Н.Г.Кузнецов характеризует свои отношения с одним из двух величайших в мировой истории полководцев как очень сложные. Наркомат военно-морского флота СССР подчинялся напрямую И.В.Сталину в отличие от наркоматов обороны, иностранных и внутренних дел, каждый из которых курировался заместителями председателя Совета народных коммисаров.
Это было и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что некоторые важные вопросы решались быстро в самой высшей быстрой инстанции, а плохо потому, что никто иной (даже Молотов), кроме Сталина, их не хотел решать.
С началом Второй Мировой войны 01.09.1939 вопросы развития военно-морских сил Советского Союза были отодвинуты на второй план.
Внимание Сталина сосредоточилось на сухопутных делах и ими же занимались наркомы обороны К.Е.Ворошилов (20.06.1934—07.05.1940) и С.К.Тимошенко (07.05.1940—19.07.1941) и начальники Генерального штаба Красной Армии Б.М.Шапошников (10.05.1937—08.1940), К.А.Мерецков (08.1940—15.01.1941) и Г.К.Жуков (15.01—30.07.1941).
А морские дела оказались задвинутыми на задворки, что не могло не возмущать и не обижать Н.Г.Кузнецова.
Тимошенко и Жуков пришли в Наркомат обороны тогда, когда у них действительно было много дел по чисто сухопутной части. К тому же Сталин сковывал их инициативу, ни разу не собрал нас всех вместе по оперативным вопросам, чтобы выяснить, как идёт подготовка к войне, и дать нужные указания. Я однажды затронул такой вопрос, но Сталин ответил, что «когда будет нужно, вы получите указания»... Не пересматривались и оперативные планы до последнего времени...
Н.Г.Кузнецов и Г.КЖуков впервые лично встретились летом 1939 г. после командования второго корпусом во время разгрома японцев у Халхин-Гола. Жуков тогда был горд играть роль победителя Японии, хотя, как отмечает Н.Г.Кузнецов, общее руководство операцией осуществлял командарм Г.М.Штерн.
На одном из совещаний в кабинете Сталина присутствовал и Г.К.Жуков, чувствовавший себя героем Халхин-Гола.
От позднее репрессированных Я.В.Смушкевича и Г.М.Штерна Н.Г.Кузнецов узнал, что во время боёв на Халхин-Голе Г.К.Жуков вёл себя как волевой и опытный командир корпуса, но при этом отличался заметными тщеславием и честолюбием.
Позднее он все успехи в боях с японцами, говорят, старался приписать себе.
Второй раз Н.Г.Кузнецов кратко общался с Г.К.Жуковым в январе 1941 г. после разбора оперативно-стратегической игры, по результатам которой К.А.Мерецков был снят с должности начальника Генерального штаба и заменён Г.К.Жуковым.
Фамилия его тогда уже частенько произносилась, поскольку он был одной из крупных фигур в Наркомате обороны, а в самом начале февраля я узнал о его назначении на должность начальника Генерального штаба.
Заняв эту должность, Г.К.Жуков стал рассматривать себя как оперативного руководителя всех ВС СССР и в том числе ВМФ СССР.
Он, бесспорно, считал Генеральный штаб высшим оперативным органом всех Вооружённых Сил.
И.В.Сталин отказывался делиться своими планами с Кузнецовым, Тимошенко и Жуковым по причинам безопасности. Двое последних плохо разбирались в военно-морском деле и слабо представляли себе его специфику.
Работать с Г.К.Жуковым Н.Г.Кузнецов не смог из-за хамства первого и его непонимания и недооценки роли военно-морского флота и возможностей его применения:
Г.К.Жуков после первого грубого разговора отбил у меня охоту вести с ним деловые разговоры... Он не любил флот... Были навеяны Жукову прохладные отношения к флоту и нежелание вникнуть более глубоко в наши морские дела... На мнение Жукова о флоте... наложило отпечаток его незнание кораблей и специфики флота... Мои попытки ближе познакомить Жукова с флотскими делами тем самым вызвать у него интерес к этому виду Вооружённых Сил не увенчались успехом... Я был удручён, не находя в нём живого и товарищеского отклика на свои предложения... Сколько раз мне приходилось слышать из уст Жукова иронические высказывания о флоте!
