Уважаемые коллеги, сегодня я хочу коснуться темы супервизии. И прикоснуться я хочу к ней через прекрасное своей глубиной произведение Гёте – «Фауст». Начало этой драматической поэмы в части пролога в театре погрузило меня в пространство супевизионной сессии, в те роли, которые важно выполнять супервизору, в многомерность работы с супервизантом.
Для цитат в статье я выбрала перевод Холодковского, который специалистами считается более близким к тексту нежели перевод Пастернака.
Итак, когда мы читаем «Пролог в театре» с позиции метафоры нам в первую очередь важно увидеть кто же здесь терапевт, а кто супервизор. В сцене задействованы следующие персонажи: директор, поэт и комик. В сцене обсуждается будущее произведение поэта, которое должно стать успешным и привлечь зрителей в театр. Для себя я вижу терапевта в роли поэта, а директора и комика – частями супервизора.
Давайте рассмотрим послания героев. Почему нам важны именно послания, а не констатация от первого лица? Потому что констатация от первого лица является одним из методов обхода защит, когда психика скорее может усвоить идею.
Начнём с вступления директора:
В самом начале персонаж говорит следующее:
Нет четырех часов, до вечера далеко,
А уж толпа кишит, пустого места нет, —
Точь-в-точь голодные пред лавкой хлебопека,
И шею все сломить готовы за билет.
Здесь мы видим послание развития практики терапевтом. Мы можем сразу говорить, что устремление к успеху настраивает терапевта на укрепление профессиональной идентичности, чему обязательно должен уделять внимание супервизор. Его работа в том числе в том, чтобы настроить терапевта на профессиональный успех, поддерживать в нём цель развития практики – публики, которая «в двери тесные и рвется и спешит».
Поэт на это отвечает «Избавь меня от этой давки шумной». И про что это? Неуверенность в собственном контейнере. Страх, что терапевт не выдержит развития практики, не выдержит большого количества клиентов. Здесь мы тут же можем видеть в терапевте вторичную выгоду от пассивности в шагах к привлечению клиентов, основанной на собственном страхе. С этим страхом также необходимо работать на супервизионных сессиях. Мы здесь видим оттенки комплекса неполноценности, которые компенсаторно выливаются в детское всемогущество, отражаемое в желании создать нечто воистину прекрасное: «Прекрасному — потомства поклоненье!». В таких ситуациях важно подсветить терапевту его глубинный страх за контейнер, увести даже от истории про комплекс неполноценности. Почему? Потому что комплекс неполноценности сам по себе есть вотчина личной терапии, а не супервизии. А в супервизионном пространстве нам важно разворачивать процесс в профессиональную область.
Далее в сцене вступает в игру заземляющая часть супервизора – комик. И он произносит 3 важные фразы:
1) Потомство! Вот о чем мне речи надоели!
2) Кто интересен публике, мой друг,
Тот говорить с толпою может смело
3) Успех тем легче, чем обширней круг!
Первая и вторая фразы вполне в супервизии может быть про взращивание Эго клиентов. С одной стороны, это про то, что не всегда правильно сразу «бежать в маму». С другой стороны, это про то, что когда терапевт не убегает в высокие материи, когда он остаётся на уровне реальности, он ощущается клиентом как понимающий и близкий. Что в свою очередь помогает формированию терапевтического альянса. Супервизор может видеть все детские и духовные проблемы клиента, однако, зачастую важно начать работу с реальности и сегодняшних проблем. Здесь мы включаем в поле терапии когнитивную и поведенческие сферы, они важны и в глубинной терапии.
Ну и третья фраза заземляет. Заземляет тем, что не каждая сессия должна быть шедевральной, что в психологической работе во многом именно практика создает шедевры, а не наоборот.
