Все началось с того вечера. Я до сих пор помню, как горели мои щеки от стыда и гнева.
— Объясни мне, по какой причине ты просидела весь вечер рядом с тем типом, забыв о моем существовании? — зло спрашивал Дима.
— Ты же сам отошел к барной стойке с друзьями! Что я должна была делать, сидеть в одиночестве и смотреть в стену?
— Могла бы просто подойти ко мне! — почти выкрикнул он.
Я закусила губу до боли. Как я могла подойти, когда на мне было это нелепое, стесняющее каждое движение платье и эти шпильки, в которых я едва держалась на ногах? Это он настоял на таком наряде.
— Дима, ты сам выбрал для меня этот наряд, прекрасно зная, что в нем я не могу свободно двигаться. Тебе важно было продемонстрировать окружающим свой «идеальный» аксессуар.
Он хотел что-то возразить, но я не дала ему говорить.
— И знаешь что? Это я должна предъявлять претензии! Почему ты оставил меня одну на весь вечер? Хорошо, что Сергей оказался рядом и не дал мне засохнуть от скуки. Мы всего лишь обсуждали фильм!
— Хватит! — он резко махнул рукой. — В следующий раз просто сиди и молчи.
«Следующего раза не будет», — пронеслось у меня в голове.
Но время шло, а ничего не менялось, я боялась. Я оставалась с Димой, но ощущение счастья растворилось, словно его и не было. Его придирки и беспричинная ревность стали фоном моей жизни.
— И почему ты никогда не можешь купить молоко? — начинал он с утра, и мой день был испорчен.
— Потому что вчера ты сказал, что заедешь в магазин сам...
— И что? Ты не могла лишний раз позвонить и напомнить?
— Я звонила, — тихо отвечала я, уже зная, что это не имеет значения. Виновной я была всегда, независимо от того, напоминала я или нет.
Однажды, когда у нас гостила мама, я на минутку вышла из гостиной. Вернувшись, я застала жуткую сцену: Дима, багровея от гнева, тыкал пальцем в мамин букет, стоявший в прихожей.
— Это что за знаки внимания? Опять кто-то пытается за тобой ухаживать? — он уже схватил вазу, чтобы швырнуть ее на пол.
В дверях появилась мама.
— Что это значит? — ее голос прорезал воздух. — Немедленно поставь мои цветы на место.
Дима опешил, его пыл мгновенно угас.
— О… Это ваше? Простите, я не знал.
— Да, мое. И стоило оно недешево, — ответила мама.
— Мама сегодня на концерт собирается, там ее любимый пианист играет, — почему-то пробормотала я, пытаясь сгладить неловкость.
Дима невнятно извинился. Мама, не сказав больше ни слова, вскоре ушла. Не прошло и десяти минут, как Дима обрушил упреки: почему я не предупредила о визите матери, почему вообще она здесь, и что за дурацкие цветы. Затем он надолго замолкал, демонстративно надувшись. Я знала, это молчание могло длиться днями.
Спустя неделю мама сама позвонила мне.
— Дочка, долго ты будешь это терпеть? — спросила она без предисловий.
— Я не терплю, все нормально, — автоматически ответила я.
— Нормально? Мне кажется, он тебя совсем не уважает. Это может закончиться очень плохо.
— Почему ты так говоришь? — вспыхнула я. — Он просто очень ревнивый, а ревность — доказательство любви!
— Нет, детка, это доказательство его собственной неуверенности. А еще это очень тревожный знак.
Решающим стал еще один корпоратив. Дима снова потребовал надеть неудобное платье и туфли.
— Я не смогу даже нормально стоять, не то, что танцевать, — попыталась я возразить.
— Никто не заставляет тебя танцевать. Сиди и выгляди достойно. И если я снова увижу тебя с тем Сергеем… — он не договорил, но смысл был ясен.
— Я не могу контролировать, кто ко мне подойдет!
— Ты просто невыносима! — он закатил глаза. — Делай, как сказано, и хватит.
Я надела все, что он велел, поехала на праздник, а как только он отошел, вызвала такси. Отправила ему сообщение, что плохо себя чувствую. Я сбежала к родителям.
— Мам, пап… Я хочу развестись. Помогите мне, — выдохнула я, и меня затрясло от облегчения.
Они обняли меня, поддержали. Дима бушевал, угрожал, требовал вернуться, но мои родители были непоколебимы. Я больше не видела его, и это было самым большим подарком.