Тимошенко в доверительной беседе с Н.Г.Кузнецовым в 1967 г. признался ему, что не считал Жукова из-за особенностей его характера лучшей кандидатурой на должность начальника Генерального штаба. Н.Г.Кузнецов в период пребывания Г.К.Жукова на этой должности несколько раз в Ставке ВГК присутствовал на его докладах и тоже пришёл к выводу о несоответствии его занимаемому посту по личным качествам.
Жуков был строевым военачальником, обладающим сильной волей и стальным голосом. Ему больше походило командовать, а не копаться в бумагах. Роль начальника штаба не для него... В Жукове черта командования просматривалась во всём. Начальник штаба не должен быть таким честолюбивым. Мне думается, что ему и самому штабная работа была не по душе.
В конечном итоге довольно быстро это понял и сам И.В.Сталин, который сначала вернул на должность начальника Генерального штаба больного Б.М.Шапошникова (29.07.1941—11.05.1942), а потом поставил на этот пост А.М.Василевского (11.05.1942—17.02.1945). Именно поэтому Н.Г.Кузнецов полагает, что в роли начальника Генерального штаба Г.К.Жуков работал недостаточно эффективно — в том числе и из-за нехватки военной эрудиции.
Он по своему характеру больше сделал бы (а потом и делал) на строевой должности на фронте, чем в Генеральном штабе в Москве. Есть люди, которых трудно представить за письменным столом перед грудой бумаг, а другие, обладая высоким образованием, совсем не пригодны командовать.
В конкретных ситуациях взаимодействия Н.Г.Кузнецова с Г.К.Жуковым это проявилось в непонимании элементарных вещей — таких как важность единого командования при организации обороны прибрежных баз и островов на Балтике — и это при том, что нарком ВМФ СССР не всегда добивался главенства морского командира над сухопутным и указывал лишь на необходимость сосредоточения управления всеми видами и родами войск в одних руках.
Я стоял на позициях единства командования в таких пунктах, как Либава или Моонзундский архипелаг, не настаивая, что старшим должен быть обязательно моряк. Г.К.Жуков во всех случаях, с одной стороны, признавал старшинство только сухопутного начальника, а с другой — не хотел возлагать на него всю ответственность. Благодаря этому с началом войны в Либаве было два, по существу, независимых начальника... Жуков в своей телеграмме давал указания, что на островах Эзель и Даго старшим является сухопутный начальник, а командующий флотом распоряжается только береговой обороной. Но... сила Моонзундского архипелага заключалась именно в умелом и наиболее эффективном использовании всех средств обороны: сухопутных частей, береговой обороны, авиации и... кораблей. Кто же мог лучше всего организовать взаимодействие, как не командующий флотом? Опыт вскоре заставил так и сделать, но время — дорогое время! — было потеряно.
Н.Г.Кузнецов указывает, что внезапное нападение гитлеровской авиации на базы ВМФ СССР было отбито либо не нанесло ему существенных потерь вовсе не по причине заботы об этом Г.К.Жукова или И.В.Сталина — это стало результатом личной инициативы флотоводцев во главе с самим Н.Г.Кузнецовым.
Это не было результатом организованной подготовки флотов и указаний со стороны Сталина... Мы и через Генеральный штаб не получили никаких указаний (лишь вечером накануне было сказано о возможности нападения немцев в ближайшее время).
Когда Тимошенко и Жуковым была осознана неизбежность начала гитлеровского вторжения в ближайшие сутки, это пренебрежительное отношение сухопутных военачальников к флоту проявилось наглядным образом — в тот момент им было просто наплевать на военно-морские силы СССР.
21 июня... я наблюдал его пишущим телеграмму округам о серьёзном положении и возможном нападении немцев... Как сейчас вижу Жукова без кителя, сидящим за столом и пишущим что-то, в то время, как нарком Тимошенко ходит по кабинету и диктует ему... Моя попытка подробнее поговорить об обстановке и возможных действиях со стороны нас, моряков, не увенчалась успехом: они были слишком заняты своим чисто армейским делом, чтобы сейчас уделить внимание флоту. Я это понял, и мы быстро ушли заниматься своими делами по приведению флотов в полную готовность.
