рассказ 18+
Эпиграф: «Кто понял жизнь, тот больше не спешит,
Смакует каждый миг и наблюдает,
Как спит ребёнок, молится старик,
Как дождь идёт и как снежинки тают…»
Гияс-ад-Дин Абу-ль-Фатх Омар ибн Ибрахим Хайям Нишапури. X век.
Самый разгар лета. Море, как парное молоко. Звёздная безлунная ночь. Мерный убаюкивающий шелест прибоя. Перестукивание мелкой гальки под отходящей тёплой и ласковой волной. Безветрие и тишь вокруг. К блаженным звукам природы примешивается страстный ритмично-вскрикивающий стон и следующий за ним внезапный крик обоих. Её и его. Эхо бросило звук их страсти о скалы и облегчённо выдохнуло далеко в море, словно само получило вожделенную разрядку, размером во всю Вселенную.
Снова лишь мерный шелест прибоя. Почти в кромешной тьме на фоне еле светящегося зеленоватого прибоя, под звёздным покрывалом низкого Млечного Пути видны плотно сплетённые тела двух молодожёнов по пояс в воде. Они уже во власти обуявшей их истомы. Он нежно выносит её в пенный прибой, и они распластываются обессиленные в мокрой мелкой гальке, омываемые вечным морем. Им очень хорошо вместе. Им всего по двадцать три.
Снова палатка в лесу на скале над морем. Снова ночной прибой. Снова их вскрикивания и стоны, разносящиеся в ночи. И лишь море, скалы и эхо свидетели их любви. И опять нежнейшая расслабляющая истома. Весь медовый месяц.
Она – миниатюрная, изящная, нежная. Он – добрый, крепкий, подтянутый, но не спортсмен. Они только окончили университет и, поженившись, укатили в дешёвом плацкарте на море. В их стране полный бардак. Денег почти нет, как и работы. Пока нет. Всё впереди. Вся жизнь. Наверное…
Однако всё в этом мире когда-нибудь оканчивается. Опять дешёвый плацкарт, опять поиски работы. Не слишком частые сдержанные стоны с закрытыми ртами на старом продавленном диванчике съёмной комнатке шестикомнатной коммуналки. Окончательное понимание, что на работу по полученной профессии не прожить. Уход в бизнес. Работа на износ. Работа без выходных, отгулов и праздников. Борьба с конкурентами, борьба за выживание. Наконец-то, первая прибыль. И первая машина. И первое испытание заднего сиденья автомобиля с запотевшими изнутри стёклами от жаркого дыхания их страсти. Первая собственная квартира. Безудержный отрыв эмоций в наслаждении друг другом. Жалобы соседей и неприятные разговоры с участковым. Теперь уже не дикий пляж по ночам, а шикарные отели Родоса, Шарм-Аль-Шейха, Анталии. Новая просторная квартира. Стабильность. Поездки в Париж, Рим, Прагу. Им по двадцать шесть.
– Дорогая, может нам подумать о ребёнке? Годы идут, а мы не молодеем.
– А я думала, что ты ещё не созрел.
– Значит, ты согласна?
Те ночи были у них особенные, они старались не только для самих себя. Целый месяц. Новый эмоциональный виток в осознанном процессе зачатия будущей жизни. Получилось. У неё задержка. Тест положительный. Они безумно счастливы в предвкушении рождения продолжения их любви. Запись к врачу на понедельник…
А в понедельник в стране случается дефолт. Стресс. Переживания. Проблемы с бизнесом. Долги. Финансовый крах их фирмы. Запутки, непонятки и разборки с крышами бизнес-партнёров и клиентов. Всё очень стремительно. Их хорошие квартира и машина уходят в счёт долгов. Вновь съёмная коммуналка. Они возвращаются домой на старенькой и дешёвенькой машине после уплаты всех долгов. Подавленное состояние обоих. Его невнимательность. Авария, хоть, он и не виноват. Машина в хлам. У неё перелом ноги, множественные ушибы и… выкидыш. Безутешное горе. Долгая реабилитация. Совет врача ей не разъедаться, иначе сустав в ноге развалится так, что больше не собрать будет. Вновь поиск работы. И опять всё с начала.
Новая фирма. Теперь только работа по найму, но вместе. Попали в струю. Пошли по карьере. Снова своя квартира, но скромнее. Снова машина, но проще. Вроде бы стабильность. Новая беременность. Роды. Красавчик сын. Счастье до небес. Им уже по тридцать.
