В фондах Центрального государственного архива литературы и искусства Санкт-Петербурга был обнаружен документ «История создания памятника «Разорванное кольцо» на Дороге жизни.», написанный от лица автора памятника скульптора К. М. Симуна. Данный документ является ценным источником информации, рассказывающим обо всех этапах проектирования и реализации проектных решений:
«……Мы ехали в трамвае по Пискаревскому проспекту. Дорога была из булыжников, по бокам росли ивы. Я со своей мамой ехал в дом, который хотели купить. Это была половина дома, и в ней – мастерская.
Вот так было. Приехали мы в мастерскую Шервуда. В общем, я уверен – никакая другая мама не купила бы никому это строение, потратив семейные деньги и задолжав.
Так вдруг я без диплома оказываюсь в мастерской и работаю. Правда, я был уже членом ЛОСХа или может быть кандидатом.
Мы жили там, и уже прижились, и сад уже был (у меня, между прочим, есть пейзаж – этот сад). Там можно было работать с обнаженной натурой, и 3 минуты надо было, чтобы купить парное молоко. Там сын родился у нас.
Потом получилось так. Что стали там ломать все деревянные дома и пристройки.
Надо сказать. Что Аникушин мне помог оставить мастерскую. Ну, как помог? Он не мог не подписывать письма, а письма я носил Фомину. Письма были такого характера – ЛОСХ просит не ломать мастерскую, оставить ее. Фомин (старший Фомин) был знаком с Шервудом. В резолюции на заявления писали, что, если мастерская не выходит на красную линию – они не против, чтобы ее оставить. Так ее оставили. А все деревянное около нее сломали. А нам дали жилье.
И жил и работал, пока не пришло это строительство, как гроза. А я слышал в союзе, что там создан какой-то штаб по благоустройству – от Марциннюк Т.М. И я ее попросил: Тамара Дмитриевна, включите меня в штаб по благоустройству. Она говорит: хорошо, Костя.
И вот однажды пришло письмо или уведомление, чтобы я явился в Исполком Калининского р-на. Я явился туда. Тут же почему-то явился и скульптор Калинин и еще архитектор Филлипов. Потом появился партийный секретарь района и сказал, что каждому району отведен свой участок – делать памятники – пояс славы. Нас было трое в штабе: я. Калинин и Филлипов. Он посадил нас в машину и сказал, что нашему району отвели участок на Ладоге, у Вагановского спуска и что он хочет показать нам, что уже сделали другие районы. И он отвез и все показал – уже кое-что было построено. И он привез нас на Ладогу и сказал: вот это место наше. Я приехал на берег Ладоги, где никогда в жизни не был (в эвакуацию я ехал на поезде). Это было низкое место, вода, большое озеро. Была булыжниковая дорога, по ней мы подъехали. Потом, когда уже строили памятник, я протестовал, чтобы эту дорогу покрывали асфальтом. Но теперь там асфальт, старой дороги нет. Помнишь, с чего началось? Чтоб не сломали мастерскую.
Вышли из машины. И архитектор Филлатов вышел. И то ли потому, что он небольшого роста, а там горизонтали, вода, он вышел и сказал; что он так чувствует, что надо построить вертикаль. Вот. А я ничего не сказал. А когда мы ехали обратно, это стало у меня вертеться в голове. И не в пример другим работам, которые я делаю непросто, у меня не было другого мотива. А мотив такой – примерно так – не делать памятника на дороге, потому что это святое место, а оградить это место. Архитектор предлагал кол вбить в это место.
У меня было желание оградить. От этого собственно…… Я приехал в мастерскую, у меня появился сразу этот эскиз.
Интересно, правда, с этой работой. Одно говорят, что это знак, другие – скоба. А я сказал бы – это движение рук к небу – молитва. Это я сейчас так думаю – тогда я не думал так.
В общем, в гипсе эскиз был очень быстро, потом я делал в пенопласте. Позвонил я Филлипову и сказал, что у меня есть эскиз – куда мне с ним сунуться. А он мне говорит: а мы с Калининым работаем уже. А я говорю: а я уже сделал. И я поехал с этим эскизом – по-моему. Он предложил, - в мастерскую Ленпроекта, где он работал. Надо сказать, что он быстро перестал работать с Калининым, защищал мою модель от своего руководителя Васильева, который почему-то был против, а Филлипову нравилось это решение. И я потом продолжал работать – один, потому что как это вдвоем работать – я не представляю. Это просто невозможно. Мне объяснили потом – как это у пушкина – «Я помню чудное мгновенье». А ты помнишь? Разве можно вдвоем помнить? Это невозможно. Надо сказать, что Филлипов отстаивал эскиз перед Васильевым, хотя ему и не надо было отстаивать перед ним – ведь было без разницы – нравится тому или не нравится.
Но Филлипов, как архитектор, он ничего не сделал – это, действительно, верно, как я думаю.