Как нарком ВМФ Н.Г.Кузнецов считал Жукова виновным в чрезмерных потерях превращённых в морскую пехоту военных моряков Балтийского флота во время Битвы за Ленинград и блокады города:
Жуков не раз посылал в Ленинграде моряков в десант (в Петергофе и на Ладоге), и они напрасно несли жертвы. Чистой воды волюнтаризм, который непозволителен и во время войны.
Г.К.Жуков ценил моряков только тогда, когда они использовались для проведения сухопутных операций глубоко на суше — т.е. выполняли несвойственные им функции пехоты.
Он отдал должное морским бригадам, которые действовали под Москвой в 1941 году.
В августе 1941 — 1942 гг. Н.Г.Кузнецов редко виделся с Г.К.Жуковым. После назначения последнего на должность заместителя Верховного Главнокомандующего в августе 1942 г. он по-прежнему продолжал игнорировать вопросы управления ВМФ СССР. Летом 1943 г. они вместе летали в район Новороссийска для координации действий сухопутных войск и Черноморского флота в Битве за Малую Землю. Потом они вместе летали в Чернаводу в Румынию в августе 1944 г. для координации действий сухопутных и военно-морских частей во время освобождения Болгарии. В это время он увидел, что Жуков в полной мере раскрыл свои полководческие и личностные качества военачальника и находился на вершине популярности.
Как обстоятельно изучает положение на фронте маршал Жуков и насколько уверенно он даёт указания своим подчиненным... Позади было много печальных уроков, но и приобретено немало опыта борьбы с немцами. К тому же Георгий Константинович как заместитель Верховного Главнокомандующего чувствовал себя особенно уверенно, победа под Москвой, Сталинградом, на Курской дуге и участие почти во всех «сталинских ударах» создали ему к этому времени высокий авторитет, и он им пользовался в полной мере.
Тем не менее Н.ГКузнецов признаёт, что Жуков был одарённым военачальником, внёс большой вклад в разгром нацистской Германии и обладал большой силой воли, которая как раз и оказалась необходимой Сталину и стране в суровых условиях Великой Отечественной войны.
Его воля (заслоняя грубость) приносила пользу во время войны. Его боялись, его слушались, ему удавалось успешно проводить операции, и, конечно, обладая полководческим талантом, он много сделал как заместитель Верховного Главнокомандующего. Его поступки импонировали Сталину, а он, в свою очередь, использовал имя и авторитет Сталина.
При этом Г.К.Жуков по-прежнему не удосуживал себя заботой о ВМФ СССР даже при решении общих с сухопутными войсками задач. Во время этой встречи он пообещал своевременно оповестить Н.Г.Кузнецова о наступлении войск маршала Ф.И.Толбухина на порты Варна и Бургас и... не сдержал своего обещания, потому что хотел, чтобы вся слава досталась не морякам, а управляемым им сухопутным частям.
Мои опасения оказались ненапрасными. Предупреждение о выступлении войск маршала Ф.И.Толбухина я получил не от Г.К.Жукова, а от своего представителя С.Ф.Белоусова, которому было приказано «внимательно следить» за обстановкой и не пропустить «момента выступления». Жуков же сообщил мне об этом с большим опозданием, и... не случайно. Он ревностно относился к каждому листку лавра в награду за ожидаемую победу.
В конце Великой Отечественной войны Н.Г.Кузнецов наблюдал обоснованное пребывание Г.К.Жукова в зените воинской и полководческой славы и объективно признавал его достижения.
Он всю войну находился в центре самых важных событий на фронтах. Его имя часто упоминалось в Ставке и в приказах Верховного Главнокомандования. Он стал трижды Героем Советского Союза и был награждён орденом «Победа». Всякий человек обладает положительными личными качествами и недостатками, но это никогда не должно заслонять главного — того, что он сделал для своей Родины. Несколько раз, встречаясь с маршалом Жуковым в интимной обстановке в окружении друзей, я наблюдал, каким уважением он пользуется, и считал это заслуженным. Твёрдый голос Георгия Константиновича даже за обеденным столом при мирных тостах отличал его как волевого военачальника.