У него неплохая зарплата. Серьёзный разговор между ними, и она остаётся дома воспитывать сына. Жизнь течёт своим чередом. Пацан растёт и радует. Снова Египет, Турция, красоты Европы. И теперь все втроём. Но их стоны по ночам очень редки. Подъём каждый день в шесть тридцать. Овсянка. Кофе. Автомобиль. Пробки. Офис. Командировки. Он устаёт на работе, ведь надо соответствовать должности. Она ведёт дом и прикрывает тылы. Быт затягивает. Затягивает... Постепенно их пыл остывает. Им уже по тридцать пять, по тридцать шесть, по тридцать девять… Уже давно принимают душ по отдельности. Они спят в пижамах каждый под своим одеялом, хоть и в одной постели. Уже даже не каждую неделю они вместе. Хорошо, если два, три раза в месяц и не так вкусно, как прежде. Как-то стало пресно, плоско, обыденно. Костёр страсти почти затух, а они туда не подкидывают дровишек. Позабыли, как это делается. Ушли в прошлое их глупые и милые эротические знаки внимания друг другу. Он начинает замечать, как она стареет, хоть ещё и хороша собой по-прежнему. Он искренне любит её и ни разу не изменял, даже в мыслях, даже в шутку на словах, в отличие от приятелей и коллег, но тайно посматривает на молоденьких симпатичных девчонок, жутко пугая сам себя этим вниманием на других. «Седина в бороду – бес в ребро?» Им уже по сорок пять.
И вот им уже по сорок восемь. Сын вырос. Паренёк окончил школу, оперился, возмужал и вылетел во взрослую жизнь из родного гнезда, поступив в университет в другом городе. Они снова вдвоём, но страсть былая куда-то делась. Незаметно. Почти не оставив следов. Их держит вместе, по сути, большое уважение друг к другу. Работа, работа, уже давно даже на выходных и в отпусках работа. Накопившаяся усталость начинает раздавливать, вырываясь частенько неприемлемым и губительным для отношений раздражением. У него наметился животик и лысина. У неё седина в волосах всё отчётливее. И тут, как гром среди ясного неба:
«Наша фирма проводит оптимизацию кадров. Больше в ваших услугах мы не нуждаемся».
Он остался без работы. Всё к чёрту! Жизнь ведь не заканчивается на этом.
– Поедем на тот наш пляж, дорогой. Ты же не забыл его? У нас впереди серебряная свадьба. Давай хоть раз проведем отпуск свободными от дел, от работы, от забот. Только мы двое. Как тогда…
– Конечно, не забыл, родная. Поедем, вот прямо завтра купим билеты и укатим от этой гнусной реальности к едрене фене. Потом придумаем, как жить дальше. Не пропадём.
Снова поезд, но теперь СВ. Свободные от всех обязательств они впервые за долгие годы остались вдвоём. Целая гора с плеч! Сняв номер в дешёвом отеле на целый месяц, они пошли на тот самый пляж. Воспоминания. Ностальгия. Нахлынувшая чувственность. Они, не сговариваясь, ждали наступления ночи в томительном будто запретном предвкушении, боясь признаться друг другу в желаемом, в том, что уже ощущают себя теми юнцами. Ну, не солидно же в их-то возрасте! Наступила ночь. Тихая. Тёплая. Звёздная. Безлунная. Ну, как тогда. Они лежали в номере и оба не спали.
– Ты спишь, родная?
– Нет. А ты?
– И я, нет.
– А чего так?
– Увидел сегодня наш пляж. Ничего не поменялось. Те же огромные валуны. Та же укромная лагуна, где мы много раз были вместе. Помнишь?
– Конечно, помню.
– Ну, если не спим, то, может, прогуляемся туда?
– С ума сошёл! Сейчас три часа ночи. А туда идти не мене получаса, да ещё в темноте.
– Ну, и что. Завтра никуда не надо спешить. Вообще больше спешить никуда не надо. Надо наслаждаться жизнью пока возможно. Есть фонарик. Мы вместе. Давай. Надевай купальник, а я плавки. Накинем что-нибудь потеплее. Мы же ещё не старые. Ну, ведь так?..
