Найти в Дзене
Мистика и тайны

Деревянная девочка

Колесо «Жигулей» с громким хрустом провалилось в очередную яму, скрытую под слоем гниющей листвы. Машина встала как вкопанная. Сергей, съездив по матерному кругу, вылез и пнул резиновый бокс. Они заблудились. Целью его поездки была деревня Заполье, обозначенная на старой карте как место с сохранившейся деревянной архитектурой XIX века. Идеальный кадр для его фото-проекта «Исчезающая Русь». Он пошёл по грунтовке пешком. Воздух был неподвижным и густым, пахло прелой травой и влажной древесиной. Спустя полчаса он увидел первые избы. Не просто заброшенные, а какие-то… приплюснутые. Крыши не провалились внутрь, а будто вжались в стены, как шляпки старых грибов. Окна и двери были заколочены не обычными досками, а кривыми, сучковатыми жердями, перекрещенными особым образом — крест-накрест, с клоком пакли на перекрёстке. Тишина была не мёртвой, а плотной, выжидающей. Сергей, щёлкая затвором камеры, чувствовал себя мародёром на кладбище. Дома стояли слишком близко друг к другу, их слепые окна

Колесо «Жигулей» с громким хрустом провалилось в очередную яму, скрытую под слоем гниющей листвы. Машина встала как вкопанная. Сергей, съездив по матерному кругу, вылез и пнул резиновый бокс. Они заблудились. Целью его поездки была деревня Заполье, обозначенная на старой карте как место с сохранившейся деревянной архитектурой XIX века. Идеальный кадр для его фото-проекта «Исчезающая Русь».

Он пошёл по грунтовке пешком. Воздух был неподвижным и густым, пахло прелой травой и влажной древесиной. Спустя полчаса он увидел первые избы. Не просто заброшенные, а какие-то… приплюснутые. Крыши не провалились внутрь, а будто вжались в стены, как шляпки старых грибов. Окна и двери были заколочены не обычными досками, а кривыми, сучковатыми жердями, перекрещенными особым образом — крест-накрест, с клоком пакли на перекрёстке.

Тишина была не мёртвой, а плотной, выжидающей. Сергей, щёлкая затвором камеры, чувствовал себя мародёром на кладбище. Дома стояли слишком близко друг к другу, их слепые окна смотрели прямо на него. Он поднял камеру, чтобы снять улицу, уходящую в лес, и на видоискателе заметил странность. Между двумя избами висел старый, истлевший канат с тремя узлами. Он покачался на ветру, которого не было.

Внезапно его слух, уже привыкший к тишине, уловил слабый звук. Не скрип и не шорох, а ровное, монотонное поскрёбывание. Металл по дереву. Сергей осторожно двинулся на звук.

Во дворе крайней избы, спиной к нему, сидел старик. Он был одет в выцветшую, почти белую телогрейку и обут в потрёпанные кирзачи. Его узкие плечи ритмично вздрагивали. Старик что-то строгал большим, кривым ножом. Стружка падала к его ногам ровными, неестественно белыми кудрями.

— Здравствуйте, — осторожно окликнул Сергей.

Скребущий звук прекратился. Старик медленно, с сухим хрустом, повернул голову. Его лицо было морщинистым, как печёное яблоко, но глаза… глаза были цвета мутного стекла, абсолютно пустые. Он смотрел сквозь Сергея.

— Тебе чего? — голос у старика был шелестящим, как осенняя листва.

— Я… фотограф. Заблудился. Машина сломалась.

— Машина, — старик беззвучно пошевелил беззубым ртом. — У нас тут ничего не ездит. Не положено.

Он повернулся обратно и снова принялся строгать. Сергей подошёл ближе, стараясь не смотреть в эти стеклянные глаза, и увидел, что старик выстругивал из полена не ложку и не игрушку, а маленькую, грубую фигурку человека. У неё не было лица.

— Что это вы делаете? — спросил Сергей, чувствуя, как по спине бегут мурашки.

— Ждём, — просто ответил старик. — Всех ждём. Место готовим.

Он ткнул ножом в землю перед собой. Сергей посмотрел туда и отшатнулся. В тени под лавкой лежали десятки, сотни таких же деревянных фигурок. Все безликие, все грубо обтёсанные. Они лежали вповалку, как дрова.

Внезапно из-за его спины донёсся детский смех. Резкий, стеклянный. Сергей обернулся. В конце улицы, между двумя избами, мелькнула маленькая фигурка в синем платьице и скрылась за углом.

— Это… кто? — прошептал он.

— Детка, — безразлично сказал старик. — Она первая пришла. Теперь других зазывает. Ей скучно.

Сергею стало физически плохо. Солнце, пробивающееся сквозь чащу, не давало тепла. Он понял, что должен немедленно уходить. Сейчас же.

— Как мне выйти на дорогу? — его голос дрожал.

Старик медленно поднял руку с ножом и указал вглубь деревни.

— Прямо. Никуда не сворачивай. Прямо до конца.

Сергей, не раздумывая, побрел в указанном направлении, чувствуя на спине тяжелый, стеклянный взгляд старика. Улица сужалась, дома становились всё более обветшалыми, их стены поросли мхом, похожим на язвы. Скребущий звук позади него стих, и его сменило тихое поскрёбывание уже справа, слева, спереди. Его окружали.

Он дошёл до конца улицы, где стояла старая колокольня с обрушенным куполом. За ней был не выход, а тупик — высоченный частокол из тех самых кривых, сучковатых жердей, что заколачивали окна. Они были переплетены так плотно, что между ними не было ни щелочки. И на каждой перекладине висело по клочку пакли.

Сергей обернулся. Вся деревня замерла. В слепых окнах изб, в проёмах дверей, в тени под воротами стояли они. Десятки фигур. Мужчины, женщины, дети. Все бледные, все с глазами цвета мутного стекла. Они молча смотрели на него. Ждали.

С последним криком отчаяния Сергей рванулся к частоколу, пытаясь найти лазейку. Его пальцы вцепились в скользкое дерево. И тогда он увидел её. Ту самую девочку в синем платьице. Она сидела на верхней перекладине частокола, свесив ножки, и смотрела на него. На её лице не было ни глаз, ни рта, ни носа. Только гладкая, как у деревянной куклы, поверхность.

Она медленно покачала головой.

Сергей отпрянул и упал на колени. Он услышал за спиной ровный, шелестящий шаг. Это был старик. Он подошёл вплотную и протянул ему ту самую, только что выструганную фигурку.

— Держи, — прошелестел он. — Теперь ты дома. Твоё место готово.

Сергей взял в оцепеневшие пальцы маленькое деревянное подобие человека. Оно было на удивление тёплым. И очень, очень знакомым.