплошность, - римлянин начал его так, что намерено напустил тумана и некоторой двусмысленности:
- Государь, тебе же уже наверняка известно, что происходит в последнее время на Западе? – спросил Эмилий Павел у Санатрука.
Эмилий Павел не стал торопиться с наводящими уточнениями. Ему важно было выяснить настроение армянского правителя в целом. Как Санатрук вообще относится к политике Траяна в Европе, ну и к самому императору? И что он знает о тех событиях, которые происходят на западных границах империи?
Так что этот достаточно расплывчатый вопрос был у Эмилия Павла не случаен.
В разговоре наступила пауза.
Санатрук всё не отвечал. Как будто бы он не услышал вопроса. И тогда римский посланец вынужден был отреагировать на это и прояснил свой вопрос:
- Государь, я имею ввиду дела в Европе.
- О-о, Арамазда!
- А ещё точнее… Я сейчас имею ввиду события на Балканах, государь.
- Так что, ты, посланник, хочешь напомнить мне про войну, которая недавно разгорелась между даками и Римом? – переспросил повелитель Армении.
- Вот именно! Я имею в виду именно эту войну! – подтвердил Павел.
- Мда-а-а… - доброжелательность на лице Санатрука как ветром сдуло и у него проявилась явная озабоченность. И ему её даже не удалось перед римским разведчиком как-то скрыть. Эта война явно Санатрука напрягала. - Это уже которая война у Рима с даками? – переспросил армянский правитель.
- Если считать с предыдущим принцепсом – то за последние лет пятнадцать… уже будет третья. Не считая более мелких конфликтов…
- Вот-вот! И я об этой войне, конечно же, знаю, - заметил совсем уж нахмурившийся Санатрук. Он уже понял о чём пойдёт сейчас речь. - До меня дошли известия, что она началась с нападения даков на пограничные укрепления и на большой мост Апполодора, только что перекинутый через Истр.
- Всё верно!
- … И что император со своими легионами в ответ вторгся в пределы царства даков.
- Это вынужденный с его стороны был шаг. Даки ведь первые начали… Ну а тебе известно, что эта война уже закончилась?!
- Хм-м-м…
- Она закончилась уже несколько месяцев назад!
- И чем же она закончилась, римлянин?
- Всё предсказуемо…
- Она завершилась победой Великого Рима?
- Ну, конечно!
- Что, прямо-таки и полной?!
- Не сомневайся! Полной и безоговорочной! Сармизегетуса разрушена и дотла сожжена. Многие приближённые Децебала погибли или попали в плен. И иного исхода и не могло быть!
Санатрук покачал головой, а Эмилий Павел уже с напором продолжил:
- После этого Децебал покончил с собой, и его голова была показана в Сенате и затем её скинули с Гемонианской лестницы. Ну а далее… А вот далее Дакия объявлена была новой провинцией Рима! Теперь Децебал и его злобные даки уже не угрожают империи и по-о-оэтому…
Эмилий Павел надолго замолчал, но и без его слов было уже понятно, что же последует дальше.
А дальше предполагался разворот могучей Римской империи на Восток, и в этой ситуации Рим хотел Великую Армению оторвать от её традиционного в последнее время союза с Парфией.
***
Приватный разговор царя Великой Армении Санатрука с Эмилием Павлом затянулся на целых четыре часа, и затем продолжился. Эмилий Павел встречался с царём Армении ещё несколько раз.
С трудом, преодолевая сомнения и оправданные страхи, но всё-таки царь Санатрук был вынужден выслушивать требования, выдвинутые к нему римлянами. Ну а те с царём Армении не церемонились, и он был жёстко поставлен перед выбором: либо в будущем наступлении Траяна на Восток, он не будет никоим образом ему противиться и не станет препятствовать римскому продвижению за Евфрат, либо же… если он по-прежнему будет придерживаться пропарфянской ориентации, то его постигнет участь несчастной Дакии и её царя.
И, в конце концов, повелитель Великой Армении сдался и сделал благоприятный для Рима выбор. После долгих и мучительных колебаний, но он всё же согласился помогать будущему римскому наступлению на Парфянскую державу.
И тут следует заметить, что о посещении римского разведчика и о том, чего же Эмилий Павел несколько дней добивался от правителя Великой Армении Санатрук не счёл нужным от Хосроя I скрывать, но только по понятной причине он опустил некоторые неудобные и достаточно важные подробности.
Впрочем, об этих подробностях сразу же узнали и в Ктесифоне. От своих агентов, которые, конечно же, находились при царском дворе в Арташате, и всё подслушали.
И вот из-за этого и произошёл несчастный случай на царской охоте…
Когда неожиданно для всех царь Великой Армении Санатрук был поражён чьей-то стрелой. И эту стрелу на него направил кто-то из его же ближайшего окружения.
(Продолжение следует)