Они зашли в парное море почти в кромешной тьме, держась за руки, как тогда. Она чуть оступилась на галечном дне, и он успел удержать её за талию, которая всё ещё была и всё ещё волновала его. Они зашли в море по пояс, прижавшись. Она опустила руку в воду и вдруг нежно накрыла его плавки спереди. Она очень давно так просто не прикасалась к нему. Это непринуждённое, словно намёк прикосновение к его интимному месту под водой вдруг мгновенно получило отклик его тела. Сработала чувственная память. Он тут же скользнул ладонью ей в трусики, ощутив её тёплый низ живота в чуть прохладной воде и сильнее притянув к себе. Почти сразу в его плавках стало тесно. Внезапно время, вопреки всем их представлениям, вынесло его и её из реальности, остановив их обоих там, в юной неопытности каждого. Она, чувствуя его волнительную руку внизу своего сжавшегося от приятного внутреннего тепла живота, медленно повернулась к нему, и во тьме ночи, в тусклом свете Млечного Пути он увидел ту молодую жену, которая была с ним именно здесь двадцать пять лет назад. Для неё он тоже помолодел в этом мраке. И тут им обоим снесло разум без всякого вина.
Они кинулись в обоюдные объятья, остервенело срывая друг с друга купальник и плавки. Изголодались. Ткань жалобно трещала по швам, разлетаясь в неизвестном направлении навсегда, освобождая их тела от всего лишнего. Мохнатые светящиеся зелёным брызги вокруг них становились всё гуще. Он ощутил странное чувство, будто с ним такое впервые, но всё знакомо. И он, вроде бы прежний, но не тот. Иной. Свободный. Юный. Сильный. Она находилась в похожем смятенье – будто она с ним сейчас впервые в своей жизни и вот-вот познает его, так долго желая всем своим существом. Обжигающий озноб сместил огненный вихрь к её бёдрам, заставив их разойтись и обвить его тело у пояса. Так призы́вно!
В его ушах барабанил набат собственного сердца, слышимый, наверное, по всей округе. Он на миг оторвался от её губ и спустил обе ладони под её ноги, осознавая, но совершенно не помня грядущих ощущений. Глаза каждого горели в этой ослепительной темноте нетерпеливым желанием. Стремительно двинувшись на встречу друг другу, они будто впервые в жизни, но уже в который бессчётный раз за их супружество слились телами, ощущая позабытый уже восторг, зная, что скоро он переполнит их и, выплеснувшись наружу, заполнит собой Вселенную. Громкий звучный выдох обоих смешался с плеском прибоя, оставив их одних в целом мире. Только они и их страсть.
Они возволновались так, что, идеально изучив друг друга за прошедшие годы, взлетели на вершину блаженства стремительно. Дразнящие и усиливающие желание вихрящиеся подводные потоки, производимые их быстро сходящимися и расходящимися телами, вызывали неповторимые на суше и несравнимые ни с чем ощущения. Сплетаясь языками в жарком поцелуе, с шумом пропуская через ноздри воздух, они неотвратимо наращивали взаимное возбуждение, с каждым глубочайшим проникновением приближая неизбежное наслаждение. Она закинула голову назад, намочив распущенные волосы, и широко открыла рот. Из него, откуда-то из глубины, нарастающей лавиной полился сдавленный стон, становящийся с каждым его усиливающимся толчком всё громче. Наконец, он застонал, продолжая конвульсивно втискиваться в неё, желая излиться в таинственных недрах, а она уже кричала, обжигаемая им изнутри…
Мощный взрыв их эмоций спугнул дремавшую на камнях чайку, и та с недовольным криком улетела прочь. Их неистовые стоны впервые для них нынешних, но не в их жизни, вновь, спустя четверть века, отразившись от скалы, разнеслись над морем.
Они лежали на берегу вне прибоя, обсыхая и совершенно не чувствуя ночной прохлады.
– Что это с нами такое? Это вообще нормально? Ты разорвал мой купальник, и он уплыл неизвестно, куда.
– Нормально и естественно. Ведь мы любим друг друга. Ненормально жить, как прежде. Ненормально работать на износ непонятно во имя чего, пока жизнь проходит мимо, как песок сквозь пальцы. Понимаешь? Наша с тобой жизнь! Мы только что доказали сами себе, что ещё о-го-го. Вон, в Израиле вообще супруги занимаются любовью за восемьдесят и живут долго. Это естественно. А нам всего-то и пятидесяти нет.
– У нас же внуки скоро могут пойти, а мы?
– Да, хоть, правнуки. Нам хорошо, и мы это можем. Это главное, а остальное – глупые предрассудки для слабаков.