Во время приёма 01.05.1945 на подмосковной даче Верховного Главнокомандующего И.В.Сталин зачитал присутствовавшим телеграмму от штурмовавшего Берлин Жукова и похвалил его за отказ от перемирия и требование безоговорочной капитуляции Германии. Н.Г.Кузнецов считал, что это было кульминацией карьеры Жукова при Сталине и что с этого времени его функция грубого и волевого военачальника становилась ненужной в условиях мирного времени.
Когда Н.Г.Кузнецов встретил Г.К.Жукова на Потсдамской конференции в июле 1945 г., то заметил, что тот нисколько не заботился об изменении своих хамских манер и отношения к людям — Жуков при этом пребывал в иллюзии своего всемогущества и вседозволенности.
Мы встречали поезд с нашим руководством на вокзале. Я был удивлён ненужным и недостойным маршала выражениям во время его грубого общения с кем-то по телефону. Тон его разговора свидетельствовал, что он теперь может всё.
Н.Г.Кузнецов уже привык к пренебрежительной оценке Жуковым ВМФ СССР и перестал обращать на это внимание.
Позднее Г.К.Жуков был переведён в Москву как заместитель наркома обороны Сталина, но фактически всеми военными делами в это время стал заниматься Н.А.Булганин. Н.Г.Кузнецов считает, что в это время Сталин стал уже тяготиться отрицательными качествами характера, поступками и поведением явно зарывавшегося в своём тщеславии и недальновидности Жукова. Нарком ВМФ оказался в Кремле на совместном заседании Политбюро ЦК и маршалов Советского Союза, которое, как оказалось, было устроено специально для разноса Жукова Верховным Главнокомандующим.
И.В.Сталин... объявил, что Жуков... ведёт разговоры о якобы незначительной роли Ставки во всех крупных операциях. Он показал телеграмму, на основании которой делались такие выводы, и, обращаясь к членам Политбюро, сказал: «Вы знаете, как возникали идеи различных операций»... Он пояснил, как это бывало. Идея рождалась в Ставке или предлагалась Генеральным штабом. Затем вызывался будущий командующий операцией, который, не принимая пока никакого решения, вникал в суть идеи. После этого ему предлагалось тщательно продумать и (не делясь пока ни с кем) доложить (через неделю—две) Ставке своё мнение. Ставка же разбиралась в деталях и утверждала план будущей операции. С планом операции знакомился узкий круг лиц, и начиналась разработка документов фронта. Жуков присутствовал, но не опроверг сказанного. Все считали своим долгом высказать на этом необычном совещании своё мнение с осуждением Жукова. Одни говорили резко и не совсем справедливо, а большинство — осторожно, но в том же духе. Я решил не высказывать своего мнения и оказался единственным «молчальником», хотя такое поведение могло быть расценено руководством отрицательно... Я... не знал существа дела, а обвинять Жукова со слов других не хотел.
Г.К.Жуков через несколько месяцов после этого показательного разноса при личной встрече поблагодарил адмирала за неприсоединение к другим его обличителям. После исключения из состава ЦК Жуков поубавил свой гонор.
Жуков, пережив личные неудачи, немного притих.
После первого возращения обоих в Москву — причём Жукова назначили первым заместителем министра обороны СССР сразу после смерти Сталина по личному распоряжению Хрущёва — отношения между Главнокомандующим ВМФ Н.Г.Кузнецовым (1953—1955) и Г.К.Жуковым остались такими же напряжёнными.
Я как министр не был ему подчинён, но ряд вопросов должен был согласовывать с ним. Дело шло туго — он занимал антифлотскую позицию в деле строительства кораблей и этого не скрывал.
Он пытался демонстрировать свою власть и над самим Н.Г.Кузнецовым. Он приказал своему адъютанту передать ему позвонить приказным тоном. Кузнецов демонстративно проигнорировал подобное обращение, а на второй звонок адъютанта ответил, что Жуков знает его номер и может сам позвонить ему. Жуков не только счёл Кузнецова нахалом и себя — оскорблённым, но и переврал обстоятельства этой ситуации.