Ну, а дальше все было так. Я сделал всю модель в гипсе. Я тут решил эту форму. Решиться заниматься такой формой, когда ты привык лепить натурную форму – это для меня было сложно – такой скачек. По-моему, я это преодолел тогда. И вот в Исполкоме собрались все начальники и всем понравилось, кроме как одному (он был тогда зам. Председ. Исполкома). Он отошел и сказал: а не абстрактная ли это скульптура? А я ему сказал: что вы, посмотрите! Это дорога туда, а это – обратно. И после того, как я так ответил, никаких возражений не было.
А Калинин уже вообще отпал.
Однажды в разговоре – Филлипов наезжал ко мне в мастерскую – я помню хорошо – об авторстве. Это был разговор перед тем, как собралась моя выставка в институте полупроводников (им. Иоффе, на Неве). Я хотел выставить эту модель, и выставил. И я его спросил – как мне быть: ты вроде архитектор, а это моя работа. Он говорит – «Какой я автор». Потом он это отрицал. Но я это не могу придумать. Я не ожидал, что жизнь очень сурова.
Ну, а потом был такой момент, который внес еще другие фамилии – в авторы. Во-первых, на исполкоме, когда решили, что уже будет эта работа там, я подумал: Филлатов ездит туда – получает зарплату в Ленпроекте, председ. Исполкома – в Исполкоме, бульдозерист тоже получает зарплату. Получается - на общественных началах только за счет автора. И я решил тогда сделать 2 камня – один впереди, другой – в воде, и там – рельефы, головы. И чтобы они заказали в комбинате, и я мог бы заработать деньги. А там был такой Хабазов, и я ему говорю: Вы закажите. Ведь я ничего не зарабатываю. Он: да, да. А эти вечные муки у меня были с заказами, которые не принимали, т. е. никогда не было времени напомнить, узнать. И они исчезли. Месяца на два. Да, я им сказал, что хотел бы сделать сам опалубку, что поработать еще над размерами, фактурой, формой. А они сказали, что из-за удаленности не могут там подвести эл. энергию для бетономешалки, поэтому будут делать на экспериментальном бетонном заводе. И потому архитектор приходил с линейкой, все измерял. Поэтому я только сделал модель, остальное все сделали бетонщики. И на заводе был такой инженер рыбин – специалист по мостам. Очень симпатичный человек. Он рассчитал и сконструировал в смысле тяжести, фундамента. Настоящий специалист, необходим был: там была еще задача, чтобы каждая штука была не больше 20 тонн, чтобы увез грузовик.
И вот меня зовут на открытие. И вдруг – вижу – стоит этот камень. Оказывается, на этом бетонном заводе работал такой Дугинец – экспериментатор по эпоксидке, ….идке….. и вот я вижу он поставил на том месте, где предполагал я – вроде таких пропорций, да не тех, вроде что-то, да не то. И еще там рука с факелом вылеплена – отвратительно! Я ему говорю: «Какая скотина, ну хоть бы сделал хорошо!», - и перестал с ним здороваться. Но потом в каких-то открытках появились фамилии Дугинца и еще Яковлева. Яковлев – это художник этого экспериментального завода, и у них какие-то отношения были с Дугинцом.
И когда возникал разговор об авторстве (Дугинец вообще не только не соавтор – ему 15 суток мало и кирпичом), то Филлипов – в крайнем случае «при участии». Ведь там смыкание – вода и берег = архитектор должен был найти, на мой взгляд, это смыкание. А он сделал это лениво, он ничего не сделал. Содрал. Вообще. Всякое плохое решение – просто ленивое. Ленивой души.
Что потом еще было? У меня бывает, спрашивают – что получил. Я говорю – жив остался.
Вообще с этой работой – какое-то таинство. Потому что. С одной стороны. Можно подумать, какая-то плакатность, какой-то знак. Знаковость. У меня с одним был такой разговор. Он говорит: «Ну, что, знак качества тоже есть». А я ему: ну, а у тебя знак качества вызывает какое-нибудь душевное состояние? А он: Извини меня. Понял, про что я говорю, так что странно с этой работой.
Я вернулся к этой работе в этом году, когда делал медаль с изображением этой работы «Разорванное кольцо» и маленький рельеф. Я по-другому изображал эту работу, не только в бронзовой медали, но и в каменном небольшом объеме, и вдруг понял – не совсем вдруг: я стал снова обдумывать эту работу и понял, что как-то получилось тогда давно – новый знак. Не знак в смысле «знак качества» или что-то в этом роде, а несет большое значение – ну, допустим, я сказал бы про такие знаки – пятиконечная звезда, шестиконечная звезда и др.
И вот «Дорога жизни» - это мало того, что это дорога жизни времен войны, но и дорога жизни человеческой. Я увидел это, особенно это видно в пространстве между частями скульптуры. Ни в каких рисунках, книгах я такого знака не встречал, чему сам удивился.
16.11.84…….»[1]
[1] ЦГАЛИ СПб. Фонд Р-480. Опись 1. Дело 4. Симун К.М. "История создания памятника "Разорванное кольцо" на Дороге Жизни". Очерк. Автограф.