Следующее важное и весьма юнгианское послание директора: «А главное, мой друг, введите приключенья!». Для юнгианства это, конечно, альфа и омега. Это мистерия внутреннего путешествия, которое обеспечивает терапевт. Это мистерия пути героя или героини. И супервизор с супервизантом работают над способностью последнего инициировать и поддерживать такое путешествие.
Но наш директор многогранен, смотрите, что он говорит дальше: «Пусть каждый кое-что на вкус получит свой!». И тут включается сопротивление поэта, которое я не буду цитировать. Цимус в том, что мы говорим о классической психологической подстройке, которой может вполне сопротивляться Эго терапевта. Это и про чистый язык, и про избавление от излишеств профессионального жаргона, и о способности к эмпатии. И про много что ещё. Важно, чтобы «белый халат» терапевта не фонил пренебрежением и холодом в бессознательном клиента.
Дальше директор расписывает различные типы клиентов в зависимости от их мотивации. И это важно, чтобы отрезвить супервизанта. Не могут приходить в терапию постоянно одни и те же психотипы, нормально учиться работать со всеми ними. Не могут все быть готовы встретиться со своими демонами, заглянуть в свою Тень. И далеко не каждый даже в маму заглянуть готов. Это нормально, с этим надо уметь работать.
А куда пытается убежать наш терапевт-юнгианец-поэт?
Не та ль гармония, что в сердце он лелеет,
Которою, творя, объемлет он весь свет?
Да, индивидуация, целостность, идеал гармонии. Как цель, безусловно, это должно быть в поле терапевта. Но про что говорит наш супервизор? Про то, что в принципе не каждый клиент, вне зависимости от своего интеллекта, способен пройти путь индивидуации. Это реальность жизни. И здесь важно трезво смотреть на терапию. Терапевт – не Бог, результат анализа или терапии в гораздо большей степени зависит от самого пациента. В пациенте концентрируются основные факторы успеха, начиная с здоровости, так скажем, личности и её мотивированности до внешней реальности вне контроля самого человека. Сколько шансов у специалиста привести человека с ПРЛ к целостности? Один из десятков тысяч, скорее всего.
Заземляющая часть супервизора комик дальше переводит супервизанта в поле проблем, с которой чаще всего клиенты и приходят – в отношения. Он предлагает «любовь изобразить». Да, из высших сфер Богов приземляет в мир ловеласов. Также важная функция супервизора: представить реальность отношений без прикрас, чтобы супервизант также был близок к реалиям, а не витал в облаках фантазий, в том числе своих. И послание достигает своей цели вполне, что уже можно увидеть во фразе поэта: «И бред мечты мне был отрада!..».
Диалог завершается рассуждением о юности и старости, где комик-супервизор резюмирует: «До самой старости мы — дети; вот в чем дело!». Вроде мы уже обсуждали, что не стоит бросаться в детстве, но возвращаемся к нему, ведь и забывать о нём нельзя.
Финальные слова сцены исходят из уст директора и это хорошее закругление процесса, когда супевизор подсобирает супервизанта в конце, концентрируя его осознанной позиции в терапии:
Должны вы сразу уловлять
Все то, что нужно и возможно,
И уж из рук не выпускать!
Далее мы могли бы интерпретировать слова про помещение на сцену зверей, огней и иже с ними как возможности использования техник, которые могут быть применимы к случаю.
Но я думаю, что весьма важный момент, когда директор говорит поэту «вы полный господин». И это про то, как супервизор поддерживает в супервизанте идентичность психолога. Как отражает наличие этой идентичности. В этой сцене, во внутреннем диалоге будто сам Гёте подтвердил свою идентичность. И я думаю, что, если такого внутреннего диалога не чурался такой мастер, супервизанту также важно и не стоит бояться поиска подтверждения своей идентичности в работе со своим супервизором.
Удачи с супервизантами и на супервизиях!
Искренне ваша,
Анастасия Малышева
Глубинный психолог / супервизор
Анкета на сайте психологов Б17: https://www.b17.ru/anastasiya_malysheva/