Жуков будто бы приказал мне явиться к нему, а я на это ответил: «Если ему нужно, то пусть он приезжает ко мне». (Чего не было, того не было.) Жуков, якобы обиженный таким дерзким ответом Военно-Морского министра, пообещал когда-нибудь это припомнить.
Жуков стал всё чаще оскорблять ВМФ СССР и это уже переходило все границы. В первых числах февраля 1956 г. министр обороны Н.А.Булганин (15.03.1953—09.02.1955) вызвал Н.Г.Кузнецова к себе по вопросу о том, кого бы моряки хотели видеть в должности его преемника ввиду готовящейся отставки Г.М.Маленкова с поста председателя совета министров и перехода Булганина на эту работу — А.М.Василевского или Г.К.Жукова. Н.Г.Кузнецов ответил, что флотоводцы поддержат любое решение Президиума ЦК, но попросил в случае назначения новым министром обороны СССР Жукова прекратить его постоянные нападки на флот. Булганин пообещал сохранить конфиденциальность этого мнения Н.Г.Кузнецова, но обманул его.
Я ему откровенно и высказал своё мнение. Оказалось, что оно было передано Жукову так, что «Кузнецов возражает против его назначения». При самолюбии Жукова и той опоре, которую он чувствовал, будучи другом Н.С.Хрущёва, можно было догадаться, к чему это приведёт.
В это время Хрущёв никак не мог подчинить себе Жукова — каждый из них пытался играть роль первой скрипки — но сначала оба они сходились в своей ненависти к Сталину и стремлении навесить на него всех собак.
Хрущёв и Жуков открыто ругали И.В.Сталина и выдумывали всякие небылицы. Но это остаётся на их совести. В книге Жукова я уже прочитал другое.
Но Жуков был нужен Хрущёву для захвата власти на волне разоблачения сталинизма и он добился его назачения военным министром (09.02.1955—26.10.1957). С этого времени Жуков стал ещё сильнее пинать труп умершего льва и мстить мёртвому за свою первую опалу.
Он... получил «карт-бланш» от Н.С.Хрущёва. Вся накопившаяся к Сталину неприязнь, как распрямляющаяся пружина, чувствовалась в эти дни во всём поведении Жукова. Он как бы стремился наверстать потерянное время и славу.
Военная и параллельно политическая карьера Г.К.Жукова резко пошла в гору и он снова стал демонстрировать отрицательные черты своего характера и поведения.
Стоило... ему стать при Хрущёве министром и даже членом Политбюро, как он проявил совсем ненужные для мирного времени черты характера — грубость и самовластие... Заняв пост министра обороны, маршал Жуков закусил удила. Ему показалось, что теперь «сам чёрт ему не брат». Мне думается, никогда честолюбие Жукова не было удовлетворено в такой степени, как тогда.
На первом докладе Кузнецова Жукову тот прямо обвинил адмирала в попытке не допустить своего назначения министром обороны и пригрозил никогда ему этого не простить. Кузнецов в ответ дословно пересказал ему свой рузговор с Булганиным — но Жуков ему не поверил. Кузнецов неоднократно пытался сгладить конфликт и не замечать оскорбительного и необъективного поведения Жукова — но наталкивался на глухую стену непонимания и... откровенного, мелочного и систематического издевательства.
