Первая годовщина свадьбы должна была стать тихим, камерным праздником. Даже несмотря на то, что выпала она на среду, мы с Виктором решили отметить — купить вкусненького, зажечь свечи, вспомнить самый счастливый день в нашей жизни. Я летела домой с предвкушением этого вечера, сжимая в руке пакет с изысканными сырами и бутылочкой того самого вина, что пили на свадьбе. Но едва я переступила порог, зазвонил телефон.
«Лика, ты меня не жди», — голос мужа прозвучал взволнованно и отстранённо. «Бабушка в больницу попала. Мы у неё. Приеду, когда смогу. Тебе лучше не приезжать, врачи ругаются, что много народу».
«Хорошо, я поняла», — ответила я, чувствуя, как предпраздничное настроение разбивается о суровую реальность.
Бабушка Виктора была женщиной с характером — жёсткая, расчётливая, вечно ищущая выгоду. Виктор, как старший внук, всегда старался для неё, но в любимчиках ходил младший, Вовка. Незадолго до этого свекровь, дочь бабушки, продала свою квартиру в соседнем городе и переехала к матери, поделив вырученные деньги между сыновьями. Новое жильё она покупать не стала — зачем, когда есть мамина трёшка?
Я убрала продукты в холодильник и села на диван. Праздника не получилось. Виктор вернулся под утро, серый от усталости. Он зашёл на кухню, чтобы налить себе кофе перед работой, и, глядя в кружку, произнёс: «Бабушки не стало. Надо на работе отпроситься, с похоронами разбираться. Мама в отрешении, Вовка беспомощный».
«Может, моя помощь нужна?» — предложила я. «Родители недавно бабушку хоронили, они могут что-то подсказать».
«Да, позвони, узнай», — кивнул он.
Похороны прошли спокойно, без эксцессов. А спустя месяц у меня вырвался вопрос, который, как оказалось, был последней каплей. «Витя, а что будет с квартирой?»
Он взглянул на меня так, будто я спросила о чём-то неприличном. «А тебе-то какое дело?»
«Просто у тебя нет своего жилья, вот я и спросила», — спокойно ответила я.
«Разберёмся. Это дело нашей семьи», — отрезал он.
«Да, пожалуйста», — так же спокойно парировала я. Я-то жила в своей квартире, доставшейся мне от моей бабушки. Как они будут делить своё наследство, меня и правда не касалось.
Когда истёк срок, выяснилось, что бабушка всё завещала младшему внуку, Вовке. Свекровь, которая до этого ухаживала за матерью и вот-вот должна была выйти на пенсию, оспорить завещание не могла. Виктор был в недоумении — бабушка ни словом не обмолвилась о своих планах.
«И что же будет дальше?» — спросила я. «Володя же на съёмной живёт с девушкой. Наверное, к матери переедет».
«Не знаю», — мрачно ответил муж. «Вовка с нами не был. Мама ему вечером позвонить хотела».
Я забыла об этом разговоре. А зря. Вспомнить пришлось, когда через пару недель Виктор, войдя в квартиру, с порога заявил: «Мама со следующей недели будет жить с нами».
Я чуть не выронила тарелку, которую как раз мыла. «Не поняла».
«Вовка попросил маму на выход. Его невеста с ней не ладит, а он хочет въехать в свою квартиру, потому что они женятся».
Я аккуратно поставила тарелку, чувствуя, как внутри всё сжимается. «Послушай, но твоя мать и здесь не может жить».
Отношения у нас со свекровью были нейтральными. Мы виделись от силы три-четыре раза за всё время, душевных разговоров не вели. Селить в свой дом, в свою крепость, постороннего человека я не хотела. Мы планировали ребёнка, а со свекровью на одной площади об этом можно было забыть. Она была ещё молода, не на пенсии, и этот вопрос должны были решать её сыновья.
«А теперь она в наших планах есть», — почти прошипел Виктор.
«Но почему мы должны решать её проблему?» — я изо всех сил старалась не повышать голос.
«А ты что, хочешь, чтобы моя мать на улице осталась?» — завёлся он.
«Совсем нет. Просто я не хочу, чтобы она жила в моей квартире. Она продала свою, а новую не купила. Она сама так решила».
«Но она же отдала деньги нам с братом!» — парировал он.
«Отлично! Вот теперь и верните с братом ей эти деньги, и пусть купит себе жильё!» — тут же нашлась я.
«Но я на них машину купил! Да и Вовка их уже прогулял!» — Виктор начинал терять контроль. «Что ты мне пытаешься доказать?»
«Ничего я тебе не доказываю! Ты сам говорил, что квартира бабушки — это ваше дело. Вот и решайте его без моего участия! Разбирайся с братом! Твоя мать где-то зарегистрирована — пусть живёт там!» — я уже не сдерживалась.
«Ах, вот ты как! Квартирой попрекаешь?» — окончательно вышел из себя муж.
«Я ничем не попрекаю! Я прошу уважать границы нашей семьи! Твоя мама в неё не входит!»
«Или моя мама живёт с нами, или я ухожу!» — крикнул он.
«Твоя мама здесь жить не будет», — тихо, но чётко произнесла я, понимая, что если он сейчас не одумается, то нашей семьи не будет в любом случае.
Он ушёл, хлопнув дверью. Не вернулся ни к ночи, ни на следующий день. Я ему не звонила. Я знала — это ультиматум, на котором держится всё наше будущее.
Он появился на пороге через неделю. «Витя, ты вернулся?» — тихо спросила я, ещё надеясь.
«Я пришёл спросить в последний раз. Мама вещи собрала».
«Прости, но я своё мнение не изменила. И твои вещи я собрала». Я развернулась и ушла на кухню, давая ему время забрать сумки.
Он ушёл. А я ещё очень долго не могла поверить, что он сделал такой выбор. Были же другие варианты — снять ей квартиру, купить комнату, в конце концов, втолковать младшему брату, что он не прав. Но нет. Для Виктора было проще использовать мою квартиру и ничего не делать. Он не понимал, что это не решало проблему, а лишь хоронило нашу семью.
Прошло время. Я продала ту квартиру, где мы не смогли быть счастливы, и купила новую, просторную и светлую. Вместе с новым жильём ко мне пришло и новое понимание себя. Я научилась говорить «нет» и отстаивать свои границы. Я поняла, что быть семьёй — значит быть партнёрами, а не использовать друг друга для решения проблем своих родственников.
Иногда я думаю о Викторе. Наверное, он так и не нашёл своего угла, так и остался заложником обстоятельств и чужих решений. А я, пройдя через эту боль, обрела не только новые стены, но и настоящую внутреннюю опору. Тот ультиматум, который тогда показался жестоким, на самом деле был билетом в мою собственную, самостоятельную жизнь. И я ни о чём не жалею.