– Действительно хорошо и так красочно. Я не ожидала, что смогу так быстро и, что ты у меня такой молодец. Словно вообще в первый раз. Ей-богу, милый, мне на пару мгновений явственно показалось, что я юная неопытная девушка, вот прямо перед тем, как ты...
– Ты опередила меня, рассказав об этом ощущении. Я тоже почудился себе девственником, самый первый раз познавший женщину. Вот сейчас на тебя смотрю и вижу, как ты помолодела, ну, прямо та же девчонка, в которую я влюбился на первом курсе.
– И ты мой волнительный первокурсник, которому и восемнадцати ещё нет. Я люблю тебя!
– И я безумно люблю тебя, моя родная! Вообще не ожидал такого от себя. Вспомни, когда у нас было последний раз. Уже сам забыл. Месяца два назад? Три? Да? И пресно так, что и вспомнить нечего.
– Ты как, отдохнул, мой хороший?
– Да, родная, а что?
– Я ещё хочу тебя…
Словно изголодавшиеся юнцы, никогда до этой ночи не знавшие плотской любви, они вновь нарушили тишину пустынного пляжа своими звучными стонами. И пусть у неё побаливает старая травма в ноге, а ему не слишком комфортно в хронически больной спине – всё это мелочи. Их молодеющие на глазах обнажённые тела уже не замечали подобных неудобств ради сумасшедшего взаимного удовольствия…
Так прошёл месяц. Они ожили. Почти каждую ночь они были на своём излюбленном пляже. Даже, когда стала светить Луна, бесстыдно обнаруживая их сплетённые тела над вечным беспокойством моря, они не умерили своего пыла. Как будто, не сговариваясь, оба взяли обязательство восполнить упущенные моменты страсти прежней жизни, когда недоцеловались, недостонали, недолюбили. Они стали чаще улыбаться и шутить. Настроение улучшилось. Краски кругом стали ярче и сочнее, запахи – отчётливее и волнительнее, жизнь – ароматнее и вкуснее. И всё это, несмотря на неопределённость будущего. Вспомнили, как принимать совместно душ. Вспомнили, как спать нагишом в обнимку под одним одеялом, приятно заводясь от пикантных сновидений и возбуждаясь наяву посреди ночи. Вспомнили, как оказывать друг другу мелкие эротичные знаки внимания. То его поцелуй ей в шею под ухом, когда он, неожиданно обхватив обеими руками её груди сквозь одежду, прижимался сзади всеми частями к своей любимой. То она ужалит его сумасшедшим поцелуем, запрыгнув на него и крепко обняв ногами за пояс, прижавшись распахнутыми бёдрами к его спокойному до того естеству. А он придержит её руками снизу, сместив пальцы на тёплое из-под одежды самое интимное и горячее место. Иной раз, он угостит её из своих рук чем-то вкусным, а она медленно возьмёт это своими влажными губами и сексуально протяжно оближет его пальцы, игриво глядя ему в глаза исподлобья. Или, стоя перед ним, запустит руки под его футболку к спине, вдавив всю себя к нему, вызовет у них обоих сладкий и жаркий спазм в животах. В ответ он чуть наклониться, нежно и медленно проведёт рукой ей по бедру от колена вверх, приподняв летнее платьице, и волнующе для них обоих просунет пальцы под её трусики сзади. А второй рукой скользнёт поверх платья с тонкой её тали вниз. Слегка сожмёт двумя пятернями её ягодицы и сильно прижмёт к своей только-только начавшей набухать плоти. Всё это и многое другое наращивало неудержимое вожделение, жадно выплёскивающееся позже.
Почти каждый день они сбрасывали бурю жгучих эмоций густыми пульсирующими толчками, уже не смущаясь собственных желаний. А то и не по одному разу в день.
Плюнув на всё, они сдали обратные билеты и остались ещё на месяц.
– Это точно мой муж или вместо него сюда со мной приехал страстный молодой любовник?
Они лежали обессиленные в номере после очередных любовных утех.
– Конечно, любовник, но этот любовник твой муж.
Она лежала щекой на его крепкой груди и шутливо говорила, иронично передразнивая слова своего супруга сказанные им когда-то:
– А кто мне заливал лет восемь-девять назад? Мол, что ты хочешь, мне уже под сорок. Хорошо, что вообще могу ещё. Ведь я же уже далеко не мальчик. Силы, мол, уже не те. Зато сейчас посмотри на себя. Ещё фору пацанам молодым дашь.