Он начал беспричинно грубить, явно вызывая меня на скандал... Отношение же к флотским вопросам становилось подчёркнуто пренебрежительным. Я, несмотря на его отношение ко мне и флоту, считал своим долгом самым корректным образом ввести его в курс флотских вопросов и пытался возбудить в нём желание разобраться в наших нуждах... Я несколько раз предлагал маршалу Жукову найти время и выслушать меня в течение нескольких часов о состоянии флота. Я серьезно подготовился к этому и с картами надеялся доложить и разъяснить всё, что ему будет непонятно. Он долго оттягивал мой доклад, наконец согласился и назначил время, я подобрал все материалы в двух экземплярах... Но каково же было моё огорчение и разочарование, когда через 15 минут после начала моего доклада он беззастенчиво начал зевать... Я, сдерживая своё негодование, продолжал докладывать... Через полчаса он прервал меня, попросив оставить весь материал в Генштабе с тем, чтобы потом «детально» познакомиться с ним... Дни шли за днями, отношение Жукова к моим вопросам продолжало оставаться явно не в пользу флота. По проектам доклада он делал грубые замечания по телефону вроде: «Что там нагородили», «я не могу подписывать эту чепуху», не давая одновременно своих чётких разъяснений, в чём, собственно, «чепуха» и что там «нагорожено». Положение становилось невыносимым. С каждым днём Жуков становился все более нетерпимым, его мнения становились совершенно непререкаемыми. Теперь уже он не только не терпел возражений, но даже по чисто флотским специальным вопросам, в которых он, конечно, не мог подробно разбираться, делал свои категорические заключения, даже не слушая моего мнения как специалиста-моряка.
Жаловаться на Жукова Кузнецову было некому, от такого отношения у него развилась сердечная недостаточность и в результате он перенёс инфаркт. После выхода из больницы Кузнецов попросил Жукова снять его с должности заместителя министра обороны по собственному желанию, но не получил никакого ответа. Впервые после инфаркта Жуков позвонил на дачу Кузнецова и поговорил с... его женой, посоветовав ей не обращать внимания на требование врачей уменьшить рабочую нагрузку мужа, который в это время с трудом мог ходить. Потом Кузнецов узнал, что Жукова взбесило то обстоятельство, что адмирал первым подал просьбу об освобождении от занимаемой должности по собственному желанию и опередил увольнение его министром обороны!
Жуков только рвёт и мечет, почему я сам подал рапорт, а не он первый проявил в этом инициативу... В октябре того же 1955 года подобные разговоры приобрели реальное воплощение в виде официального заявления в мой адрес, что меня, конечно, нужно освободить, но не по болезни, а по другим мотивам.
Кузнецов передал свои обязанности заместителя председателя министра обороны и главкома ВМФ командующему Черноморским флотом С.Г.Горшкову. Но этого Жукову и Хрущёву показалось мало. Во время его лечения в Ялте в начале октября 1955 г. они вызвали его на совещание флотских руководителей в Севастополе и оказали холодный приём. А потом после взрыва на линкоре «Новороссийск» 29.10.1955 Жуков и Хрущёв обвинили в этом находившегося пять месяцев в отпуске по болезни Кузнецова.
Жуков воспользовался им в качестве повода. Это его устраивало и как министра (нашёл «козла отпущения»), и как человека, который не любил возражений. Хрущёв же в те дни демонстративно подчёркивал свою близость к нему...
В декабре 1955 г. Кузнецова официально сняли с постов заместителя председателя министра обороны и главкома ВМФ, а 17.02.1956 понизили в звании до вице-адмирала и отправили в отставку. Это происходило в дни проведения XX съезда КПСС (14—25.02.1956), на заключительном заседании которого Хрущёв выступил со своим докладом «О культе личности и его последствиях».
Потом Жуков спас Хрущёва от попытки сторонников Сталина сместить его на его пути в захвату высшей власти. Но на вершине политического Олимпа СССР не было места для двоих.
Через год довольно странным путём был снят Жуков. Он на себе испытал коварный метод снятия людей без их ведома.
Подводя итог своего анализа Г.К.Жукова, Н.Г.Кузнецов, указывает, что в ходе Великой Отечественной войны его отрицательные качества сыграли свою положительную роль. Но в мирное время — как, впрочем, и в боевой обстановке! — они были совершенно ненужными и неприемлемыми и привели к его падению.
У меня не могло остаться хорошего впечатления о личных качествах маршала Жукова. По характеру я всегда считал его человеком настолько властолюбивым, что рано или поздно, это могло привести его к переоценке своих сил... Я вижу много лишнего, не отрицая его заслуг... хотя в них всегда слишком превалировала, как средство достижения цели, строгость, граничащая с жестокостью. Но это можно объяснить трудностью положения во время войны. Важнее было добиться победы. Я признаю его незаурядным, упорным или, вернее, упрямым полководцем, что бывает полезно в военное время...