Октябрь 1941 года был последним месяцем, когда Красная армия еще сдерживала наступление фашистов на Крым. И в эти последние недели не прекращалась работа органов госбезопасности. Выявляли вражеских агентов, вскрывали целые сети осведомителей, арестовывали диверсантов. Подробнее — в нашем материале.
Человек с фонариком
Шпиономания охватила Крымский полуостров мгновенно, сразу после начала Великой Отечественной войны. В глазах обывателя, имеющего представление о шпионах из фильмов и книг, те должны были вести себя подозрительно, отличаться от остальных и не знать местных реалий.
По последнему критерию зачислить в ряды вражеских засланцев можно было множество людей: отдыхающих, не успевших покинуть Крым, беженцев, прибывших на полуостров сотрудников разных ведомств.
«Женщины Севастополя неистовствуют в поимке "диверсантов", — записал 25 июня 1941 года в своем дневнике главный редактор газеты "Красный Черноморец" Павел Мусьяков. — Посты МПВО сплошь и рядом совершенно незаконно задерживают людей, показавшихся им подозрительными. В число "подозрительных" сегодня попал заместитель начальника Политуправления флота бригадный комиссар Ткаченко. Его задержали на Северной стороне и препроводили в ближайшую воинскую часть. Там, конечно, отпустили. Поводом для задержания послужило то, что осоавиахимовским дружинникам ответы Ткаченко показались не совсем точными. На документы совершенно не обращают внимания. Их, говорят, можно подделать».
Его самого тоже «прихватили» три женщины с красными повязками: требовали пропуск для ночного передвижения по городу, который военным — а Мусьяков был в форме, не требовался. После инцидента о чрезмерной бдительности главред говорил с членом Военного совета флота Кулаковым. Тот посетовал: да, накануне привели две сотни «подозрительных» — всех пришлось отпустить.
«Страх этот сеют очень немногочисленные диверсанты, сидевшие в Севастополе, очевидно, еще до войны. Они и являются рассадниками всяких вздорных и провокационных слухов. Цель тут одна: в мутной воде легче скрываться настоящему хищнику-диверсанту», — считал Мусьяков.
Младший командир Виктор Абкин, прервавший свой отдых по санаторной путевке, в Симферополе видел толпу возле аптеки: люди ждали, когда выйдет зашедший туда «шпион». Форма, у него, дескать не та: одна шпала в петлице и пилотка на голове. Абкин, заглянув в аптеку, увидел своего знакомого — начальника Осовиахима. Удалось, к счастью, вывести его.
«Поползли слухи о выбросе немецкого десанта, о шпионах и диверсантах — вспоминал Виктор Абкин. — Доходило дело до того, что народ хватал на улицах "подозрительных" и препровождал в милицию или комендатуру, хорошо, если доставляли невредимыми. А зачастую по дороге избивали до потери сознания. "Подозрительными" оказывались все, кто был одет не так, как к этому привыкли: командир по знакам различия, в ботинках и обмотках, а не в сапогах, или знаки различия защитного цвета, а не красные, вообще всякое отклонение от формы. Люди рассуждают так: это диверсант, парашютист, который надел нашу форму, но плохо знает ее».
Первого настоящего вражеского агента в Севастополе задержали не гражданские патрули, а военные. Об этом случае в своих мемуарах упоминал участник обороны Севастополя полковник Евгений Игнатович. Он во время обороны Севастополя командовал 54 зенитной батареей. Зенитчики заметили, что подлетающим фашистским бомбардировщикам кто-то сигналит карманным фонариком на соседней горе. Посланные на место солдаты привели человека в советской форме, при котором был немецкий пистолет, портативная рация и несколько фонариков. Из штаба, куда отправили задержанного, пришла благодарность: задержан был настоящий немецкий шпион!
Ждали фашистов
Немцам не нужно было сбрасывать десанты. Их люди, которые могли выполнять самые разные задания, уже находились на полуострове и активно вербовали сторонников. И ведь было из кого!
Иван Генов, ставший руководителем 2-го района партизанского движения Крыма, в октябре 1941-го писал в своем дневнике: «По мере приближения фронта вражеские элементы начинают выходить из всех нор и щелей. Одни из них уже открыто, другие пока что шопотом из-за угла начинают шипеть и клеветать на советскую власть, они сеют панику среди населения, дезорганизуют наш тыл». Он приводил случай, когда вернувшийся из ссылки ранее раскулаченный житель деревни Улу-Узень Смаил Абдураимов захватил колхозный — а когда-то свой сад. И заявил, что когда придут немцы, он заставит односельчан уплатить за десять лет пользования этим садом.