Дружный смех.
– Дурак я был. Зря силы только тратил. И не на тебя, моя радость. Я думал, что работа и карьера важнее. Слава Богу, понимаю сейчас, что всё это дым. Любовь, семья – они главнее всего.
Два месяца они по-настоящему отдыхали. Не сидели по кафе или ресторанам, питались скромно и без изысков. Им было чем развлечь друг друга. Много плавали, много гуляли, много занимались любовью в разных укромных местах. У них двоих напрочь пропала бессонница, мучавшая их последние несколько лет, особенно его. Они уставали, но то была иная, приятная усталость, придающая силы усталость. Аппетит ведь приходит во время еды. У неё чётче проявилась талия, окрепли и округлились бёдра, подтянулась грудь. Они явно оба помолодели, начиная подмечать, как на них смотрят окружающие. Он замечал восхищённые взгляды уже бесформенных, явно моложе возрастом мужчин в сторону его жены. Да, и молодые парни не обделяли её взглядами. Это ему очень нравилось. Она отмечала заинтересованные вскидывания ресниц напомаженных молодых девиц в адрес своего мужа, до которых ему теперь не было вообще никакого дела, с удовольствием осознавая, что он весь только её.
У него исчезло небольшое брюшко, даже обозначились кубики пресса, накачались, набухли и выделились грудные мышцы и бицепсы, а рано по утрам возобновилась молодецкая напряжённость плоти, пропавшая много лет назад. Просыпаясь от этих тугих ощущений, он частенько чувствовал непреодолимую потребность сбросить это напряжение, удовлетворив свою любимую, желая чувствовать усиливающуюся дрожь её тела и слышать её жаркие стоны под собой. Он нежно проводил рукой по её талии, по бёдрам, по животу. Она, находясь ещё в сладком сне, неосознанно чувствуя его прикосновения, поддавалась этим его призывным ласкам... Потом жалобные скрипы гостиничной кровати, переходящий в треск.
Они всё-таки сломали кровать, она просто развалилась под ними, не выдержав бесчисленных толчков. Доведя начатое до яркого финала, они, посетив строительный магазин, за день починили гостиничную кровать. Хозяева отеля так ничего и не узнали.
Испытав починенную кровать на крепость, лёжа на ней в расслабляющей истоме, они тихо разговаривали:
– Что-то я не понял, нам по сколько лет? Ну, ладно, снесло нам обоим тогда голову, нахлынувшие воспоминания, вспыхнувшие желания. Но это продолжается и продолжается, абсолютно не надоедая.
– Ты знаешь, нам ровно столько лет, насколько мы сами себя чувствуем, любимый. А не надоедает, потому что это единственное доступное нам удовольствие, которое не зависит ни от денег, ни от положения, ни от прочих материальных химер.
– Ну, тогда мне двадцать пять, думаю, как и тебе.
– Неужели это всё может закончится, когда мы вернёмся домой в ту действительность? Я так этого не хочу. Хочу, чтобы мы остались такими страстными, молодыми. Мы ведь это можем.
– Я сам только что об этом же подумал и тоже очень хочу продолжить так жить с тобой, хочу продлить как можно дольше нашу вторую молодость.
– Завтра уезжаем. Проведем ночь на нашем пляже?
– С удовольствием, будем надеяться, что там никого не будет.
Снова жаркое и тугое проникновение плоти в плоть в теплой морской бурлящей от их тел воде. Снова рыбы и дельфины врассыпную от их стонов, криков и светящихся брызг. Но на сей раз где-то далеко похожие ритмичные женские вскрики и мужской гортанный стон, разнёсшиеся над морем. Всё стихает. Лишь шорох прибоя и перекат гальки.
– А мы не одни, милый.
– Ну, хоть ещё кто-то любимым делом занят. Посидим на берегу.
– Конечно, родной мой. Накинем на себя одежду, а то прохладно.
Мерный шелест волн, низкие звёзды, широкая полоска Млечного Пути. Сладкое расслабление. Умиротворение. Вдруг шуршание гальки. Шаги. Медленно идут двое. Их тёмные силуэты выдают влюблённую парочку.
– Хай, пипл! Ну, вы, блин, даёт! Даже громче нас. Что тоже не спится?