Конечно, далеко не всех «ждунов» и уже сотрудничавших с врагом предателей удалось выявить в 1941-м, но работа велась огромная.
«В августе 1941 года в УНКВД Крымской АССР, как и во всех прифронтовых регионах страны, были созданы 4-е отделы для организации и работы партизанских групп и диверсионных отрядов в тылу врага, — сообщил представитель Крымского отделения Российского общества историков-архивистов Игорь Верешков. — Организованы также были формирования для руководства истребительными батальонами по борьбе с десантами, диверсантами и шпионами. Один из вражеских шпионов был разоблачен сотрудниками госбезопасности уже в 1941 году в осажденном Севастополе. В 1940 году его завербовала румынская спецслужба и направила в СССР для сбора разведывательных сведений».
Среди выявленных пособников врага оказался, например, 22-летний радиотехник станции Семь Колодезей Александр Штарк. За три года до войны, когда он обучался в фабрично-заводском училище Симферополя, стал вхож в дом своего дальнего родственника — Рихарда Кнауэра. У кладовщика завода имени Кирова вообще собирались интересные люди, и разговоры велись о «великой Германии» и превосходстве арийцев над остальными народами. А когда Германия напала на СССР, Штарк принялся собирать вокруг таких же молодых, падких на «профашистскую пропаганду пораженческого характера». И даже формировал собственную повстанческую группу. Его родственник Кнауэр тоже объединял поверивших ему молодых людей.
Факты
— Немецкие агенты начали действовать уже в день нападения Германии на СССР. В Севастополе в первый день войны было зафиксировано более двух десятков диверсий. При этом половина из них — на линиях электропередач и связи: неизвестные вырезали большие куски кабеля. Из-за этого была нарушена связь в воинских подразделениях.
— В первые дни войны произошло несколько нападений на сотрудников НКВД, которые охраняли различн 17d1 ые объекты, а также на военных. «Рассказывают, что было несколько случаев нападения на прохожих с целью похищения паспортов», — записал в своем дневнике севастопольский военврач Афанасий Власов.
«Засланцы» в лес
Очень важной была работа сотрудников НКВД в партизанских отрядах. Они создавали диверсионные группы, вербовали агентуру в тылу врага, помогали планировать операции, нередко принимали в них личное участие, контактировали с группами разведчиков, забрасываемых в Крым. И — проводили проверки вновь прибывших, ушедших на задания, пропавших — и появившихся спустя длительное время. Даже просто задокументированная ими информация о конкретных людях спустя несколько лет помогла при разоблачении пособников фашистов.
К 1 ноября 1941 года в Крыму было создано 22 партизанских отряда общей численностью 2418 человек. Люди туда были отобраны, но не все, кто должен был явиться на места сборов, пришли. С другой стороны, в леса потянулись местные жители, в числе которых были и женщины с подростками. Не обошлось без случаев дезертирства — хлебнув партизанской жизни, «проверенные товарищи» с достойными биографиями, подавались на службу к фашистам.
Яркий пример — бывший инструктор ВКП(б) Зуйского района Федор Ерохин. В декабре 1941-го он ушел из партизанского отряда на задание. Вместе с другим уважаемым человеком — бывшим председателем колхоза Скротским. Путь их лежал в Мазанку Симферопольского района и Симферополь. Позже выяснилось, что оба «партизана» решили перебежать к немцам. Ерохин подписал обязательство сотрудничать с германской разведкой и «трудился», выявляя партизан, подпольщиков и тех, кто им помогал. В 1943 году его арестовали, чтобы устроить побег из лагеря — так агента готовили к засылке в партизанский отряд. Туда он попал, и разоблачен был сразу, несмотря на правдоподобную «легенду».
Таких «засланцев» готовили во множестве, засылали и группами, и поодиночке. Далеко не все представляли оперативный интерес и удостаивались переправки на «Большую землю», обычно разоблаченных агентов судили, и приговоры — высшую меру наказания — приводили в исполнение в партизанских отрядах.