Голос мужской и весёлый, а девушка прибавляет:
– Да, вы не смущайтесь, что естественно, то не безобразно. Не-е, классная ночка для молодожёнов. Мы медовый месяц так проводим. А вы? Женаты? Или как? … Да, ладно, колитесь, к чему церемонии?
– Доброй ночи, ребята. Да, мы женаты. Ещё только двадцать пять лет.
– А-а, вам по двадцать пять? Так мы ровесники? Прикольно!
– Не совсем. Отмечаем серебряную свадьбу.
– Да-а ладно, гоните!
Они подходят поближе и присаживаются рядом.
– Ни фига себе старички. Сколько же вам? Ну, только без обид. По чесноку.
– По сорок восемь. Ну, что? В шоке, пипл?
– Да, ты в натуре гонишь, чувак! Ну, тридцатник с чем-то вам двоим, я ещё догоняю.
– Нет, ребятушки, правда, под палтос.
Парень переглядывается с девушкой и внимательней всматривается в его и в её лицо.
– А-а, точняк! Прикинь, детка, ну прям, как мои пэрэнсы, но выглядят клёвее. Я вааще в шоке! Не, уважуха! Реально! Ну, кроме шуток. Нам бы так в вашем возрасте.
– Все в ваших руках, ребятушки, ваша жизнь в ваших руках…
Опять СВ. Предупреждение от проводника. Его шутка в ответ:
– В вагоне нет несовершеннолетних, поэтому обзавидуйтесь!
Но больше не стали. Потерпели до дома, вдыхая волнительный солоновато-мучнистый аромат их любви, повисший в купе.
Он начал свою частную практику без идиотов-начальников и кретинов-подчинённых, а она ему всецело помогала. На хлеб с тонким слоем масла хватало, но, главное, они теперь почти круглыми сутками были вместе, наверстывая чувственно упущенное. Спали, пока не проснутся, ложились, когда захочется. Их чувства, вспыхнув с новой силой, пошли на второй виток.
Через пару месяцев, возвращаясь вечером домой от очередного клиента, с ним в лифт вошла соседка по площадке. Этакая вездесущая пожилая блюстительница порядка и чистоты морали.
– Ты знаешь, я приметила, что, похоже, у твоей жены завёлся молодой любовник.
Её тон был заговорщицкий и жалеющий его. Мол, бедненький, пригрел на груди стерву-изменщицу. Он улыбнулся, но промолчал.
– Точно тебе говорю. Последнее время днём, пока ты на работе, частенько слышу из вашей квартиры срамные звуки. Тьфу ты, гадость какая! Ты уж прости, что расстроила тебя, но правду надо знать. Только я так и не увидела, какой он похабник этот.
Они уже вышли на своём этаже.
– Что делать-то будешь, касатик?
– Для начала сделаю звукоизоляцию получше.
Бабка округлила глаза.
– Ну, и потом, знаю я этого любовника-то, бдительная вы наша, парень хороший.
Блюстительница морали совсем опешила.
– Я и есть тот самый похабный молодой любовник.
Проходит время. Она по-прежнему миниатюрная, изящная, нежная. Он снова крепкий, подтянутый, не рыхлый, пусть и лысеющий. Идут годы. Они живут и радуются жизни, не забывая подливать маслице в огонь совместной страсти. Душ всегда вместе. Сон под одним одеялом, прижавшись, и согревая друг друга. Она носит дома простенький халатик, становясь безумно сексуальной, а он наедине с ней вовсе не одевает верх, соблазняя её своим лихим тросом. Да, есть жизненные сложности, да, не всё гладко, но им хорошо вместе и всё нипочём. И ничуть им не надоело. Пусть они внешне взрослые, степенные, адекватные, но в отношении друг к другу – трепетные влюблённые юнцы.
Очередной звонок от сына:
– Пап, мам, я тут приеду на недельку погостить? Но приеду не один, а с невестой. Вы же не против? И пожалуйста, поспокойнее там, а то знаю я вас, маньяки.
– Приезжай! Поздравляем, сын, надеемся, она хорошая девочка. А на счёт нас не беспокойся, в конце концов, у нас есть заднее сиденье машины в безлюдном месте.
– Да, ну вас…
Им всего только по пятьдесят пять. Не годы старят, а отношение к годам, к жизни. Стареет тот, кто уже теряет вкус к жизни, кто уже не удивляется, не восхищается её многогранными прелестями. Тот, кто не хочет, кто уже не желает, кто больше не стремится, кто уже боится чувственности…